Пастухи фараона

— Нет, нет, господин Хмельницкий, вам не здесь, это только Барвиха [115].

Хмельницкий очнулся от полудремы и подмигнул охранику:

— Ты уверен, а может быть, мне именно здесь?

Оба улыбнулись.

25. Путеводитель для заблудших

На небеса я попал 30 июня. Слава Богу, с утра. Народа в Канцелярии было немного, я оторвал талончик, садиться не стал — авось, очередь пойдет быстро!

Очередь пошла быстро. Когда на табло загорелся мой номер, я вошел, сказал: «Шалом». Ангел, как две капли воды похожий на всех чиновников, которые встречались мне на земном пути, кивнул. Я сел, протянул ему даркон [116]. Ангел взял его и начал лихо стучать по клавишам компьютерной клавиатуры; отбивал, надо думать, мое имя и фамилию. Прошла минута, на экране что-то вспыхнуло, ангел откинулся в кресле и с невозмутимым видом начал читать.

«Сейчас задергаешься», — подумал я. Ангел задергался. Уткнулся в экран, взял лист бумаги, окунул гусиное перо в чернильницу, стал что-то записывать. Потом отложил записи, вернулся к компьютеру. Что-то искал, морщился, ерзал и снова что-то записывал. Я ему сочувствовал.

Прошло минут сорок. Ангел тяжело выдохнул и откинулся в кресле.

— Подождите в коридоре, вас вызовут.

Я вышел, сел, закрыл глаза и, видимо, задремал. Сквозь сон услышал свое имя, вскочил. Куда идти? Коридор опустел, спросить было не у кого. Вдруг одна из дверей приоткрылась — полная брюнетка с длинными волосами и коротенькими крылышками недовольно проворчала:

— Это вы, что ли?

Это был я. Мы вошли.

— Ваше дело ушло в производство. Когда будет решение, вас вызовут. А пока что вам выделена временная квартира на Центральном облаке. Переулок Левана Штаим, номер 12, квартира 10-а, вход со двора. Доедете на троллейбусе до площади Гелуй Шехина, там спросите. Распишитесь.

На улице было ясно и холодно. Добрел до остановки, дождался троллейбуса, сел, задремал и сквозь сон услышал: «Площадь Божественного откровения. Следующая…» Быстро поднялся и вышел.

— Не скажете, где здесь Второй Лунный переулок?

— Второй Лунный? Понятия не имею, — долговязый молодой человек развел руками.

— Как пройти ко Второму Лунному?

Сутулый мужчина лет шестидесяти поднял скорбные глаза:

— Почему вы решили, что это здесь? Не слыхал ни о каком Лунном переулке.

«Совсем как в Тель-Авиве, — подумал я, — никто ничего не может объяснить!» Наконец элегантно одетая дама приложила палец к виску:

— Второй Лунный, Второй Лунный… Что-то припоминаю. Возможно, это вот где: идите вверх до пересечения с улицей Элиягу ха-нави, там поверните налево. По правую руку будет переулок, что уходит в гору. Это, кажется, и есть Второй Лунный.

Я поблагодарил и пошел вверх к улице Ильи-Пророка. Она оказалась совсем рядом. Перешел на другую сторону и повернул налево. Неожиданно в глаза бросилась помпезная серая глыба — странное здание со слепыми стенами и массивными колоннами. На его крыше бледно светилась неоновая вязь «Кинотеатр «Эмет»». Мне показалось, что это здание я где-то видел. Тут же сообразил — нигде его не видел, просто так строили при Сталине и при Гитлере! Чертыхнулся и забыл посмотреть направо. Еще через десять минут уперся в большую площадь, посреди которой стоял гранитный памятник Илье-Пророку. На сем улица обрывалась. «Прошел», — подумал я и повернул обратно, заглядывая на этот раз в каждую расщелину между домами. По правую руку снова показался кинотеатр «Правда», а напротив него мощенная булыжником дорога уходила куда-то вверх. Мой, Второй Лунный?

Переулок петлял, поднимался все выше и выше, я уже начал сомневаться — он ли, но тут увидел табличку «Левана Штаим, 10». Прошел еще двести метров, а вот и он, номер двенадцать!

Дом был пятиэтажный, буржуазной постройки. Я вошел в подъезд. По обе стороны отделанной мрамором лестничной площадки возвышались высоченные резные двери. «Ага, — обрадовался я, — значит, ангел все-таки признал за мной какие-то заслуги!» Тут же вспомнил — вход-то со двора! Вышел на улицу и завернул в узкий длинный туннель, который привел меня во двор. Гаражи, гаражи, а где же квартира 10-а? Да вон она! К дальнему углу дома прилепилась небольшая каменная лестница, скрытая кустом сирени.

Осторожно раздвинул ветки, поднялся по ступеням. Облезлая фанерная дверь была не заперта. Я открыл ее, но тут же уперся в другую — массивную. Она была закрыта, ключ, однако, торчал в замке. Повернул ключ и вошел в малюсенькую прихожую. Она же была кухней. Напрасно там, в подъезде, обрадовался — дом был настоящим, а вот квартира…

Квартира была не настоящая. Большая темная комната заканчивалась нишей, в которой стоял широкий диван. Сбоку, перед нишей, открывалась овальная арка — вход в ванную. И все. Что ж, значит, лучшей не заслужил! Не раздеваясь, плюхнулся на диван.

Сколько я спал, не помню. Может быть, сутки, может быть, больше. Потом встал, полусонный побрел в ванную, принял холодный душ, проснулся окончательно и вспомнил, что давно ничего не ел. Нашел в холодильнике пару яиц, сделал яичницу, выпил чаю. Выйти, осмотреть окрестности?

Спустился до улицы Ильи-Пророка, повернул направо. А вот и надменные колонны кинотеатра «Правда». Интересно, что там идет? Шел фильм с Мэрилин Монро. Зайти? Зал был почти пуст. В заднем ряду обнимались парочки, в центре торчало несколько голов. Прошел вперед, сел недалеко от какой-то головы. Она была большой, седой и лежала на боку. Спит? Голова спала. Но, когда я, скрипнув сиденьем, уселся поблизости, голова поднялась и повернулась в мою сторону. Это был Бен-Гурион. Он чуть кивнул и тут же сделал вид, что внимательно смотрит фильм.

Когда сеанс окончился, Старик остался сидеть, надеялся, видимо, что я встану и уйду первым. Я не встал и не ушел.

— Понравилось?

— Что тут может понравиться? — не поворачивая головы, буркнул Старик.

— Ну все же, обаятельная женщина…

— Не вижу в ней никакого обаяния, обычная вертихвостка.

— Чего ж тогда пошел на этот фильм?

— Мне нужно вспомнить имя одной девушки. Больше века вспоминаю и не могу вспомнить. Теперь стараюсь пересмотреть как можно больше женских лиц — если встречу похожее, быть может, ее имя само всплывет в памяти.

— Эта твоя первая любовь?

Бен-Гурион посмотрел на меня с пленительной доверчивостью. Мне даже показалось, что передо мной ребенок, загримированный под старика.

— Ее звали Божена. Она была дочерью вашей служанки. У нее был острый носик, кожа молочного цвета и коса до пояса. Ей было двенадцать. Ты был на два года младше и на голову ниже ее. Ты был влюблен до беспамятства, ты…

— Вздор! — огромный лоб Старика сделался багровым, остатки седой шевелюры вздыбились по обе стороны лысины, словно у него выросли рога. Он вскочил, застегнул на все пуговицы роскошный плащ, натянул лайковые перчатки и направился к выходу. Я пошел за ним.

Он заложил руки за спину и медленно брел, давая мне возможность его догнать. Мы поравнялись и молча пошли в ногу.

— Ну что ты сердишься — ты же был влюблен в гойку еще до бар-мицвы. Тебя это ничуть не компрометирует.

— Не делай из меня идиота-фанатика. Впрочем, ты ведь всю жизнь только тем и занимался, что провоцировал, топтал чувства людей, поливал грязью всех и вся.

— Кроме этого, я еще кое-что делал.

— Например?

— Например, я воевал в Шестидневной войне.

— Это не считается, тогда все воевали. Но что ты писал потом, после войны? Помнишь? Это ведь была наша величайшая победа, мы ликовали, мы плакали от счастья. Только ты не почувствовал запаха горячей пыли с горы Сион, не услышал шелеста веков у Стены плача. Ты выл, как голодный шакал: «Отдайте арабам их земли, будет плохо, отдайте…»

— Но ведь отдали, через пятьдесят лет все отдали!

— Что бывает через пятьдесят лет, то бывает через пятьдесят лет. И не делай вид, будто сбылся твой прогноз. Ты всегда попадал пальцем в небо.