Последняя ночь на Извилистой реке

Рождественские праздники в Колорадо были просто великолепны, однако дом в Уинтер-парке представлял собой слишком большое искушение для Джо. Отец с дедом возвращались в Торонто, лыжный сезон продолжался, а дом оставался в полном распоряжении Джо и его друзей. Естественно, парень пропускал занятия и наведывался в Уинтер-парк едва ли не всякий раз, когда выпадал свежий снег. Одно то, что неподалеку есть место, куда можно приехать и покататься на лыжах, затуманило бы мозги любому студенту в Боулдере. Но когда в твоем полном распоряжении уютное пристанище буквально в двух шагах от лыжных подъемников… по сути, это и погубило Джо. («Дэниел, о чем ты думал?» — мысленно спросил сына Доминик Бачагалупо.)

Наконец вспыхнул зеленый свет, и повар похромал через Янг-стрит. Но даже сейчас он внимательно глядел по сторонам. Перед Рождеством число водителей с заячьими мозгами заметно возрастало. Они лихорадочно искали место стоянки возле Саммерхиллского винного магазина и Пивного центра. Как сын однажды назвал этот район? Повар стал припоминать. Кажется, «покупательским раем для гедонистов».

Магазины и рынки поражали воображение, это правда. Тут продавались отличные продукты, свежая рыба, громадные колбасы и окорока, но по баснословным ценам. Повару казалось, что перед Рождеством весь город торопится запастись спиртным, забыв о правилах движения! (Возвращения сына к выпивке повар не осуждал, понимая, какие причины заставили его это сделать.)

По Янг-стрит гулял ледяной ветер. Даже в перчатках у Доминика озябли руки, пока он возился с ключами, открывая запертую дверь ресторана. Официанты и большинство кухонных работников заходили через другую дверь, со стороны Краунс-лейн — улицы, параллельной Янг-стрит. Но у повара был свой ключ. Стоя спиной к ветру, Доминик силился открыть дверь.

В округе Коос бывали зимы и похолоднее. Да и в округе Уиндем — тоже. Но здешний холод был промозглым. Доминик Бачагалупо вспомнил, как он мерз в бостонском Норт-Энде. Правда, Кармелла всегда отогревала его. Это ему тоже вспомнилось. Он тосковал по ней — только по ней одной, по своей Кармелле. Однако его ничуть не угнетало, что сейчас у него нет женщины. Он понял, что в этом возрасте вполне может обходиться без женщин.

«Но почему я перестал тосковать по Рози?» — думал он.

— А знаешь, Стряпун, я вдруг поймал себя на мысли, что не тоскую по ней, — как-то признался ему Кетчум. — Можешь себе представить такое?

Теперь и повар поймал себя на той же мысли. Может, всему виной напряженные отношения, сложившиеся тогда в их «треугольнике»? Или жесткое суждение Джейн? Или то, что они с Кетчумом долго дурачили Дэниела, рассказывая сказку про вторгнувшегося медведя? Может, поэтому они оба вдруг перестали тосковать по женщине, которую так любили?

На пути к ресторанной кухне Доминика приветствовал аромат телячьей подливы, которую молодой повар Сильвестро называл «матерью всех соусов». Он не преувеличивал. Готовить ее начали еще вчера вечером. Подлива прошла первое и второе закипание и теперь медленно доходила до нужного состояния. Двумя другими «материнскими соусами» Сильвестро были томатный соус и соус бешамель [183]. Пока Доминик вешал пальто, разматывал шарф и пытался расчесать волосы, плотно примятые любимой лыжной шапочкой Джо, его нос ощущал ароматы всех соусов сразу.

«Старый профи» — так называли Доминика на ресторанной кухне, хотя сам он вполне довольствовался ролью помощника изобретательного Сильвестро, готовящего соусы, подливы и все мясные блюда. Кристина и Джойс занимались супами и рыбой. До сих пор ему не приходилось работать вместе с женщинами, владевшими поварским искусством. Еще один достаточно молодой повар по имени Скотт ведал выпечкой и десертами. Доминик называл себя «полуудалившимся отдел». Он занимался тем, что требовалось в данный момент: начинал приготовление блюд, заканчивал начатые другими, поражая Сильвестро обширным знанием соусов и мясных кушаний. Доминика еще называли «мастером на все руки». Он был старше всех остальных, а не только порывистого Сильвестро, которого Доминик просто обожал. Сильвестро был ему как второй сын, но этим сравнением он никогда не делился со своим любимым Дэниелом.

Доминик по-отцовски относился к Сильвестро, но хранил это в тайне, не говоря даже Кетчуму, — отчасти потому, что старый сплавщик теперь превратился в рьяного отправителя факсов. Факсы, посылаемые Кетчумом повару и его сыну, были длинными и непонятными. (Иногда, прочтя несколько страниц очередного послания из Нью-Гэмпшира, оба так и не могли понять, о чем же этот факс.) Факсы от Кетчума приходили в любое время суток, и оставалось только гадать, спит ли когда-нибудь их отправитель. (То, что он тревожит сон получателей, Кетчума не волновало.) В конце концов Дэнни перенес факс-аппарат на кухню их дома на Клуни-драйв.

Кетчум зацепился за Сильвестро: имя молодого повара казалось ему слишком итальянским. Посему Кетчуму вовсе не нужно знать, что его давний друг Стряпун считает Сильвестро «вторым сыном». Доминик не жаждал получить дополнительную лавину факсов. Обычных ежедневных порций было более чем достаточно.

Я ДУМАЛ, РЕСТОРАН, ГДЕ ТЫ РАБОТАЕШЬ, ВРОДЕ БЫ УЙДЯ НА ПОКОЙ, — ФРАНЦУЗСКИЙ. НАДЕЮСЬ, ТЕБЕ НЕ ВЗБРЕДЕТ В ГОЛОВУ МЕНЯТЬ ЕГО НАЗВАНИЕ. ОСОБЕННО НА ИТАЛЬЯНСКОЕ! А ЭТОТ МОЛОДОЙ ПОВАР, У КОТОРОГО ТЫ НА ПОДХВАТЕ, — СИЛЬВЕСТРО, ДА? ПО-МОЕМУ, НЕ ОЧЕНЬ-ТО ФРАНЦУЗСКОЕ ИМЯ. НО РЕСТОРАН ПОКА ЕЩЕ НАЗЫВАЕТСЯ «ПАТРИС», ДА?

«И да, и нет», — думал повар. Это и было причиной, по которой он не торопился отвечать на недавний факс Кетчума.

Пятидесятивосьмилетний Патрис Арно — владелец и метрдотель ресторана — был ровесником Дэниела. Он родился в Лионе, рос в Марселе, а в шестнадцать лет отправился учиться в Ниццу. Там он поступил в школу гостиничного бизнеса. На кухне ресторана висела старая фотография, тонированная под сепию, запечатлевшая Арно-подростка в белоснежном поварском одеянии. Однако дальнейшая карьера этого человека складывалась не на кухне, а в управлении. Он работал метрдотелем в ресторане одного пляжного клуба на Бермудских островах, где просто очаровал хозяина знаменитого торонтского отеля «Уэмбли».

Когда в восемьдесят третьем году Доминик с сыном только-только переселились в Торонто, Патрис Арно управлял «Максимом» — популярным кафе на углу улиц Бэй и Блур, где горожане любили встречаться и назначать свидания. «Максим» был третьей версией кафе-ресторана в стенах старого, уставшего «Уэмбли». Для Доминика Бачагалупо, в ушах которого продолжали звучать грозные предупреждения Кетчума («Ни в коем случае ничего итальянского!»), «Максим» и Патрис Арно явились лучшей находкой. Здесь не было и намека на что-то итальянское. Патрис уговорил своего младшего брата Марселя покинуть город-тезку и занять место шеф-повара «Максима». Так что заведение было очень и очень французским.

— Но, увы, Доминик, корабль уже тонет, — предупредил его тогда Патрис.

Иными словами, вкусы и пристрастия горожан быстро менялись. Посетителям будущего не захочется проводить время в основательных, консервативных гостиничных ресторанах. (После ухода Арно и его брата из «Максима» старый отель «Уэмбли» переоборудовали под многоэтажный гараж.)

В течение десяти лет Доминик Бачагалупо работал у братьев Арно в их собственном ресторане на Куин-стрит-Вест. В прежние времена район этот не принадлежал к числу фешенебельных и имел довольно сомнительную репутацию. Сейчас он менял свой облик и население. Однако ресторан, названный Патрисом «Бастринг», процветал. За ланч и ужин они обслуживали до пятидесяти посетителей. Марсель был шеф-поваром, и Доминик с удовольствием у него учился. В ресторане подавали фуа-гра [184]и свежие устрицы «Fine de Claire» (их привозили из Франции). (И вновь Доминик упустил возможность научиться готовить десерты. «Тартатен» [185], который Марсель так изумительно готовил со сладким кремом сабайон и кальвадосом, у него едва вытягивал на «удовлетворительно».)