Последняя ночь на Извилистой реке

— Вы спросили у повара про «секретик»? — напомнила ей Мэй.

— Спросила. Вы ни за что не догадаетесь, — сказала Селест.

— А вдруг догадаюсь? Мед, наверное? — спросила Крошка, и они с Мэй дружно захихикали.

Но их смешки быстро стихли. Официантка как-то странно на них смотрела. (В жизни мало что могло лишить Селест дара речи, но сейчас она онемела.)

— Что молчите? Это мед, да? — торжествующе спросила Мэй.

— Надо же! Повар так и сказал: он добавляет в тесто немного меду, — призналась Селест.

— А теперь вы нам еще скажете, что повар у вас хромой, — давясь от смеха, заявила ей Крошка.

Теперь они обе давились от смеха и вряд ли заметили, насколько красноречивым было лицо Селест. (В эту минуту официантка могла бы сказать им: «Да, повар у нас хромой. Хромает, и еще как», но из-за своего гоготанья они бы ничего не услышали.)

Однако прежде чем две старые задницы зашлись в смехе, Дэнни подслушал обрывки их разговора с Селест. Официантка что-то говорила насчет добавления меда в тесто для пиццы. Потом одна из этих толстых клуш спросила о хромоте повара. Дэнни очень болезненно относился к вопросам об отцовской хромоте. Он помнил, как шантрапа из Западного Даммера дразнила его в школе «сыном хромоножки» и доводила идиотскими шуточками. Только почему Селест так ошеломил разговор с этими глупыми старухами?

— Так вам принести пирог и черничный коктейль? — спросила их Селест.

— А все-таки повар у вас хромой? — гнула свое Мэй.

— Хромает немного.

Через мгновение Селест сама удивилась: зачем она сказала им об этом? Но было поздно, и слова назад не запихнешь.

— Вы нас за дур держите? — спросила ее Крошка.

Слова толстухи задели Селест. Она умела разговаривать с посетителями такого сорта, но сейчас почему-то испугалась. Что-то пошло совсем не в ту сторону, но что именно и почему? Этого официантка не знала. Не знал и Дэнни, однако писателю тоже вдруг стало не по себе.

— Ну хромает наш повар. И добавляет меду в пиццу. Не все ли вам равно? — попробовала дать задний ход Селест.

— Нам, может, очень даже не все равно, — заявила ей Мэй.

— Он у вас щупленький? — спросила Крошка.

— И звать вашего повара как? — продолжила допрос Мэй.

— Наш повар… да, он худощавый, — осторожно выбирая слова, ответила Селест. — А зовут его Тони.

— А-а, — разочарованно протянула Крошка.

— Тони, — качая головой, повторила Мэй.

— Принесите нам один пирог и один коктейль, — сказала официантке Крошка.

— Как-нибудь разделим, — добавила Мэй.

Возможно, на этом бы все и кончилось, не услышь они голоса Дэнни. До сих пор писатель вызывал у Крошки и Мэй лишь обычное любопытство. Дэнни был похож на своего отца в молодости, но толстые клуши уже не помнили, как выглядел Стряпун почти тридцать лет назад. Однако стоило Дэнни заговорить, как они мгновенно вспомнили все. В такой дыре, как Извилистый, человек с правильной, грамотной речью, конечно же, запоминался.

— Леди, позвольте спросить, вы местные или здесь проездом? — спросил он.

— Боже мой, Мэй, — залепетала Крошка. — Тебя этот голос никого не напоминает?

— Напоминает. Давние времена напоминает, — сказала Мэй. — Скажи, а правда этот мистер похож на Стряпуна?

Слова «Стряпун» было достаточно: Дэнни сразу понял, откуда они и почему донимали Селест странными вопросами про мед в тесте и щуплого хромого повара.

— Так ты — Дэнни? Или тоже имя сменил? — спросила Крошка.

— Нет, — торопливо ответил им писатель.

— А чего ж твой отец не выйдет поздороваться с нами? — удивилась Крошка. — Целую вечность не виделись. Тут разговоров на весь вечер хватит.

Селест принесла им десерт. Но разве можно теперь отвлечь их десертом? От силы на несколько минут.

— Селест, тебе не сложно будет сходить на кухню и передать папе, что его хотят видеть две давние знакомые? Скажи ему, что они из Извилистого.

— Нашего повара зовут Тони, — с отчаянием в голосе повторила Селест.

Она достаточно слышала об этом поселке и надеялась, что больше никогда и ни от кого не услышит. (Когда-то повар сказал ей: если кто-нибудь из Извилистого случайно его увидит, ему придется бежать и отсюда.)

— Вашего повара зовут Стряпун, — со смехом объявила официантке Крошка.

— Скажите ему, что мы подавились, — хихикнула Мэй. — Тогда он сразу прибежит.

— Ты хотела сказать, приковыляет, — поправила ее Крошка.

На этот раз они не залились своим кудахчущим смехом. Дэнни показалось, что Крошка и Мэй брали реванш за какое-то давнее событие, которое имело самое прямое отношение к его отцу.

— А у тебя такой же красивый голос, какой был у твоего папочки, — сказала писателю Мэй.

— Индианка поди тоже тут работает? — спросила Крошка.

— Нет. Джейн… давно умерла, — ответил Дэнни.

Селест не помнила, как пришла на кухню. Увидев мать, Лоретта затараторила:

— Мам, ты что, не видела, сколько новых посетителей в зале? Я едва сумела принять у них заказы. А ты столько времени говорила с этими старыми перечницами.

— Эти старые перечницы — из Извилистого, — не обращая внимания на сетования дочери, сказала повару Селест. — Они просили тебе передать, что… подавились. Вот так-то, Стряпун.

Тони Эйнджел разительно изменился в лице. Таким его здесь еще никто не видел. И никто никогда не называл его здесь Стряпуном.

— Что-то случилось, босс? — спросил Грег.

— Это все из-за меда в пицце, — упавшим голосом произнесла Селест. — Зачем я сказала им про мед?

— Крошка и Мэй… Все кончено, дорогая, — сказал Тони Эйнджел, обращаясь к ней.

Селест заплакала.

— Мама, что вообще произошло? — встревожилась Лоретта.

— Вы меня не знаете, — заявил им всем повар. — Вы никогда не узнаете, куда я отсюда уеду.

Он снял передник и бросил на пол.

— Принимай руководство, Грег, — сказал он помощнику.

— Но ведь они даже не знают твоей фамилии… если только Дэнни им не скажет, — пыталась остановить его всхлипывающая Селест.

Лоретта обнимала мать, сама готовая заплакать.

Повар вышел в зал. Возле дверей кухни стоял Дэнни.

— Пап, учти: они не знают фамилии Эйнджел, — шепнул писатель.

— Спасибо хотя бы на этом.

— Мэй, и это у них называется легкой хромотой? — громко спросила подругу Крошка.

— Здравствуйте, леди, — официально приветствовал старух повар, остановившись на почтительном расстоянии от их столика.

— А по-моему, хромота стала еще сильнее, — сказала Мэй.

— Издалека путь держите? — спросил их повар.

— Ты сначала скажи, Стряпун, зачем поменял свое имя? — поинтересовалась Крошка.

— Тони выговорить легче, чем Доминик. Кстати, тоже итальянское имя, — ответил повар.

— Ты жутко выглядишь, Стряпун. Бледный, будто в муке извалялся, — без обиняков заявила ему Мэй.

— Если вы не забыли, кухня — не то место, где полно солнца.

— У тебя такой вид, будто ты под камнем прятался, — высказала свои наблюдения Крошка.

— И чего это вы с Дэнни так нас испугались? — удивилась Мэй.

— Они не испугались. Мы же не из их компании. Дэнни еще мальчишкой принца из себя корчил, — напомнила подруге Крошка.

— И где вы теперь живете? — спросил у них повар.

Он надеялся, что эти старые задницы обосновались где-нибудь поблизости: в Вермонте или в штате Нью-Йорк. Но по их виду, а особенно по манере говорить он понял: Крошка и Мэй по-прежнему жили в округе Коос.

— В Милане, — ответила Мэй. — Иногда видим твоего дружка Кетчума.

— Хоть бы поздоровался. Проходит мимо, будто и не узнал, — обиженно сказала Крошка. — Вы втроем носы задирали. Нет, вчетвером. Индианка тоже была хороша!

— Однако… — Голос повара прервался. — У меня полно дел на кухне.

— Помню, как ты хотел положить меду в тесто для пиццы. Я тебе мед достала, а ты раздумал. А теперь вспомнил и кладешь? — усмехнулась Мэй.

— Да, — сухо ответил повар.

— Пойду-ка я на их кухню и сама посмотрю, — вдруг сказала Крошка. — Не верю я ни папочке, ни сынку. Врут поди. А эта девка Джейн прячется на кухне. Ей же было не отлепиться от Стряпуна!