Клоун Шалимар

Шалимар слез с низкорослой лошадки, которую одолжил у Ямбарзала, вытер слезы и достал из рюкзака спутниковый телефон. Подобный тип коммуникации был крайне рискованным, разговор всегда мог быть засечен службами противника, но у него не оставалось другого выхода: он находился слишком далеко от северных переходов через горы, а в южной части линии контроля было сосредоточено слишком много войск, что делало пересечение границы почти невозможным. Знал он, конечно, и другие места, где можно было бы попытаться перейти, но в одиночку ему это вряд ли удалось бы. Нужен был человек, которого во время другой войны, в другое время называли passeur — проводник. Эту задачу он решил первым же звонком. Второй звонок представлялся гораздо более рискованным, но и тут Шалимару повезло. Малайзийский номер посредника оказался реальным, на том конце поняли его арабский, он назвал пароль, его сообщение было принято для передачи по назначению, после чего ему дали соответствующие инструкции. Правда, прежде всего требовалось пересечь линию контроля. Как оказалось, главный сюрприз ждал его не там. Проводник честно выполнил свою работу, зато на той стороне перед ним предстал его бывший начальник, Дар, которого он про себя называл Нанга-Прабхат — Голая Гора, — с группой бандитов. Вместо того чтобы заключить его в объятия, Дар натянуто сказал на кашмири: «Извини, друг, но ты же сам знаешь, каков порядок». Это был последний контакт Шалимара с прежней жизнью. Ему завязали глаза, увезли в помещение для допросов, где привязали к стулу и попросили объяснить, как могло случиться, что он оказался единственным, кто уцелел в ширмальской бойне, и привести хоть один довод, почему его должны отпустить, а не расстрелять на месте, как подлого предателя. Повязку ему с глаз не сняли, он не видел и понятия не имел, кто его допрашивает, но все же назвал пароль, который ему сообщили по телефону, и в помещении стало тихо. Вскоре допрашивавший его человек ушел, а через несколько часов пришел кто-то другой. «О'кей, — сказал этот второй, — мы всё проверили. Знаешь, тебе крупно повезло. Мы уже совсем было решили навсегда заткнуть тебе пасть твоими же яйцами, да, оказывается, у тебя высокие покровители. Раз устад желает, чтобы ты к нему присоединился, значит, так тому и быть. Гуляй пока».

На этом связь клоуна Шалимара с реальным миром на некоторое время прекратилась. Он вступил в невидимый мир беглецов. В этом мире он носил деловые костюмы и летал бизнес-классом; здесь его передавали из рук в руки, словно сверток. Однажды он оказался в Куала-Лумпуре, но провел там всего одну ночь в гостинице аэропорта, после чего его снова погрузили в самолет. Где-то там, далеко, его ждали названия мест, о которых он не знал вообще ничего: Замбоанга, Ламитан, Малусо, Исабела. Потом еще были лодки. Вокруг основного, самого большого острова Базилан расположена куча более мелких островков, числом более шестидесяти. Шалимара высадили на один из таких, входящих в группу Пипас. Он вынырнул из призрачного мира в крытой пальмовыми листьями хижине на сваях, в деревне с застоялым запахом тунца и сардин. Он увидел знакомое лицо, и знакомый голос «наставника» на ломаном хинди произнес:

— Как видишь, небожий человек, я обратно ловить рыбу. А еще — правда ведь, да? — я хороший ловец люди.

У Абдурразака Джанджалани были богатые спонсоры, но его отряд находился в стадии становления и насчитывал не более шестисот бойцов.

— Так что, друг мой киллер, такие люди, как ты, нам нужен.

План у Джанджалани был простой:

— Везде на Базилане и на западе Минданао мы нападать на христиан, мы бомбить христиан, мы жечь их бизнес, похищать их туристов для выкуп, убивать их солдат и еще нападать. А в промежуток — мы тебя развлекать. Тут всего навалом: рыба навалом, каучук навалом, зерно навалом, кокосы навалом, пальмовое масло, перец; женщины, музыка; навалом христиан, кто все это загреб, ничего не оставил куче мусульман. И языков всяких тоже куча. Хочешь учить — учи! Чхавакано — он сорт испанского, а еще яканский, потом таусаг, самал, кебуано, тагалог. Ладно, теперь у нас будет свой, новый язык, и в нем много слова не надо, — может, бомба, киднап, выкуп, истребление. И никаких добрых дяденек! Мы — меченосцы!

Они ели макрель с рисом в рыбачьей хижине. Устад Джанджалани придвинулся к нему ближе:

— Я тебя хорошо знаю, друг. Я помню, за кем ты гонишься. Только как ты его собираешься найти? Он хорошо знать секретный мир, и вообще большой мир.

Клоун Шалимар пожал плечами:

— Может, он сам найдет меня, а может, Аллах приведет его ко мне, чтобы восторжествовала справедливость.

— Чудной ты, небожий человек, брат киллер, — рассмеялся филиппинец и, понизив голос, продолжил: — Побудь год в моем отряде. Тебе все равно некуда податься. Мы попробуем его для тебя найти. Как знать — в мире много ушей. Может, нам повезет.

Ровно через год, день в день, — они были на Лаутане, восточнее Исабелы, и только что подожгли каучуковую плантацию «Тимоти де ла Круз Филиппинас» — озаряемый пламенем пожарища Джанджалани в палестинском платке в бело-красную клетку обернулся к Шалимару и, сияя лучезарной улыбкой, произнес:

— Я держу слово, друг!

Шалимар взял протянутый устадом конверт.

— Вот он, твой посол! Тут его фото, его имя, его домашний адрес. Теперь мы отправить тебя, друг. Да ты открой конверт! Лос-Анджелес ждет тебя, друг. Видишь — Малибу-Колони, Беверли-Хиллз, 90210. Мы посылать тебя туда, станешь большой-пребольшой звездой кино, скоро будешь целовать американских девушек, гонять на красивых машинках, произносить глупые спасиба, когда «Оскаров» наполучаешь. Согласись, что я человек слова!

Шалимар повертел в руках конверт.

— Как это тебе удалось?

— Я же сказал — нам повезло. Филиппинцы — они есть повсюду, а у них и глаза, и уши на месте.

И тут Шалимара осенило:

— И давно ты это узнал? — спросил он. — Ты знал об этом все время, ведь так?

Устад Джанджалани прикинулся оскорбленным:

— Друг мой киллер, прости, но пойми меня правильно: один этот год ты был мне нужен. Спасибо тебе. Я слово держать и теперь отправлять туда, куда тебе надо. Опять спасибо. Наши судьбы сошлись — о'кей? Довольно про это. Считать, это мой прощальный подарок.

После нового нырка в невидимый мир, где существовали лодки, машины и самолеты, после пересечения канадской границы грузовым вертолетом из Ванкувера в Сиэтл, а оттуда поездом на юг, после странного свидания в офисе на бульваре Сансет с местным связным, среднего возраста филиппинцем с прилизанными седыми волосами, франтовато облаченным в атласный клубный пиджак, после ночи, проведенной в ночлежке напротив гостиницы «Миллионная», он, в деловом костюме, очутился наконец у ворот особняка на Малхолланд-драйв и произнес в домофон фразу, которая должна была послужить ему пропуском:

— Я к послу Максу, меня зовут клоун Шалимар.

Когда ему ответили, он сказал:

— Нет, сэр, я не торговец. Простите, я не понимаю хорошо. Прошу, пожалуйста, сэр, известите посла Макса, погодите, сэр, пожалуйста.

На второй день повторилось то же, что и в первый: ему отвечал холодный, безымянный голос, хорошо знакомый ему голос охраны. Они не желали рисковать, они постарались принять необходимые меры. На третий день по ту сторону ворот спустили собак.

— Не надо собак, — сказал он. — Посол Макс меня знает, я не причиню вреда, сэр. Только прошу сказать его превосходительству про меня, я готов ждать сколько нужно.

Ночи он проводил прямо в жухлой траве за поребриком шоссе, чтобы не попасться на глаза полицейскому патрулю. Он прошел хорошую школу. Ему ничего не стоило справиться с собаками, он мог бы любой из них разорвать пасть голыми руками; мог бы спокойно разобраться и с безымянным голосом: сумел бы заставить его делать кувырки или притвориться мертвым, как циркового пса. Голос принадлежал к породе полицейских ищеек и заслуживал собачьей смерти. Но он контролировал себя, говорил смиренно, просительно, заискивающе. На четвертый день, когда из ворот выкатился посольский «бентли», Шалимар поднялся из своего укрытия во весь рост. Охрана выхватила оружие, но он, с кашмирской войлочной шапкой в руках, почтительно склонив голову, выглядел как олицетворение смирения и скорби. Окно в «бентли» опустили, и Шалимар увидел, наконец, лицо человека, которого так долго искал и которого намеревался убить: он постарел, но это ничего не меняло — это был он, посол Макс. Охота не всегда требует прямого нападения и погони, она подразумевает еще и слежку, и приманивание, и еще много чего.