Сешь ещё этих мягких французских булок, да выпей же чаю (СИ)

В общем, через три дня, когда я практически закончил работу, мне позвонил Берия.

- Слушаю, - я поднял трубку.

- Как продвигается работа?

- Хорошо, только тяжко. Музыканты хорошие оказались, отыграли на пять с плюсом.

- Тогда ладно. Я уж думал тебя поторопить, - удивил меня Берия.

- Вы куда-то торопитесь?

- Конечно. Мало сделать запись, нужно ещё тебя в союз композиторов протолкнуть.

- Я же несовершеннолетний.

- Это не беда, СК - это не армия, условия принятия довольно широко трактуются. Готовься, я приеду к тебе и мы отправимся в СК, придётся лично приехать.

Вообще-то у Берии не тот уровень известности.

- А получится?

- Получится. Благодаря твоей информации у меня теперь есть кое-какое имя и вес в Москве. Тебе машину прислать?

- На своей поеду, - ответил я, - приезжайте, заодно и послушаем.

Ну вот, приезд Берии. А у меня работа ещё в процессе... Пришлось временно бросить всё и пойти приводить себя в относительный порядок. Костюмчик вместо рабочей спортивки, прилизаться. Роме свистнуть, чтобы не спал и не засматривался на студенток и ждал визита начальства.

Я как-то выпал из жизни и хотел бы знать, что там Берия натворил, что вдруг его слово начало в Москве что-то значить. Конечно, член цк это серьёзно, но... А, ладно, сам спрошу. Или даже спрашивать не буду. Незачем.

Я вышел встречать Берию, когда ко входу подъехала его машина. За перемещениями вокруг студии я следил через несколько камер, которые установил над входом и на улице. Так что внезапным визит Берии для меня не был. Он вышел из машины один, после чего направился в сторону проходной. Встретились мы в прихожей, так сказать. Лаврентий Павлович осматривался по сторонам и когда заметил меня, улыбнулся. Ну понятно, вид не располагает к серьёзности.

- Лаврентий Павлович, - начал я первым разговор, прошу за мной.

- Веди, Сусанин.

И мы пошли в мою маленькую студию. Пожалуй, самым странным в данном случае было увидеть реакцию ЛПБ на меры безопасности, которые я принял в своей студии. А я - параноик-долгожитель. Эти меры безопасности сразу бросались в глаза, так как в этом времени как бы было не принято такое... вернее, не с таким качеством и не в обычной студии.

- А вы похоже всерьёз опасаетесь воров? - спросил Берия, когда я открыл толстую трёхсантиметровую дверь из стали с множеством затворов.

- Желающих позариться всегда хватало и будет хватать. Здесь ещё сигнализация, видеонаблюдение, кодовые и биометрические замки. Стены, пол и потолок армированы стальными листами толщиной в пять сантиметров. Студия, она же сейф.

- Нда, - Берия вошёл и осмотрелся.

Выглядело это довольно... Даже не знаю какое слово правильнее подобрать. Начну с пола - вместо досок и стяжки на полу было модульное покрытие из чёрно-белых резиновых секций, соединённых друг с другом аки паззл. На стенах - отделка под дерево, светильники с лампами, далее шли столы - обычная звукоопереаторская, за маленьким прозрачным окошком была тихая комната. Под потолком были подвешены колонки аккустики, плюс два динамика в виде колонн стояли по бокам комнаты. В целом, можно сказать о моём рабочем месте так - оно выбивалось из времени. Потому что в этом времени всё какое-то... да, другое, нет какого-то мелкого, точного порядка. Не только потому что его нет, а потому что у людей, по-моему, нет представления, зачем это нужно. Это совершенно другой уровень мировосприятия. А тут - очень и очень точные вещи, сочетание прямых линий и главное - точности и аккуратности. Даже напольные покрытия и светильники на стенах выбивались из общей картины. Не говоря уже про оборудование - никаких тебе грубых и больших галетников и люфтящих клавиш - всё аккуратно, маленько, точненько... Поэтому из образа времени моя звукозапись выбивалась очень сильно.

Берия осмотрел придирчиво всё, что увидел, после чего задал закономерный вопрос:

- Вы сделали музыку?

- Да, две из трёх песен готовы.

- А третья? Я же просил две.

- Вот их и сделал. А третья - решил заодно замахнуться на гимн. Уж больно интернационал меня раздражает.

- Это ты замахнулся!

- Это да, замахнулся высоко.

- Так, это что за штука? - Берия лазил вокруг одного из стоящих здесь агрегатов.

- Это у нас горячий пресс. Изготовляет пластинки штучно, напрямую переводит цифровой звук в грампластинку.

- Правда? Это же великолепно, - Берия резко обернулся, - а остальное? - обвёл рукой студию.

- Это звукозаписывающее оборудование. Конечно, чтобы записать голос или бренчание на гитаре достаточно и просто хорошего рекордера.

- Я уже понял. Вот к примеру эта штука...

Мне пришлось объяснять Берии тонкости звукозаписи, многоканальных звукозаписывающих систем, а так же того, что превзойти качество работы моей студии в этом веке точно не удастся - плюс, включил запись имевшихся треков. А именно - "С чего начинается родина". Лаврентию Павловичу она понравилась, он даже прослушал её несколько раз. После чего перешли к следующей песне. Вот тут возникла проблема.

- Как бы мне голову не сняли за такую музыку! - возмутился Берия, - ты хоть думаешь, что пишешь?

- Ну... в чём проблема?

- А в том. В песне намёк на намёке, и все - Сталину. Он устроить нам молодость такую... вовек не забудешь.

- Правда чтоль?

- Да, именно, - Берия немного успокоился, - слушай, первая песня пойдёт на ура, а вот эту, если хочешь, сделай, но я её представлять не буду. Да и тебе не стоит.

- Ну раз вы так считаете, поверю на слово, - кивнул я, - работа над третьей только ведётся, уж больно сложно записать.

- И в чём проблема? - спросил Берия.

- Целый оркестр играл. Там каналов звука море. Свести такую фонограмму сложно, очень сложно. А наложить эффекты - ещё сложнее. Да и не спели ещё.

- Включай что есть, послушаем, - Берия посмотрел на меня тяжёлым взглядом.

- Ок, - я повернулся к пульту и включил воспроизведение с начала.

* * * * * *

В общем, слово за слово, разговор зашёл у нас про союз композиторов. Берию интересовало, почему он был упразднён.

- Лаврентий Павлович, поймите, музыка это не техника. К сожалению. У человека можно отобрать пистолет, машину, но музыку - нельзя.

- К чему ты это?

- К тому, что нельзя создать искусственный виварий для советских композиторов, ограничить конкуренцию. Так же, как и со всей художественной средой. Можно запретить ввоз товаров, но нельзя запретить людям услышать и запомнить песню, скажем, иностранную. А дальше она быстро и легко распространяется и всё.

- И?

- Сороковые-пятидесятые года - время бурного развития музыки. Очень бурного, шестидесятые - ещё бурнее, иные концерты собирали стадионы, забитые людьми до отказа. Советская музыка, одобренная союзом композиторов, вызывала у молодёжи скорее резкий негатив, который тут же перепрыгивал на советскую власть в целом, как пожар. Ну не могли старые пердуны, привыкшие писать однообразную классику, угнаться за веяниями моды. В конце пятидесятых советская музыка - это звуки из прошлого. Так что СК привёл к деградации и регрессу. И уже объективно сталкиваясь с проблемой, пришлось признать, что СК и такой подход к музыке оказался провальным. Потеряли не только поколение музыкантов. Ни один советский музыкант за всю историю Союза так и не смог стать знаменитостью мирового уровня. На культурной арене конкурировали бритты и американцы.