Иллюзии II. Приключения одного ученика, который учеником быть не хотел

— Будем ждать.

— Возможно, ты захочешь другое имя, Пафф? Чтобы в нем отобразилась твоя решимость пройти это испытание?

— Мне мое имя нравится, — ответила она. — Если бы я была четырехмоторным транспортным самолетом, и ты совершал бы на мне беспосадочные кругосветные перелеты… я и тогда оставалась бы Пафф. Ты знаешь, что означает мое имя: хрупкая и в то же время вечная, совершенное проявление любви [3], — она усмехнулась. — А ты сам хочешь новое имя?

— Ну уж нет, благодарствую, — рассмеялся я. — Оставим прежние имена. До скорого, Пафф.

— Пока, Ричард.

Цвета поблекли, ангар снова погрузился во мрак, безжизненные обломки Пафф на полу.

Ее жизнь, как и моя, продолжится после смерти. Что там говорил Шимода?

Когда приходит бедствие и когда приходит благословение, всегда задавай себе вопрос: «Почему я?»

Причина есть. Ответ есть.

Глава седьмая

Мир пространства-времени и видимых форм порой бывает потрясающе красив.

Но не принимай его за реальность.

Пришла полночь, может быть, тысячная полночь с тех пор, как умер Лаки. И вдруг я ощутил его вес на моей больничной койке. А я ведь не раз слышал подобные рассказы — о том, как наши любимые животные после смерти приходят, чтобы еще раз прикоснуться к нам.

Тела рядышком нет — только тяжесть, — но я точно знаю, кто это.

— Привет, Лаки, дружище!

Ни лая, ни звука — лишь ощущение знакомого тела. Я отчетливо представляю себе, что он есть где-то тут, во тьме, — мягкая шерсть, темно-серое с бронзой туловище, белоснежные лапы и такой же белый галстук на груди… выглядит он очень представительно.

Сколько раз мы с моим шелти бегали по полям и лугам возле нашего дома — Лаки любил притаиться в высокой траве, чтобы через несколько секунд пружиной взлететь высоко над зеленью и большими скачками помчаться ко мне. Как прекрасен он сейчас, в ночи… эти темные глаза устремлены на меня. И мысли вместо слов:

— Привет, Ричард. Побегаем?

— У меня тут маленькая проблемка…

Он обдумал мой ответ.

— Пока я жил на Земле, у меня тоже была проблема, — наконец произнес пес. — А сейчас нет. Кстати, вот здесь ты вполне можешь побегать.

И тут я проснулся в месте, напоминающем мой дом — но не совсем. Здесь все очень ухоженно — совсем не так, как в тех диких местах, где я живу. И здесь я действительно могу бегать — как и обещал Лаки.

Сам он трусит рядом со мной, как в прежние времена.

Я перешел на шаг, чтобы и ему не приходилось спешить. Солнце разрисовало тропинку узором — летняя игра света и тени в лесу. Тихий полдень.

— Что с тобой тут происходило, Лаки? Все это время — с тех пор, как ты ушел.

— Не ушел, — ответил он. — Послушай: Не ушел!

Смерть — это детская вера в место, вера в пространство и время. Друг для нас реален, пока он близко, пока мы можем видеть его, пока можем слышать его голос. Когда же он переходит в иное место и умолкает — он ушел, он мертв.

Самому Лаки было проще, чем мне: он мог быть со мной, когда только пожелает, и только удивлялся, почему это я его не вижу и не глажу. Затем он понял, что таковы мои верования. И однажды они изменятся.

И теперь моя ограниченность уже совсем перестала печалить его. Эта проблема свойственна всем смертным.

— Я всегда был с тобой, — сказал Лаки. — Однажды ты это поймешь.

— Лаки, а каково это — умирать?

— Совсем не так, как виделось вам. Вы были так печальны. Вы с Сабриной обнимали меня, а я просто поднимался над телом. Ни малейшей печали, никакой грусти. Я делался все больше и больше… становился частью всего. Я в воздухе, которым вы дышите. Я всегда с вами.

— Эх, Лаки. Как я по тебе скучаю!

— Ты скучаешь, потому что не видишь меня, — но я же здесь! Я здесь! Я — все то, что ты любил во мне. Я — дух, и именно это и есть тот самый Лаки, которого ты любил! Я не ушел, не умер — не было такого никогда! Ты каждый день гуляешь по полям с Майей и с Жа-Жа, и я всегда бегу рядом!

— А они тебя видят, Лаки?

— Майя иногда видит. Она на меня лает, но Жа-Жа видит только пустое пространство, ты тоже не обращаешь внимания…

— А почему она лает?

— Возможно, я виден ей не полостью.

Я рассмеялся.

Лаки взглянул на меня.

— У меня время течет не так, как у вас на Земле. Мы вместе в любой момент, когда захотим быть вместе — как сейчас.

— Да, земное время не таково. Мы называем подобные моменты воспоминаниями, — мне кое-что припомнилось. — А ведь ты все это время то и дело на нас поглядывал. Я чувствовал, что ты о нас думаешь.

— Я по-прежнему вас люблю.

— Когда ты умер, я нашел двух медиумов, практикующих общение с животными. Один на восточном берегу, другой — на западном. Послал им твою фотографию. Звонил им.

— И что же они сказали?

— Сказали, что ты задумчивый. Серьезный.

— Вовсе даже не серьезный! — он устремил взгляд вперед, туда, куда вела нас тропинка. — Разве я был серьезным?

— Нет. В свой последний год ты много улыбался. Думаю, серьезным ты был исключительно на той фотографии.

— Я улыбался, когда ты пытался от меня спрятаться, помнишь? Я убегал вперед, а ты останавливался и прятался за деревом.

— Да. Я закрывал глаза и старался не дышать.

— И, конечно же, я тебя находил. Очень скоро ты слышал, что я уже рядом. Слышал мое дыхание.

— Это было так весело, Лаки! Я хохотал на весь лес.

— Мне всегда было отлично известно, где ты прячешься. А ты этого не знал? — (Лаки полагает, что люди не слишком умные животные, но они добры к собакам.) — Так что по поводу серьезности медиумы неправы. А они передавали какие-нибудь мои слова?

— Ты рассказывал, что было после твоей смерти. Ты покинул нас, а потом стал расти, расти…

— Я стал размером во всю Вселенную. Осознал, что я — всё. Они об этом говорили?

— Они оба сказали, что ты всегда с нами. В каждом нашем вдохе. Ты — часть нас.

— Близко к правде. Вы — часть меня. Я чувствовал, что вы со мной. Я много о вас думал.

— Они рассказали, почему ты умер.

— О том, что я не хотел быть больным и бессильным?

— Да.

— Хорошие медиумы.

— Они сказали, что ты не грустишь. Не скучаешь о нас.

— У меня не было причин грустить. Я знаю, что мы всегда вместе. У меня не было того ощущения утраты, какое было у вас, — он взглянул на меня. — Вернее, есть у вас.

— Лаки, так больно было смотреть, как ты умираешь… и с тех пор от тебя ни весточки.

— Я сожалею. Дело в ограниченности мировосприятия у смертных. Это в равной мере касается смертных собак. Вероятно, и я тосковал бы, если бы вы умерли, а я остался на Земле, — он устремил взгляд в чащу, потом снова посмотрел на меня. — Я частенько возвращался. Вы меня не видели. Но я знал, что вы увидите, когда сами умрете. Вопрос веры. И как только это произойдет, время исчезнет.

Вопрос веры? Да что же происходит? Лаки стал моим учителем?

— Так происходит, когда заканчивается жизненный срок, — сказал он. — После пересечения Радужного Моста мы все становимся намного мудрее, это неизбежно.

— Но это ведь людская история — Радужный Мост.

— Это исполненная любви мысль, а поэтому верная. Есть много идей, которые едины для всех существ, — Мост в их числе.

— Я спросил, вернешься ли ты. Медиумы ответили, что ты еще не решил. А если соберешься, то нам предложат щенка — это будет кто-то, живущий к югу от нас.

— Я действительно не решил… до сих пор. Вы ведь подумываете о переезде. Мне нужно осмотреть ваше новое жилище. Мне необходим простор, чтобы бегать. Разбаловался я в вашем нынешнем доме, — он покосился, чтобы увидеть, улыбнулся ли я его словам.