Журавленок и молнии

е.

...Максимка опечалился до глубины души, когда узнал, что Журка уходит.

— Я буду у тебя часто бывать, — пообещал Журка. Ему тоже стало грустно. — Часто-часто. Даже надоем.

— Нет, не надоешь!.. А зачем ты Федота забихаешь? Мне без него скучно будет.

Журка растерянно посмотрел на Лидию Сергеевну.

— Может, правда, оставишь? — спросила она. — Пока в садике карантин... Максимке все же веселее. Ты не будешь мучить Федота, Максим? Журка, он не будет...

— Да разве мне жалко? Пускай! — Журка был рад, что хоть чем-то может утешить Максима.

Лидия Сергеевна обняла Журку.

— Я думаю, ты помиришься с папой. Вы должны разобраться во всем сами... Тут, Журавушка, никто вам не поможет: ни друг, ни учитель. Может быть, только мама...

«А чем поможет мама?» — подумал Журка.

Отец, хотя и отдал ключ, не ушел. Ждал Журку на улице. Журка увидел его, остановился на миг, потом пожал плечами и пошел. Сам по себе. Отец нагнал, зашагал рядом.

— Надо поговорить, Юрий.

Журка молчал, глядя перед собой.

— Слышишь?

— Что?

— Поговорить надо.

— Я слышу, — сказал Журка. — Но я не знаю, про что говорить. Если знаешь, говори.

День был хороший, синий и солнечный. Грязь подморозило, на лужах блестел стеклянный ледок. Журка щурился от солнечных лучей. Иногда трогал языком рубчик на губе.

— Я вот что... — стараясь держаться деловитого тона, сказал отец. — Давай условимся маме ничего не рассказывать. Не надо ее волновать после больницы.

— Хорошо, я не буду рассказывать, — отозвался Журка. Он и сам понимал, что маму лучше не расстраивать.

— Ну, вот так значит... Что было, то было. Что ж об этом теперь...

— Теперь — ничего, — согласился Журка и проводил глазами воробьев, стайкой сорвавшихся с забора.

— А в школе как?

— Что «как? — ровно переспросил Журка.

— Ну, как дела...

— Какие дела?

— Учеба, отметки...

— С отметками у меня все нормально. За первую четверть троек не будет.

— Ну и молодчина! — бодро отозвался отец. — Если дальше так пойдет, к весне мопед купим.

— Зачем?

— Как зачем? Кататься будешь.

— Да? — сказал Журка и почувствовал, как подкатывает смех. После всего, что было, — мопед. Это надо же придумать! Удержаться Журка не смог, начал смеяться сильнее и сильнее. Это было плохо. Страшно даже. Потому что Журка понял: вслед за смехом сейчас рванутся слезы. С испугом и отчаянием он скрутил себя, заставил замолчать, закусил губу.

— Ты что? — удивленно сказал отец.

— Ничего. На мопеде можно ездить только с четырнадцати лет.

— Да ерунда какая! Все мальчишки ездят.

— Нет. Нельзя нарушать правила, — очень серьезно проговорил Журка.

Потом они долго молчали. Только у самого дома отец хмуро сказал:

— Хотел я выкупить обратно твою книгу, только нету ее уже в магазине.

— Книгу мне вернули.

— Кто?

— Ее купил Игорь Дмитриевич, отец Иринки.

— А... Ну, что ж... Деньги ему отнесешь потом.

— Думаешь, он возьмет? — со спокойным сомнением спросил Журка.

У отца прорвалась досада:

— А