Последняя ночь на Извилистой реке

На парижском жаргоне словечко «bastringue» означало танцевальный зал с баром, где было вино и закуски. Ресторан сумел выдержать 1990 год, тяжелый для многих заведений. Льняные скатерти на столиках прикрыли бумажной клеенкой, а сам ресторан превратился в бистро. Теперь здесь подавали бифштексы с жареным картофелем, вареные мидии с белым вином и луком-пореем. Но в девяносто пятом кончился срок аренды. Продлевать ее не имело смысла: Куин-стрит-Вест из места с сомнительной репутацией превратилась в безликий торговый квартал. (Помещение «Бастринга» занял обувной магазин, а Марсель вернулся во Францию.)

Доминик и Патрис Арно держались вместе. Год они проработали в ресторане «Авалон», однако Арно постоянно говорил повару, что они «выжидают». Патрису хотелось вновь открыть собственный ресторан, и в девяносто седьмом он купил помещение разорившегося ресторана в районе Саммерхилла. Здесь к ним пришел Сильвестро. Итальянец, уроженец Калабрии, он работал в Милане, потом в Лондоне. («Это значит, что человек способен учиться новому», — сказал Доминику Патрис. Он сделал молодого Сильвестро вторым шеф-поваром.)

Свой новый ресторан Арно решил назвать «Патрис», и в этом не было ничего удивительного.

— Ты это заработал, — сказал ему тогда Доминик. — И не смущайся собственного имени на вывеске.

Несколько первых лет дела в ресторане шли сносно. Арно и Доминик обучали Сильвестро фирменным блюдам уехавшего Марселя. Молодой итальянец учился готовить омара в горчичном сабайоне, рыбный суп по-бретонски, паштет из утиной печени в винном желе, палтус en papillote [186], côte de bouef [187]на двоих, жареную говяжью печенку с ломтиками сала, многоярусным луком и нежным бульонным соусом. Естественно, Сильвестро добавил в меню ресторана и свои любимые рецепты: равиоли с улитками и чесночным маслом, в которое добавлялась смесь трав, говяжьи эскалопы с лимонным соусом, домашнюю лапшу тальятелле с маринованной уткой и белыми грибами, кролика с пшеничными клецками. (Доминик тоже сделал кое-какие добавления в меню.) Ресторан в доме 1158 по Янг-стрит был новым, но он не был чисто французским. И вопреки надеждам Арно его заведение не стало модным.

— Дело, конечно, не в названии, хотя и название тоже влияет, — сказал Патрис Доминику и Сильвестро. — Я слишком превратно представлял себе запросы Роуздейла. В этом районе не нужен дорогой французский ресторан. Нам нужно заведение попроще и подешевле! Мы ведь хотим, чтобы посетители приходили к нам два-три раза в неделю, а не раз в два месяца.

В рождественские праздники ресторан «Патрис» обычно был закрыт. Персонал отдыхал. Но на этот раз самому Арно было не до отдыха. Время с двадцать четвертого декабря до второго января он использовал для обновления своего заведения. Стулья он решил заменить банкетками светлых тонов, лимонно-желтые стены — зашпаклевать, где это требуется, и заново покрасить. Их предстояло украсить плакатами, воспроизводящими рекламные афиши старой французской пароходной линии «Генеральной Трансатлантической компании» [188]и ее знаменитого пассажирского маршрута: Гавр — Саутхемптон — Нью-Йорк. Патрису удалось разыскать репринтные издания афиш парижского кабаре «Мулен-Руж», сделанных Тулуз-Лотреком. На одной из них была изображена танцовщица Ля Гулю [189], а на другой — Жанна Авриль [190]. В меню появлялись рыба с чипсами и рубленый бифштекс с жареным картофелем. Цены на еду и выпивку снижались на двадцать пять процентов. Казалось, Арно решил вернуться к временам «Бастринга» и превратить свой ресторан в бистро. Однако самого слова «бистро» владелец тщательно избегал. («Слово затертое, оно давно утратило смысл!» — так объявил своему персоналу Арно.)

Обновление было обычной уловкой, к которой прибегали владельцы ресторанов, чтобы увеличить число посетителей.

— А как насчет названия? — спросил Сильвестро.

Доминик догадался, что молодой калабриец уже придумал свое.

— Я понял, что «Патрис» — это слишком старомодно. Эта эпоха ушла, и нечего насильно возвращать ее. Название тоже придется сменить.

Арно был умен и тонок. Он говорил с оттенком легкомыслия, но держался очень учтиво, никого не задевая и не обижая. Доминик любил этого человека и восхищался им. Однако хромого повара страшила перемена названия ради того, чтобы понравиться горделивым роуздейлским снобам.

— Друзья, вы знаете, о чем я думаю, — начал Сильвестро.

Он тоже держался с наигранным легкомыслием. Неискренность ощущалась, но парень был обаятельным и уверенным в себе. Словом, таким, каким каждый отец хотел бы видеть своего сына.

Молодого повара вдохновил эффект матированного стекла в нижней части большой витрины, выходящей на Янг-стрит. Для прохожих стекло было непроницаемым, и интерьера зала они не видели. Зато верхняя часть витрины оставалась прозрачной. Посетителям ресторана открывался вид на канадский флаг с красным кленовым листом, развевающийся над Саммерхиллским винным магазином. Вскоре к этому зрелищу добавятся новые детали — два строящихся кондоминиума на Скривнер-сквер. Словом, нижняя часть служила своеобразным занавесом.

— Я предлагаю назвать обновленный ресторан «La Tenda», — с чувством произнес Сильвестро. — В переводе с итальянского — «Занавес».

— Для меня звучит мрачновато, — признался Доминик. — Не хотел бы я ужинать в ресторане с таким названием.

— Сильвестро, я думаю, тебе стоит приберечь это название для первого собственного ресторана, который у тебя обязательно будет, — подсластил пилюлю Арно.

— «La Tenda», — с упрямством ребенка повторил Сильвестро, и в его теплых карих глазах блеснули слезы.

— Пойми ты, это название — слишком итальянское, — сказал Доминик Бачагалупо, пытаясь успокоить эмоционального парня. — Ресторан имеет французский оттенок и вдруг — итальянское название.

Если бы Патрис согласился на такое название, что сказал бы Кетчум? Раздумывая над этим, Доминик сознавал полную абсурдность своего аргумента. После рождественских каникул в удешевленном меню ресторана должны появиться блюда по его рецептам: сицилийский мясной хлеб и макароны alla puttanesca [191].

Ошеломленный Патрис и шокированный Сильвестро недоверчиво смотрели на старого повара. «Мы зашли в тупик», — подумал Доминик. Сейчас здесь очень пригодилась бы писательская фантазия Дэниела.

— В таком случае, Доминик, почему бы не назвать ресторан «Бачагалупо»? — с некоторым вызовом спросил молодой повар.

— Только не «Бачагалупо»! — испуганно воскликнул повар.

(Если Ковбой его не прикончит, это сделает Кетчум!)

— Но и это тоже слишком итальянское название! — уже более эмоционально напомнил им Арно.

— Я говорю об английском переводе этой фамилии, — пояснил Сильвестро.

Арно не разгадал ее смысла, хотя слово по звучанию было очень близко к французскому.

— «Поцелуй волка», — медленно произнес Сильвестро, делая ударение на обоих словах.

Арно невольно вздрогнул. Он был невысоким, крепко сбитым, с коротко подстриженными седыми волосами и улыбкой мудреца. Он всегда носил черные, тщательно отутюженные брюки и элегантную, но с открытым воротом рубашку. Этот человек умел придать церемониям оттенок естественности. Можно сказать, он был ресторатором старой школы: вежливым, философичным; он ценил традиции, но мгновенно понимал, когда нужно поменять стиль.

— «Поцелуй волка»! Что же вы мне раньше не сказали, Доминик? — озорно засмеявшись, спросил Арно у своего верного друга. — Название современное, соблазнительное и с оттенком вызова!

«Конечно, такое название имеет оттенок вызова», — подумал повар. И это будет не самым главным доводом, когда ему придется объясняться с Кетчумом. Доминику сейчас не хотелось даже гадать, какое мнение выскажет старый сплавщик, когда узнает об этом. «Гора лосиного дерьма!» — вот что скажет Кетчум. А возможно, и что-нибудь покрепче.