Штрафная мразь (СИ)

Сергей Герман

Штрафная мразь.

Мы ж судьбой оштрафованы

За провинность в боях.

А потом отфильтрованы

Воевать в штрафниках…

Только лишь по ранению

Искупленье дано.

Для врага - мы мишени,

Для своих - всё равно…

Владимир Терновский

Предисловие

Я задумал написать эту книгу много лет тому назад. И только лишь вчера поставил последнюю точку в повести о советских штрафниках. Она не претендует на историко-документальную достоверность. В ней нет архивной точности и сенсационных открытий.

Вполне возможно, что есть какие-либо погрешности в датах, названиях мест боёв, по причине того, что в то время, когда я начинал писать эту книгу, на теме штрафников Красной армии ещё лежало табу. Но в основу этой книги легли судьбы реально существовавших людей.

Впоследствии я уже не захотел ничего менять, исправлять возможные ошибки или неточности. Оставил всё так, как и было в первоначальном тексте, прежде всего потому, что эта книга задумывалась не как хронологическая летопись, а как повествование о солдатах-штрафниках, всех тех, кто впоследствии был проклят и забыт.

* * *

В одну из хмурых, октябрьских ночей 1943 года к полузабытому лесному полустанку, скрипя и постанывая на рельсовых стыках, словно уставший и больной человек, подошёл воинский эшелон.

Паровоз окутался дымом и паром, заскрипел тормозами и загремел сцепами. Эшелон вздрогнул и остановился. Короткий, составленный лишь из нескольких теплушек, он почти сливался с небом. В темноте едва угадывалось смутное очертание вагонов.

Эшелон был воинский. В нём доставили пополнение для фронта. В двух крайних вагонах на двухэтажных не струганных нарах ехали безоружные вчерашние зэки, окруженцы, освобождённые из немецкого плена.

На площадках за вагонами кутались в шинели от холодного ветра охранники с винтовками. Двери вагонов были закрыты, щеколды перевязаны толстой проволокой.

Впереди, там, где натружено пыхтел паровоз, ярко светился зольник. На испачканное мазутом полотно сыпалась жаркая светящаяся зола. Где-то высоко в небе висела одинокая, бледная луна.

Воздух в лесу был сырым, холодным, и в нём тревожно повисла стылая осенняя тишина.

В свете тусклой ночной лампочки дрожала неровная тень часового, стоявшего на платформе рядом с закрытой металлической дверью.

На стене, рядом с дверью осенний ветер трепал плакат: "Берегись сыпного тифа!"

Бумага плакатика была серая, шершавая, словно тельце тифозной вши.

Чумазый маневровый паровозик устало тянул по запасным путям цистерны с мазутом, и пожилой усатый железнодорожник махнул ему жёлтым флажком. На его спине коробился мокрый серо-зелёный плащ, под которым для тепла был пододета ватная грязноватая телогрейка.

Луч прожектора пробежал по крыше полосатой будки и дому путевого обходчика.

Клочья тумана, будто куски рваной простыни неряшливо свисали с берёзовых веток и сосновых лап.

В воздухе плавало беспросветное отчуждение, словно кто-то чужой и страшный не хотел пускать в это безмолвие посторонних людей.

Из головной теплушки выскочил маленький офицер в длиннополой, мешковатой шинели, запнулся о рельсы, устоял и что-то заорал вдоль путей.

Крик офицера разорвал и вспугнул утреннюю тишину.

Уже через минуту, словно эхом разнеслись хриплые громкие голоса младшего комсостава вперемешку с нервной, злой матерщиной, и скрипом отодвигаемых вагонных дверей.

Ёжась от ночной прохлады и прерванного сна, бойцы соскакивали на испачканную мазутом землю и торопливо становились в строй.

Под их ногами шуршала стылая щебёнка, вобравшая в себя ночной холод и влагу. Холодный воздух пах дождём и паровозным дымом. Отблеск луча прожектора лежал на затворах винтовок и лицах солдат, одинаково безликих и молчаливых.

Откуда-то со стороны, на людей уже накатывала едва ощутимая волна близкого фронта, смертельной опасности и тревоги. А сверху, с самых небес на них уже смотрели ангелы смерти Азраил и Аваддон, выбирая для себя тех, кого должны были забрать с собой в Царство мёртвых, уже через несколько дней.

Пристальные взгляды Ангелов проникали в души людей сквозь толщу тумана, шинели и гимнастёрки, и они, до этой минуты галдевшие, покрикивающие, похохатывающие постепенно стихали, прислушиваясь к новому и доселе незнакомому им ощущению.

Отдельно от маршевой колонны, под усиленным конвоем стояла разношерстная толпа из крайних теплушек. С первого раза было не понять, кто это такие. То ли солдаты. То ли уркаганы.

Одеты они были в форменную одежду армейского образца, но без погон и звёздочек на пилотках.

Вид - расхлябанный. На руках татуировки.

По рядам пошёл гулять шёпот:

- Штрафники!.. Штрафники!..

Кто-то из новобранцев, в новом, ещё необмятом обмундировании с интересом вытягивал шею.

-- Где? Где штрафники?

Молодой блатарь с перебитым носом, стоящий в строю штрафников, хищно улыбнулся, показывая металлические «фиксы» и спросил раздражённо:

– Чего зенки топыришь? К нам хочешь?

Новобранец уловил в его тоне угрозу, нервно затоптался на месте, стараясь не встретиться с блатарем глазами, и нырнул за спины других бойцов.

Штрафники! Одно это слово бросало в дрожь. Попасть в штрафную часть, почти всегда означало одно - погибнуть. Или стать инвалидом. Но это в лучшем случае.

Штрафники, в общем понимании, это были люди, обречённые на смерть.

И это было правдой. Их всегда кидали туда, где шансы выжить равнялись нулю.

– Товaрищ стaршинa- не унимался блатарь, -разреши к фраерам сходить. Все бабки ваши, жрaтвa - наша. Всё по закону!

– Кaкой я тебе товaрищ!- огрызался стaршинa. Серый волк в лесу тебе товaрищ. Кончaй базар!

Зря ты так со мной стaршинa,- не унимался задиристый парень.- Я двух легавых загрыз пока меня не скрутили – и тебя зaгрызу, не поморщусь!

– Я те зaгрызу, сявкa,- вскипел стaршинa.- И до фронта не доедешь! Сейчас отведу за путя и шлёпну. Я таких в Гражданскую.... огрызок! А ну, равняйсь!

Подошёл лейтенант. Спросил:

– Что у вас, старшина? - Прикрикнул,– а ну тихо!

Пополнение для штрафной роты отвели в сторону, отдельно от общего строя. Командиры провели перекличку, доложили невысокому капитану.

Тот провёл краткий инструктаж. Приказал не курить в строю. Предупредил, что отставшие и потерявшиеся приравниваются к дезертирам, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Кто- то из штрафников запальчиво крикнул из середины строя:

-Напугали блядь абортом!

Крикуна перебил хриплый насмешливый голос.

-Молчи Клёпа! Вологодский конвой шуток не понимает: стреляет без предупреждения!

Раздался хохот.

Капитан выждал, когда смех утихнет. Покатал желваки. А потом сказал медленно и отчётливо:

- Ну вот, опять весёлые попались. В прошлом эшелоне было двое таких-же. Смеялись и досмеялись. Метрах в ста отсюда лежат. Для них война уже закончилась!

Сказал он это так буднично и просто, что все поверили. Так и есть. Шутки закончились. Помрачнели.

Капитан, уловив смену настроения, усмехнулся.

- Ну что, пошутковали?!

- Куда идем-то? - крикнул кто-то.

Капитан не ответил, дал отмашку рукой.

Стоявший рядом старшина громко, напрягая на шее жилы, гаркнул:

- Напраа-воо! Шаго-оом арш!

Эшелон двинулся назад, а штрафников повели в сторону фронта. Уже светало.

Багрово-красное солнце поднималось из-за кромки леса. Чёрными провалами зияли не прикрытые двери вагонов-теплушек.