Смертники Восточного фронта. За неправое дело

Расс Шнайдер

Смертники Восточного фронта

Часть 1 Холм

Глава 1

Рядовой Кордтс незаметно усмехнулся. Это все были нервы, он просто не смог сдержаться. Скорее всего, никто этого не услышал. Фрайтаг поднялся с земли и оглянулся на него. Его лицо было черным от копоти. Впрочем, какая разница. Кордтс слишком устал, чтобы обращать на что-то внимание. Ему хотелось сесть, но пока еще никто не сел, он не стал опускаться первым на землю.

Ему показалось, что русский вышел из блиндажа почти небрежно, вскинув руки и едва ли не с улыбкой на лице. Было трудно сказать, был ли он напуган, потому что в следующее мгновение пленный рухнул лицом вниз прямо к ногам Фрайтага. Фрайтаг еле успел отскочить в сторону и тоже чуть не свалился.

Военная форма русского немного пахла дымом, может быть, это пахло его обгорелой кожей, хотя с первого взгляда он вроде бы не пострадал от огня. Кордтс подтолкнул его тело носком сапога. Он хотел перевернуть голову русского, чтобы еще раз взглянуть на его лицо.

Однако тут же передумал и отошел назад. На него снова неожиданно накатило желание усмехнуться, и на этот раз он не стал сдерживать себя. Из его горла вырвался приглушенный стон. Кордтс снова посмотрел на блиндаж, находившийся метрах в тридцати от него.

Мимо него пробежали несколько других солдат. Взвод огнеметчиков только что справился с соседним боевым укреплением, которое дымило, как горящая нефтяная вышка. Из него донеслись жуткие крики, мгновенно заставившие Кордтса прийти в себя.

Их услышали и другие солдаты, которые просто остановились и стали наблюдать за тем, как огнеметная команда доделывает свое дело. Герц медленно, вперед и назад, водил форсункой, которая слегка подергивалась, когда он сильнее обычного нажимал на выпускной клапан. У огнемета было что-то не в порядке со спусковым крючком. Огнемет действует вполне исправно, когда к нему привыкнешь и знаешь все его особенности. Кордтс слышал об одном случае во время боевой подготовки, когда солдат из какой-то другой части недостаточно крепко держал в руке огнемет и первый же выхлоп пламени угодил ему прямо в лицо. Кордтс не знал, было ли это на самом деле или просто придуманная история, однако особых причин для сомнений не находил. В своей массе людям не нравится иметь дело с огнеметами. Обращаться с ними чаще всего поручают каким-нибудь наивным, жизнерадостным и бесстрашным парням, чаще всего молодым, а не старослужащим. Правда, в последнее время такая практика претерпела серьезные изменения, например, за последнюю неделю, когда они приступили к уничтожению блиндажей так называемой линии Сталина.

Кордтс моргнул, чувствуя, что снова погружается в усталое оцепенение, перестав на время слышать окружающие звуки. При этом все вокруг него как будто неожиданно замолкло. В следующее мгновение до его слуха снова донесся жуткий, нечеловеческий крик. Крик быстро прекратился, и теперь, похоже, навсегда. Языки огня, вырывавшиеся из огнемета Герца, продолжали лизать стену блиндажа. Последний выхлоп огня оборвался так резко, как будто смотровая щель мощным глотком засосала его. Герц опустил огнемет и сел на пенек Местность вокруг блиндажей была усеяна многочисленными пнями деревьев. Последовав его примеру, Кордтс опустился на землю и отвел взгляд в сторону. В стороне от блиндажей простиралась низина, поросшая зеленой луговой травой и полевыми цветами. Дальше она переходила в склон холма, на краю которого рос сосновый бор. Старые сосны росли достаточно просторно, и поэтому лес был залит солнечным светом.

Они пришли со стороны леса и попали под огонь, который русские вели из блиндажей. Им пришлось отступить под прикрытие деревьев и попросить артиллерийской поддержки. Через несколько минут орудия обрушили мощные залпы на вражеские укрепленные сооружения. Огонь велся кучно и метко. Еще в первые недели вторжения в эту страну пехотинцы с удовольствием отметили, что артиллерия работает прекрасно и точно попадает в цель. Обстрел продолжался примерно пятнадцать минут, и, все еще находясь в сосновом бору, они видели, как снаряды попадают прямо во вражеские блиндажи. Однако разгромить их было трудно. Они были глубоко врыты в землю, укреплены бетонными конструкциями и хорошо замаскированы. Орудиям не удалось полностью уничтожить их.

Они снова вышли из леса и снова попали под огонь русских пулеметов, и, рассредоточившись, группками по два-три человека двинулись вперед по усеянному пнями полю, все равно неся при этом потери. Для многих из них все это еще было в новинку — бой, убитые, раненые. Убитые и раненые существовали отдельно, так же как и тыловые службы или гражданские или любые другие люди. Быстро наступая растянутыми цепями, как их обучали дома, они потеряли всего одного человека убитым, раненых было всего несколько. При этом они прятались за пнями срубленных деревьев. По мнению нескольких молодых офицеров, совсем недавно начавших приобретать боевой опыт, русские поступили неразумно, оставив так много препятствий, которые им самим мешали вести огонь, заслоняя поле обзора. Остальные были благодарны противнику за то, что тот дал им возможность прятаться за пнями от пулеметных очередей. Год спустя, оправившись от хаоса и идиотизма первых недель войны, русские могли бы обстрелять их из пехотных минометов и уложили бы на этом самом поле массу немцев, которые попытались бы инстинктивно перегруппироваться на этом открытом пространстве.

Однако в этот самый день в конце июля у русских не было ни минометов, ни артиллерийских орудий, установленных на позициях позади линии укрепленных огневых точек. Таким образом, несмотря на их пулеметный огонь, немцы смогли перегруппироваться и отправить на расправу с блиндажами несколько команд огнеметчиков.

И вот час спустя Кордтс сидит на земле и отдыхает, разглядывая поле, которое им посчастливилось преодолеть. При этом он старается не смотреть на блиндаж, из которого доносится зловоние горелой человеческой плоти. Вскоре в поле его зрения появился Фрайтаг, который в следующую секунду куда-то скрылся.

Кордтс почувствовал голод. Его мысли стремительно перескакивали с одной на другую, затем он понял, что голоден. Он вытащил из кармана кусок копченой колбасы, которую несколько дней назад отобрал у какого-то гражданского. Колбаса была надгрызана, и он откусил еще один кусок, не позаботившись отрезать его перочинным ножом. Сильный запах горелого куриного жира, который Кордтс ощутил несколько секунд назад, начал снова обволакивать его губы и ноздри, и он стал торопливо жевать, желая перебить его.

— Как ты можешь есть? — спросил у него Браммлер.

— Сам не знаю, — ответил Кордтс.

Оглянувшись, он увидел сидящего позади него Браммлера. Неподалеку восседали на пеньках Молль и Эриксон. У них были грязные, закопченные лица, на которых блестели капли пота. Они сняли каски и пили из фляжек. Волосы у обоих были грязные и растрепанные. Браммлер тоже поднес к губам фляжку с водой. У Кордтса возникло страстное желание закурить, когда его товарищи вытащили сигареты. Однако прежде чем сделать это, он дожевал колбасу, запив ее остатками воды.

Он увидел приближавшегося к ним фельдфебеля Лаутерманна, командира взвода. Со стороны сожженного блиндажа донесся какой-то шум, и, посмотрев в ту сторону, Лаутерманн развернулся и отправился к нему. Остальные повернули головы, провожая его взглядом.

Герц по-прежнему сидел на пне возле блиндажа.

Несколько солдат из их взвода собрались вокруг почерневшей амбразуры. Огня уже не было, но в небо все еще поднимался дым.

— Вы только посмотрите! — произнес Браммлер. Встав, он поспешил вслед за Лаутерманном.

— Вижу, — отозвался Кордтс, точно не зная, действительно ли что-то видит. Да, верно, когда один из солдат на мгновение отступил в сторону, он увидел, как из амбразуры вытаскивают что-то такое, что осталось от защитников русского блиндажа. Черные руки были скованы цепью, от которой еще одна цепь тянулась внутрь, в темноту, где, видимо, крепилась к стене.