Современная чехословацкая повесть. 70-е годы

— Вот мама, — сказала Ладена. — Не дашь ведь ей пятидесяти?

— Никогда, — сказал я.

А потом спросил:

— Ты почему не ездишь домой, хотя бы раз в неделю?

— Так. Не могу.

— Но почему?

— Не задавай глупых вопросов, Алеш!

— А я задаю глупые?

— Конечно.

Мы помолчали.

— Я не хочу, Ладена, чтоб из-за меня ты портила отношения с твоими. Это было бы мне крайне неприятно.

— Я уже все это утрясла, Алеш. Не думай, мама — не мещанка. Просто она хотела слышать правду от меня… Она ее услышала. А знаешь? У мамы будет день рожденья. Сделаешь приписку?

Ладена вынула письмо. То было не письмо, а целая новелла. Три листа, сплошь исписанных мелким Ладениным почерком. Я приписал несколько слов. Мол, рад возможности передать поздравления — что-то в этом духе. И подписался: «Алеш». Ладена смотрела на листок через мое плечо. Потом, заклеив конверт, сказала:

— Маму зови Ганка, а то обидится.

— Да что ты? — сказал я, подумав, где это я буду называть ее так.

— Обязательно. И можешь говорить ей «ты».

Я кивнул.

Ладена подняла свои большие золотисто-карие глаза и бросилась от тумбочки ко мне.

— Алеш, — сказала она с облегчением в голосе, как будто радуясь, что все опять в порядке, — спроси меня еще раз, почему я не уехала домой на воскресенье!

— Зачем?

— Спроси!

— Ну — почему?

— А потому что мне даже не хочется. Я хочу быть с тобой!

— А раньше ездила? — боялся я поверить.

— Ну вот, привет. Ты долго еще будешь ревновать? — нахмурилась она, так что у переносья собрались морщинки. — Я знаю, на уме у тебя — Рихард. Думаешь, я проводила с ним все воскресенья, а теперь корчу из себя святую, жертвующую родными, и выдаю это за добродетель…

— Постой, — прервал ее я, — почему именно Рихард? Тебе каждый день звонит какой-то парень! Несметное число парней…

— На то и телефон, чтобы люди звонили. Мне звонят разные знакомые. Обычно я в них как-то заинтересована. Так что не суетись. Не предъявляй претензий, если все равно будем разводиться.

— Как знаешь, — сказал я.

Она не ответила. Лицо у нее было неподвижно, и ни за что нельзя было понять, что она в этот момент думает. Я испугался, что переборщил. И тут же покаянно произнес:

— Ладена… Знаешь… я ведь тебя очень люблю.

— Это ты так думаешь, — сделала она ударение на последнем слове и положила ладонь мне на руку.

Но не сказала, что готова ограничить круг своих знакомых. Знала, что я хочу это услышать, но не сказала.

А я уставился на нее влюбленными глазами… Да я и правда к тому времени влюбился по уши.

Она погладила меня по щеке.

— Вишня тут будет с минуты на минуту. Шесть часов.

— Ну это другой разговор! — воскликнул я и сжал ее в объятиях.

И целовались мы, пока не появилась Вишня…

Потом еще немного поболтали все втроем. Ладене уже достали калькулятор — правда не новый, но работал безотказно. Заговорили о том, что вычисляют у них в институте и что вообще может поддаваться вычислению. Какая же этого была прорва!.. Состояние материи, химические равновесия, скорость элементарных частиц и их энергия… Потом Ладена взяла пальто и пошла проводить меня до остановки.

Мы шли, держась за руки, и молчали. По аллее к центральному корпусу прогуливались девчонки. Вдалеке я увидел Голубову. Узнал ее по развинченной походке. Я ничего не сказал, только пошел быстрее и свернул на ближайшую дорожку. Ладена моего маневра даже не заметила.

Потом она задумчиво произнесла:

— Вишня едет домой. Можешь, если хочешь, до понедельника у нас остаться. Если имеется у тебя такое желание.

— Желание-то у меня имеется, да только…

— Что только?

— Родители, — глухо проговорил я.

— Ездишь же ты в горы. Почему не поехать и на этот раз? — сказала она с обычной своей безапелляционностью.

— В такую-то погоду ехать с лыжами… Все знают, что уже неделя, как сошел снег.

Мне не хотелось нарываться дома на скандал. Тратить на это нервы и портить себе настроение.

— В Шпиндлеровце его еще на метр! — сказала Ладена.

— Пожалуй… А если нет, поеду хоть до Либерца, — засмеялся я — Ладенина идея стала меня увлекать.

Конечно, был и некоторый риск: дойди это до комендантши Шкваржиловой, дело могло принять довольно скверный оборот — Ладене предложили бы оставить общежитие. «Ну да уж как-нибудь Ладена знает, что можно, а чего нельзя в здешних условиях», — подумал я, и мысль, что мы подолгу будем целые два дня одни, меня совершенно захватила. Да и чего бояться — мы, в конце концов, супруги! Как это я забыл? Все время это вылетало у меня из головы.

— Что мне купить? — спросил я.

— Что ты умеешь готовить? Мне надо заниматься.

— Ах вон что! Тебе понадобился повар. А нам еще надо в «Славию», — вспомнил я. — Я Колману пообещал представить свою дикарку. Знаешь, он зовет тебя дикаркой.

— Да все успеем, — сказала Ладена, — не паникуй заранее.

— Думаешь, все?..

— Оставь!..

— Я говорю о семинаре. Мне надо быть готовым к понедельнику.

— Тебе это надо было еще к тому понедельнику. В общем, не разговаривай, беги. Вон твой трамвай. Постой! Поцеловать меня разве не надо? Не забывай этого, Алеш…

— Я ведь тебе уж говорил!..

— Об этом не говорят…

— Пойми… Мне нужно доказать им…

— Уже три года нужно… Знаю!

— Значит, во сколько?

— В шесть.

— Я куплю сигареты…

— Лучше купи еды. Мама мне не прислала денег, думала, я приеду.

— Ты напиши ей. Будь! И что я поздравляю…

— Помню, помню! — помахала мне Ладена.

Жизнь была сказочно прекрасна. Мир наполняла музыка. Вечером я бросил взгляд на себя в зеркало. Волосы чуть потемнели за зиму, но отросли. А вот рубашка мне не нравилась. Надо купить другую. А на какие шиши? Папа перестал давать мне деньги — дальнейший обдуманный ход в наступлении на меня. «Ничего — заработаю!» — успокоил я себя. Начну переводить с русского или продавать в палатке зелень по субботам и воскресеньям. Некоторые ребята у нас на факультете делают это годами. Пепик Станку освоил даже узкую специализацию по каштанам. Две девочки у него их продавали, а он заключал договор с дирекцией кафетерия. Только доставлял по утрам товар и тележку, а вечерами отвозил на склад. Я в задумчивости погладил рукой подбородок. Щетина. Не забыть электробритву. Надо взять в общежитие бритву и полотенце. Что еще? Я стал записывать каждый предмет на листочке.

И едва не забыл, что придется захватывать лыжи и тренировки.

* * *

С пятницы на субботу нам спалось отлично. Общежитие наполовину пустовало, кухня была свободна, и, пока я варил спагетти, Ладена стирала. Когда поужинали, я подсел к ней и взял за руку. Вид у Ладены был усталый.

— Голова кругом идет, — сказала она. — Вишня не сделала, что обещала, а я теперь отдувайся. Кошмар сколько вычислений. Скорей бы уж каникулы!

При этих словах она мечтательно потянулась, запрокидываясь на диван. Потом сказала:

— Сегодня будешь отсыпаться!

Когда я уже задремал, Ладена все еще сидела над бумагами за столиком.

В субботу мы встретились с Колманом и посидели в «Славии». Он был при деньгах, пригласил нас, повторял:

— Заказывайте, что хотите, пока это еще возможно — вот как женюсь, тогда будет сложнее…

И все поглядывал на эту свою пигалицу. Мы проболтали вчетвером до вечера.

Простившись с ними, мы решили, что пойдем пешком, и сделали оплошность. Стал крапать дождь и, когда мы уже почти дошли до общежития, превратился в настоящий ливень. Даже в комнате с нас еще капало.

Я снял с себя все мокрое и натянул пижаму. Из рюкзака я мог бы достать тренировки, но ощущение чистой пижамы на теле всегда доставляло мне удовольствие.

— Оставь, Алеш, — сказала мне Ладена, когда я попытался заломить на мокрых брюках складку, — я тебе их отглажу, когда высохнут.

Мы заварили чай. Когда допили, вытащили одеяла и забрались в постель. На улице, не переставая, лило. Мы оставили одну настольную лампу и негромко пустили магнитофон. Я вспомнил, как мы с Ладеной познакомились, как она болела и я всю ночь ходил смотреть на нее, — и неожиданно почувствовал, что без Ладены не смогу прожить и дня. Но говорить с ней начал не об этом, а о Колмане.