Последняя ночь на Извилистой реке

— Джо, Сао дело говорит. Я только гляну и вернусь, — пообещал Дэнни.

— Я, между прочим, Каори, — крикнула японка и вдруг заплакала. — Ну почему мы все для вас — на одно лицо? Конечно, мы же «желтые», «узкоглазые». Вам не обязательно помнить наши имена!

— Что там показывают? — спросила И Ин.

Пары за столиком смеялись над чем-то своим и не слышали выплеска Каори. Однако бизнесмены перестали есть. Слова «желтые» и «узкоглазые» заставили их замереть с бокалами пива в руках.

Сегодня метрдотелем была рассудительная и смышленая Цзу Минь. Сяо Ди был слишком взбешен «фермерами-патриотами», и потому старший брат решил не выпускать его из кухни.

— Каори, возвращайся на кухню, — велела рыдающей девушке Цзу Минь. — Зал — не место для плача.

— Так что там показывают? — спросила И Ин.

— Это не для Джо, — уклончиво ответила Цзу Минь.

Дэнни уже скрылся за кухонной дверью.

Кухня сейчас больше напоминала сумасшедший дом. Сяо Ди орал в телевизионный экран. Сао выворачивало в кухонную раковину, в которой обычно мыли кастрюли и сковородки.

В стороне стоял мойщик посуды Эд. Он был алкоголиком и сейчас проходил курс принудительного лечения. Эд воевал во Вторую мировую. О войне ему напоминали несколько выцветших татуировок на руках. Братья Чен взяли его на работу в то время, когда другие молча указывали на дверь, и потому он испытывал к китайцам нечто вроде собачьей преданности. Помимо алкоголизма Эд страдал клаустрофобией, а когда на небольшой ресторанной кухне собиралось много людей, его страх возрастал. Все политические разговоры в «Мао» были для него настоящей китайской грамотой. Он не любил чужие страны, и уход американцев из Вьетнама считал правильным. В войну Эд служил на военном корабле, плававшем в Тихом океане. И вот сейчас одну японскую девчонку выворачивало в его раковину (недавно отмытую дочиста), а другая ревела и никак не могла успокоиться. (Трудно сказать, какие мысли бродили в голове Эда. Возможно, он вспоминал, как убивал японцев. Среди них могли быть и родственники этих близняшек. Если и были, Эда это не коробило.)

— Что там творится, Эд? — спросил у него Дэнни.

— Толком не пойму, но что-то дрянное, — ответил мойщик посуды.

— Киссинджер [168]— военный преступник! — кричал Сяо Ди.

Появление Киссинжера на телеэкране было недолгим. Агу, крошивший лук-шалот, при одном упоминании ненавистного имени взмахивал секачом. Но сейчас опять показывали прямой репортаж из Сайгона. Вражеские танки катили по улицам осажденной столицы Южного Вьетнама, приближаясь к посольству Соединенных Штатов. Голос комментатора за кадром звучал ровно, словно показывали что-то будничное. Около семидесяти американских вертолетов курсировали между тщательно охраняемым двором посольства и американскими военными кораблями. За тот день было спасено шесть тысяч двести человек. Два последних вертолета увозили посла США и морских пехотинцев, охранявших посольство. Через несколько часов Южный Вьетнам капитулировал.

Но самое страшное было не это. Вертолеты могли перевезти л ишь ограниченное число людей, а желавших покинуть Сайгон было гораздо больше. Сотни остались во дворе брошенного посольства. Десятки вьетнамцев цеплялись за полозья двух последних вертолетов, надеясь долететь до кораблей. Кого-то сшибало воздушной струей, у кого-то не выдерживали и разжимались руки. Вьетнамцы падали и разбивались насмерть. Телевидение все это показывало. В цвете.

— Бедные люди, — сказал повар.

Через несколько секунд Сао склонилась над раковиной.

— Для большинства американцев они не люди. Просто «желтые»! — кричал Сяо Ди.

Агу случалось порезать палец, когда передавали спортивные матчи. Но сейчас телеэкран настолько приковал внимание старшего брата, что Агу вместе с луком-шалотом отрезал себе верхнюю фалангу указательного пальца левой руки. Заплаканная Каори лишилась чувств. Повар сумел вовремя оттащить японку от горячей плиты. Дэнни схватил кухонное полотенце и перетянул Агу левую руку. Отрезанная фаланга вместе с нарезанным луком-шалотом валялась в лужице крови.

— Сходи за И Ин, — велел Сао повар.

Эд намочил полотенце и отер ей лицо. Сао была такой же бледной, как Каори. Ее больше не рвало. Словно призрак, японка выплыла из кухни в зал. Через открывшуюся дверь был слышен недовольный голос кого-то из бизнесменов:

— Это что, китайский ресторан или аттракцион для недоумков?

— Агу отрезал себе палец, — бесцветным голосом сообщила И Ин Сао.

Дверь закрылась. Дэнни не слышал, что ответили бизнесмену женщины и ответили ли вообще. (В тот апрельский вечер, когда пал Сайгон, ресторану «Мао» подходили любые эпитеты, включая и «аттракцион для недоумков».)

Дверь вновь распахнулась, и в кухню вошли И Ин с Джо, Цзу Минь и Сао. Дэнни лишь слегка удивило, что вместе с ними не появились посетители: две пары и трое бизнесменов. Правда, столько людей в кухне просто не поместилось бы.

— Слава богу, они все заказали цесарку, — бормотал повар.

Каори села на пол.

— Цесарку заказали только пары. А за тем столиком заказывали равиоли.

— Я и говорю про пары. Их я накормлю первыми.

— Учтите, бизнесмены рассержены и вот-вот могут уйти, — предупредила их Цзу Минь.

И Ин нашла отрезанную фалангу пальца и вытащила ее из кусочков шалота. Сяо Ди, забыв про Сайгон, поддерживал старшего брата, пока повар обрабатывал культю водкой. И Ин, наверное, видела случаи и похуже. Она деловито приставила отрезанную фалангу к культе и велела старшему брату:

— Держите крепко и перестаньте кричать.

Дэнни больше всего досадовал, что Джо дорвался-таки до телевизора. Мальчишка просто оцепенел от зрелища, глядя на вьетнамцев, хватавшихся за вертолетные салазки и срывавшихся вниз.

— Папа, что с ними? — не своим голосом спросил Джо.

— Когда люди падают с такой высоты, они разбиваются насмерть.

— Но они же понимали, что это опасно.

— Оставаться в Сайгоне им было еще опаснее.

Эд закашлялся, отворил заднюю дверь и вышел из кухни. Дверь открывалась в узкий проезд для подвозки продуктов и вывоза мусора. Все подумали, что Эд просто вышел покурить. Но мойщик посуды больше не вернулся.

И Ин вывела Агу с кухни. Он крепко прижимал отрезанную фалангу к остальной части пальца. Но теперь, когда Дэнни снял полотенечный жгут, рана начала сильно кровоточить. Цзу Минь вышла вместе с ними.

— Только бы мне никого не заразить на отделении, — вполголоса твердила И Ин.

— Черт побери, что у вас за ресторан? — крикнул один из бизнесменов. — Здесь кто-нибудь работает или только делает вид?

— Расисты! Военные преступники! Свиньи фашистские! — крикнул им в ответ Агу, оставляя на полу капельки крови.

— Вы у меня сегодня единственные помощники, — сказал сыну и внуку Тони Эйнджел. — Пора браться за дело.

— Если мы не обслужим этих бизнесменов, они уйдут, — забеспокоилась Каори.

— Никто не уйдет! — загремел Сяо Ди. — Им не нравится наш ресторан? Я им покажу аттракцион для недоумков! Они у меня быстро полюбят «Мао»!

Он распахнул дверь и шагнул в зал. Конский хвост, перетянутый красной ленточкой, вероятно, принадлежавшей Спайси, развевался как боевой стяг. Дверь закрылась, но младший брат говорил так громко, что было слышно и на кухне.

— Что вы предпочитаете? Есть лучшую пищу, какую вряд ли пробовали, или умереть? — кричал Сяо Ди. — Азиаты умирают, но вы наедитесь досыта!

— Цесарку подают со спаржей, а гарниром служит ризотто с вешенками. Его нужно полить шалфейным соусом, — объяснял повар Дэнни и Джо. — Ризотто кладите на тарелку осторожно, а не шлепайте, как блин. Запомнили?

— Пап, а где вы достаете цесарок? — спросил Дэнни.

— В Айове, где же еще? Вынуждены обходиться местными продуктами.

— Хотите увидеть, как готовятся ваши равиоли? — спрашивал у бизнесменов Сяо Ди. — Их готовят с пармезаном и маслом из белых трюфелей. Это лучшие равиоли, какие попадали в ваши паршивые желудки! Думаете, масло из белых трюфелей делают в Айове? А не хотите пройти на кухню и посмотреть, как умирают азиаты? Не бойтесь, кровью не запачкаетесь! Они умирают в телевизоре. Что, страшно?