Орнамент с черепами (СИ)

 - Отряд смертников, - уточнила Эситея, рассеянно разглядывая начальника гарнизона и в очередной раз размышляя, что же сделал Астайнар Эр"Солеад, выросший в столице при королевском дворе, что его направили возглавить отряд смертников, который должен оборонять пропащий город Меары.

 - А вам не нравится? - вернул ей ее собственный вопрос столичный господин Астайнар. Недоверие в ответ на недоверие. Гостья грустно улыбнулась.

 - Я обязательно узнаю все, что смогу.

 - А если не узнаете, - небрежно сообщил Эр"Солеад, - мы сумеем красиво умереть.

 Это точно. В том, что дартанаи умеют красиво умирать, дорого продавая свою жизнь, никто не сомневался. Они уже показали это, защищая долину реки Архерон от соседей. Степняки пройдут в Меары по горам трупов своих единоплеменников. О подвиге защитников Меар сложат красивые песни. Но город, все же, будет разрушен и выжжен, как и вся земля вокруг.

 - Вы-то сумеете, - тихо сказала дикеофора города Меары, - а вот мы вряд ли.

 Хозяин дома откинулся в своем кресле, достал откуда-то сзади лютню и тихо запел приятным низким голосом, услаждая ее слух. Сцена называлась: столичный кавалер покоряет хорошенькую туземку. Песню он выбрал героическую, примитивно-архаическую. Видимо, под стать уровню туземной девушки слушательницы. Если бы Эситея не была знакома с искусством дартанаев и даже не знала наизусть несколько баллад Персерена, у нее точно бы сложилось неправильное представление о песнях этого народа. Она немного послушала из вежливости. Настроение, уже ставшее грустным, продолжало ухудшаться. Наконец, на словах "голова отважного Рурха покатилась, скользя и крутясь на крови", Эситея подняла руку, останавливая певца, старательно выводившего сложный мелодический рисунок.

 - Я благодарна вам, господин Астайнар, но мне пора идти. Мои горожане давно уже извелись в ожидании.

 Певец, прерванный на самом интересном месте, поморщился, не одобряя невежливость гостьи. Но Эситея давно уже перестала быть вежливой девушкой. И он встал, чтобы отодвинуть ее кресло от стола.

 - Вы напрасно сейчас беспокоитесь о своих горожанах. Я отдал приказ, отпустить вашего пьянчужку после одного поворота больших песочных часов. Его уже давно отпустили.

 Эситея старательно выполнила прощальный поклон-приседание по обычаю пришельцев.

 - Даже так! - Астайнар поклонился в ответ. И придержал ее за руку, глядя в глаза. Выполненный им поклон позволил сделать это невероятно естественно. Воспитанник королевского двора, все же. - Я хотел бы видеть вас иногда. Не задерживать же мне для этого ваших пьянчужек.

 - Нет. Проще мне приезжать на место строительства укреплений, когда вы там будете. Если потребуется срочная встреча, всегда можно будет передать мне через Неарха, - она отняла у него руку и отступила на шаг. - И потом. Ваш путь в степь через Древний город лежит по центральной улице. Больше ни одна наша улица для проезда на конях в нужном направлении не годится. Двери приемной дикеофоры выходят на эту улицу. Эмблема дикеофоры видна издалека. Вы всегда можете позвонить и зайти.

 - А почему у вас такая странная эмблема?

 - Чтобы люди почаще вспоминали о том, что смертны, - усмехнулась Эситея, надевая свой плащ, так что ярко сверкнул черненый череп на серебре застежки. - До встречи.

 Горожане ее ждали, чтобы убедиться, что никто их дикеофору не обидел, а, следовательно, ничего пришельцам не грозит. К несчастью.

Глава четвертая

 На следующий день Эситея пошла проведать своего учителя господина Энниата, уже совсем старого жителя Древнего города. В свое время господин Энниат учил читать и писать маленькую Эситею, еще до того, как они с матерью уехали из города. Когда Эситея снова вернулась в Меары в качестве городской дикеофоры, она иногда навещала своего учителя. Он обитал в крайней бедности после того, как оба его сына уехали из Меар в главный город области Рисс за Литтаву, чтобы обучать там пришельцев своему языку и истории. Их отца после этого подвергли общественному остракизму в Меарах. Окончательно умереть с голода господину Энниату не давали его бывшие ученики, потихоньку поддерживающие учителя. Но тот страдал прежде всего оттого, что лишен возможности и далее передавать свои немалые знания другим. Его потихоньку убивало бездействие. Бездействие и черствость сограждан.

 В последнее время Эситея навещала своего бывшего учителя довольно часто, у него ухудшилось зрение, а чтение книг было единственным, что поддерживало несчастного старика.

 - Послушайте, господин Энниат, помните, когда мы с вами изучали древние наречия, вы мне показывали книгу, в которой были собраны решения членов правления нашего города? Где-то триста и больше лет назад? - спросила дикеофора, после того как осмотрела глаза старого учителя и села с ним за стол, чтобы выпить простокваши и поесть сладостей, принесенных ею самой. - Сейчас упорно ходят слухи о близком нашествии степняков. А ведь именно лет триста назад было то последнее нашествие, которое мы еще отбили.

 Рассказывать то, что открыл ей начальник гарнизона пришельцев, она не рискнула даже господину Энниату. Тот и без этого сразу вдохновился тем, что кто-то проявил интерес к его книгам, и довольно быстро отыскал нужный том в своей огромной библиотеке.

 Эситея села к окну, выходившему в заросший виноградными лозами маленький палисадник, и принялась бережно переворачивать ветхие страницы. Господин Энниат вернулся за стол, к принесенным ею сладостям.

 Поиск нужной информации облегчался тем, что каждая страница была озаглавлена. Например, "о том, что нужно поделить золотой запас города на три равные части, и спрятать их, дабы кочевники, если и преодолеют оборону, золота найти не смогли". Девушка неторопливо листала дальше и, наконец, нашла нужную страницу. "О плане укреплений перед городом Меары и устройстве водной ловушки". Сердце несколько раз усилено стукнулось в груди, но ее ждало разочарование. Строчкой ниже было написано только то, что план решено спрятать для надежности в самом безопасном доме города. С чем согласились все видные горожане, учувствовавшие в собрании.

 Какой это, самый безопасный дом в Меарах? Что такое, водная ловушка? Непонятно. Видимо, после того нашествия, которое было отбито, что-то все же разладилось в городской обороне. План защитных укреплений так и не сочли нужным достать из тайника. Страна была в упадке задолго до последнего, разорительного набега степняков, это было известно. Но что же делать теперь? С того времени, когда Меары были процветающим городом, способным отразить Степь, прошли столетия, в которые столько всего вместилось. Одно неотраженное нашествие, сожженный город, заразнейший мор. Приход дартанаев из-за гор...

 Эситея задумчиво долистала книгу до конца. Больше упоминаний о плане обороны Меар не встречалось. Она хотела попросить господина Энниата, поискать какие-нибудь другие упоминания в литературе о том, как же раньше оборонялся их город, но старенький учитель, сытно поев, заснул прямо в кресле. Будить его девушка не стала. Решила, что спросит в следующий раз. Аккуратно поставив древнюю книгу на полку, она тихо вышла из дома господина Энниата и пошла к себе домой, завернув за оградой в узенький проход между каменными изгородями, весь увитый виноградом с осыпавшимися на зиму листьями. Протиснувшись вверх между голыми лозами, она сразу оказалась на несколько улиц ближе к своему дому, чем если бы шла обычным путем. Дикеофора свернула еще в один малозаметный проулок, продолжая думать о том, какой же дом считался самым безопасным в городе триста лет назад.

 У входа в приемную дикеофоры ее ждала благодарная чета Камацев. Эситее уже рассказали, что Адрис полночи хвастался мужикам, что он лихо отбивался от злобных жителей Нового города. Те, мол, швыряли в него копья, но он так быстро уклонялся, что ни одно в него не попало. Под конец он, дескать, перехватил одно копье и бросился на них. Те разбежались, и он почти выбрался на свободу... Сейчас здоровенный мужик предстал перед городской дикеофорой в белом, вышитом разноцветными нитками праздничном наряде. Синяки, полученные накануне во время драки на рынке, переливались всеми цветами радуги, от фиолетового через желтый в зеленый и красный цвета. И на эту радужную картину с тихим обожанием смотрела невысокая хрупкая Катея Камац. Впрочем, Адрис Камац, польщенный настолько явным признанием его героического прошлого, тоже поглядывал на нее снисходительно и благодушно.