Последняя ночь на Извилистой реке

Хирург Кьюнг поцеловал жену и дочь и с легким сердцем отправился на конгресс в Чикаго. Все выглядело так, словно Юн просто снимала комнату в доме повара, где жил его сын со своей любовницей и восьмилетний внук. Пока длился этот спектакль, И Ин несколько раз подходила к Дэнни сзади, прижималась к нему и целовала в затылок. День был теплым, вся одежда писателя состояла из джинсов и футболки, и потому он ощущал не только шелк пижамы И Ин, но и ее упругое тело. Дэнни не знал, каково Юн видеть эти нежные объятия. Возможно, И Ин и повар сообщили корейской прелюбодейке о своем замысле.

Малышка Су оказалась настоящим сокровищем.

— Вы надеваете ей подгузники? — спросил у хирурга Дэнни, вспомнив Джо, когда тому было два года.

— Дорогой, девочки приучаются проситься на горшок раньше мальчиков, — сказала ему И Ин.

Он сразу заметил упор, сделанный китаянкой на слове «дорогой», но повар и Юн только рассмеялись. Наверное, Юн тоже обрадовалась, что отношения с ее преподавателем нашли такое естественное и гармоничное завершение. (Разве здесь еще требовались какие-то дополнительные объяснения?)

Дни, пока корейский врач был на чикагском конгрессе, прошли сравнительно легко. Джо воочию убедился, насколько невинны и беспечны двухлетние дети. Они ничего не знают об опасностях на дорогах, но готовы поверить в ангелов, падающих с неба. Малютка Су была готова поверить во что угодно.

Ароматная ночная сорочка, засунутая Юн под подушку, оказалась бежевой. Дэнни улучил момент и вернул сорочку кореянке. Теперь в спальне не осталось ни одного следа ее присутствия. Юн спала вместе с малышкой в своей рабочей комнате, обе прекрасно умещались на односпальной кровати. Дэнни предложил, чтобы она укладывала девочку в другой комнате. (Там ночевал хирург, когда вернулся с конгресса. Дэнни заметил, что супруги почему-то спали врозь.)

— Маленькие дети не должны спать без присмотра, — возразила Юн.

Дэнни стало понятно любопытство, с каким Юн смотрела на Джо. Вовсе не праздное любопытство бездетной женщины, как ему казалось. Кореянка мысленно прикидывала, какой будет ее дочь в этом возрасте.

(Все остальное, включая и странный сюжет романа Юн, так и осталось для Дэнни неразгаданным.)

После возвращения с конгресса хирург Кьюнг день или два провел в доме на Корт-стрит, а затем вместе с малышкой Су улетел в Сеул. К моменту их отъезда Юн уже подыскала себе новое жилье. На следующий семестр она записалась к другому преподавателю. Завершила ли она свой запутанный роман — писателя Дэнни Эйнджела это уже не интересовало. Не интересовал его и дальнейший успех (или неуспех) ее литературной карьеры. Во всяком случае, за время пребывания в Айова-Сити Юн показала себя успешной сочинительницей.

А вот успех И Ин, разыгравшей роль подруги Дэнни, продлился несколько дольше. Медсестра отделения неотложной помощи была не из числа флиртующих женщин, однако и через несколько месяцев после того спектакля она нет-нет да и прикасалась случайно к Дэнни или так же случайно проводила костяшками пальцев по его щеке. Потом она инстинктивно спохватывалась и убирала руку. Вряд ли повар замечал это, а если прикосновения китаянки видел Джо, восьмилетний мальчишка не обращал внимания.

— Может, ты хочешь, чтобы дома я носила обычную одежду? — как-то спросила она у Дэнни. — Может, хватит моих пижам?

— Но мы уже как-то привыкли, что ты Пижамная леди, — уклончиво ответил писатель.

— Ты понимаешь, о чем я, — сказала ему И Ин.

Она прекратила ходить в пижамах. Возможно, только спала в них. Обычная одежда стала более надежным барьером между И Ин и Дэнни. И ее случайные прикосновения вскоре тоже прекратились.

— А я жалею, что И Ин больше не носит пижамы, — признался Джо, когда они с отцом шли в школу.

— Я тоже жалею, — ответил Дэнни, но к тому времени на его горизонте уже появилась другая женщина.

После того как Юн исчезла из их жизни (бесследно, как когда-то она исчезла из спальни Дэнни), их жизненный ритм и привычки вернулись в прежнее русло. Шел третий год работы Дэнни в Писательской мастерской. Они снова переехали. Их третий дом тоже был на Корт-стрит, но теперь на противоположной стороне улицы, вблизи Саммита, где у Дэнни завязался осторожный «дневной» роман с несчастной женой университетского преподавателя, который ее обманывал. Джо иногда ходил в переулок посмотреть на трюки, что выделывал Макс на его «запасном» велосипеде, и повздыхать об отцовском запрете. Но переулок перестал быть частью его жизни, как и вороватый опоссум. Иокогамы — Сао и Каори — все так же по очереди нянчились с Джо. Отличительной чертой того года была повышенная (или отчаянная) потребность собираться в «Мао».

Повар заранее знал, до чего сильно он будет тосковать по братьям Чен — почти так же, как по И Ин. Он и не предполагал, что настолько привяжется к гонконгской медсестре. Дэнни знал, что и ему будет недоставать китаянки, но скорее для уюта и душевного равновесия.

Завершению второго айовского периода в жизни писателя предшествовало другое событие — окончание Вьетнамской войны.

Настроение в «Мао» было далеко не радужным. Операция «Порывистый ветер» [167]по эвакуации на вертолетах из Сайгона (Кетчум метко назвал ее операцией «Воздушный понос») серьезно отвлекала внимание персонала, мешая готовиться к обычному открытию ресторана. Источником тревоги, а потом и нескрываемого раздражения стал кухонный телевизор.

Апрель семьдесят пятого года был тяжелым временем для ресторана «Мао». Ресторан четырежды подвергался нападению водителей-вандалов. Один раз в витрину запустили здоровенным обломком бетонной плиты, а другой — бросились увесистым камнем. Сяо Ди называл вандалов «тупыми фермерами-патриотами». Поездки в Чайнатаун за продуктами прекратились: Сяо Ди считал, что ресторан находится на осадном положении, а когда Сайгон падет, осада заведения только усилится. Запас любимых соусов, приправ и пряностей, без которых Агу было не обойтись, таял с каждым днем. (Тони Эйнджел отчасти выручал старшего брата, добавляя в меню итальянские блюда.)

С самого начала года южновьетнамские солдаты дезертировали толпами. Они хватали свои семьи и всеми правдами и неправдами стремились попасть в Сайгон. Должно быть, беглые солдаты верили, что американцы помогут им покинуть страну. За последние две недели апреля американские вооруженные силы перебросили по воздуху шестьдесят тысяч иностранцев и южновьетнамцев. Но в Сайгоне оставались еще сотни тысяч жаждущих вырваться, и с каждым днем они все яснее сознавали, что будут брошены на произвол судьбы. «Будет как в преисподней», — предсказывал Кетчум. («А чего еще мы ожидали?» — говорил он потом.)

«А задумывались ли мы вообще, чем это кончится?» — мысленно спрашивал себя Дэнни.

Они с Джо сидели за своим любимым столиком и ели. С ними была и И Ин. Китаянка простудилась и пропустила дежурство, опасаясь заразить пациентов больницы.

— Чего доброго, еще вас наделю и повара в придачу, — смеясь, говорила она.

— Спасибо за щедрость, — сказал ей Дэнни.

Джо весело смеялся. Он обожал И Ин. «Он будет по ней скучать, — думал Дэнни. — И я тоже буду скучать по времени, когда Джо требовалась нянька».

За одним столиком расположились две пары, за другим — трое мужчин, видимо бизнесменов. Вечер тянулся спокойно и не предвещал никаких потрясений. Впрочем, было еще довольно рано. А-гу подумывал о специальных решетках для витрин, а пока витрины из соображений безопасности наглухо зашили досками, что, конечно же, портило интерьер.

Эти мысли крутились в голове Дэнни, когда из кухни вдруг вышла Иокогама. Лицо японки было белым как мел.

— Ваш отец сказал, что вам стоит пойти на кухню и посмотреть телевизор, — сказала она.

Дэнни встал из-за стола. Джо захотел пойти вместе с отцом.

— Джо, останься лучше со мной, — предложила И Ин.

— Да, посиди здесь, — подхватила Сао или Каори. — Тебе такое не надо смотреть.