Цена нелюбви

- Ева. Ты знаешь, и я знаю. Ты вовсе не должна.

Я изогнулась. Ты был так близко. Зажатая между твоими локтями, я чувствовала себя как в клетке.

- Мы уже говорили об этом…

- Не часто. Твои путеводители – бестселлеры. Для обследования всех тех ночлежек ты могла бы нанять студентов, но ты занимаешься этим сама. А ведь они уже проводят большую часть твоих исследований, не так ли?

Я рассердилась; мне все это надоело.

- Если не проверять их, они обманывают. Уверяют, что по реестрам ничего не изменилось, и не утруждают себя проверкой. Позже выясняется, что «Ночлег с завтраком» сменил хозяина и кишит вшами или переехал. А я получаю жалобы от велосипедистов, преодолевших сотню миль и обнаруживших, что, вместо честно заработанной постели, их ждет офис страховой компании. Ничего удивительного в их ярости. Без всевидящего ока начальницы большинство этих студентов рассталось бы с большей частью зарплаты. Самый ценный актив НОК – его репутация…

- Ты могла бы нанять кого-нибудь и для проверки. Значит, ты летишь завтра в Мадрид, потому что хочешь лететь. И в этом нет ничего ужасного, кроме того, что я бы так не смог. Ты знанаешь, о чем я думаю, когда ты улетаешь? Я, как по расписанию, думаю, что ты ешь, с кем встречаешься...

— Но я тоже о тебе думаю!

Ты рассмеялся, и твой смех был искренним: ты не хотел ссориться. Ты освободил меня, перекатившись на спину.

— Чушь собачья, Ева. Ты думаешь, простоит ли на этом углу продавец фалафеля до следующего дополненного издания и как описать цвет неба. Отлично. Но в таком случае ты должна испытывать ко мне совсем не те чувства, что я к тебе. Только это я и пытаюсь объяснить.

— Ты серьезно заявляешь, что я не люблю тебя так сильно, как ты меня?

— Ты любишь меня не так,как я тебя. Это не имеет никакого отношения к степени чувства. — Ты попытался подобрать слова. — Ты что-то... оставляешь только для себя. Может, я этому завидую. Будто, как только ты выходишь отсюда, подключается запасной бак. Ты слоняешься по Европе или Малайзии, пока горючее не заканчивается, и тогда ты возвращаешься домой.

Если честно, то, что ты обрисовал, было очень близко к моему дофранклинову «я». Когда-то я была эффективным маленьким агрегатом, как зубная щетка для путешествий, складывающаяся в коробочку. Я знаю свою склонность слишком романтизировать те времена. Хотя — особенно вначале — у меня земля горела под ногами. Я была совсем девчонкой. Идея путеводителя «На одном крыле» возникла у меня в середине моего первого самостоятельного путешествия по Европе, для которого у меня было слишком мало денег. Мысль о бюджетном путеводителе подарила мне цель, без которой жизнь превратилась бы в одну длинную чашку кофе. И с тех пор я повсюду ездила с потрепанным блокнотом, записывала цены на комнаты для одного, наличие горячей воды и туалетов, говорит ли персонал по-английски.

Теперь, когда у НОК появилось столько конкурентов, об этом легко забыть, но тогда, в середине шестидесятых, путешественники часто оказывались заложниками путеводителя «Блу гайд», предназначенного для пожилых представителей среднего класса. В 1966 году, когда в «На одном крыле» появился первый выпуск «Западной Европы», второй тираж пришлось отпечатать практически на следующий день. Я поняла, что нащупала нечто стоящее. Мне нравится считать себя проницательной, но мы оба знаем, что мне просто повезло. Я не могла предвидеть лихорадку пешего туризма, и я не была демографом-любителем, чтобы намеренно воспользоваться тем, что беспокойные плоды резкого увеличения рождаемости как-то сразу повзрослеют и в эру процветания отправятся в путешествие с почти пустыми карманами. Однако какой же они испытывали оптимизм, понимая, как далеко заведет их пара сотен долларов в Италии, и как им нужен был совет, чтобы продержаться как можно дольше в путешествии, в которое папочка не хотел их отпускать. Я убеждала себя, что следующий исследователь будет напуган так же, как я, и будет нервничать, что его опередят, как бывало и со мной, и если я хотела первой отравиться местной едой, то ради того, чтобы нашего новичка-странника не рвало безудержно в первую волшебную ночь за океаном. Я не хочу сказать, что была благотворительницей, я просто хотела написать путеводитель, которым смогла бы воспользоваться сама.

Ты закатываешь глаза. Возможно, это банальность. Возможно, то же самое, что сначала привлекает тебя к кому-то, затем неизбежно начинает раздражать. Потерпи меня.

Ты знаешь, что меня всегда ужасала перспектива стать похожей на мою мать. Забавно, но мы с Джайлзом узнали термин «агорафобия», только когда нам было за тридцать, и меня всегда озадачивало это строгое определение, которое я не раз искала в словаре: «Боязнь открытых или публичных пространств». Однако я бы не сочла его уместным для описания ее состояния. Моя мать не боялась футбольных стадионов, она боялась выходить из дома, и у меня создалось впечатление, что ее ввергали в панику не только открытые, но и замкнутые пространства, если только этим замкнутым пространством не был дом номер 137 по Эндерби-авеню в Расине, штат Висконсин. Но я не знаю подходящего слова (эндербифилия?), и, во всяком случае, когда я говорю, что у моей матери агорафобия, люди полагают, что она заказывает все на дом.

«Господи, какая ирония судьбы,— слышала я столько раз, что сбилась со счету. — А вы путешествуете по всему миру?»Люди наслаждаются симметрией явных противоположностей.

Однако не хочу скрывать. Я оченьпохожа па свою мать. Может, потому, что ребенком я всегда бегала по поручениям, для которых была слишком мала и которых, естественно, боялась. Меня послали за новыми прокладками для кухонного крана, когда мне было восемь лет. Сделав меня в таком раннем возрасте своим агентом, моя мать смогла воспроизвести во мне те же самые несоразмерные страдания по поводу незначительных взаимодействий с окружающим миром, которые сама она почувствовала в тридцать два года.

Я не припоминаю ни одного заграничного путешествия, в которое хотела бы отправиться, которого в какой-то мере не боялась бы или от которого отчаянно не желала бы отказаться. Меня постоянно выпихивали за дверь предварительные обязательства: куплен билет, заказано такси, подтверждено бронирование в отеле, и, словно для того, чтобы не оставить себе путей отхода, я всегда перед пышными прощаниями болтала о путешествии с друзьями. Я бы с блаженством вечно пронзала атмосферу в широкофюзеляжном самолете, но приземление было мучительным, поиски первого ночлега были мучительными, хотя сама передышка – моя личная копия Эндерби-авеню – была восхитительна. В конце концов я привыкла к этой последовательности страхов, нагнетающихся, кульминирующих в головокружительном прыжке на мою восприимчивую психику. Всю свою жизнь я заставляла себя совершать поступки. Франклин, я никогда не летала в Мадрид из любви к паэлье. Ты считал, что я использовала путешествия для освобождения от мрачных оков домашнего покоя, но на самом деле каждое из них было перчаткой, которую я бросала и которую себя же заставляла поднимать. Если я всегда радовалась тому, что сумела уйти, я никогда не радовалась своему уходу.

Однако с годами антипатия притупилась, а процесс преодоления вызывал лишь легкое раздражение. Как только я научилась принимать собственный вызов – постоянно доказывать свою независимость, компетентность, мобильность и взрослость, - страх перенацелился: единственное, чего я боялась больше еще одной поездки в Малайзию, - остаться дома.

Итак, я боялась не просто стать такой, как моя мать, а стать матерью вообще.Я боялась стать непоколебимым, неизменным якорем, трамплином для нового юного авантюриста, чьим путешествиям, возможно, я завидовала бы и чье будущее пока было ни с чем не связано и не нанесено ни на одну карту. Я боялась стать той исконной фигурой на пороге – неряшливой, полноватой; она машет рукой на прощание и посылает воздушные поцелуи, пока рюкзак забрасывается в багажник; она, собирая чадо в путь, промокает глаза оборкой фартука; она безнадежно защелкивает задвижку и моет одинокую тарелку, а тишина в комнате давит, как рухнувший потолок. Я боялась не просто уезжать, а стала бояться покидать тебя. Как часто я так поступала с тобой. Оставляла тебя с багетными корками нашего прощального ужина и мчалась к ожидающему меня такси. Я никогда не говорила, как мне жать подвергать тебя всем тем крохотным смертям повторяющегося дезертирства, не хвалила тебя за то, что, в ответ на случайную колкость, ты удерживался от выражения вполне оправданной обиды.