ИМ ХОчется этого всегда

ой Никитской.

Ей только остается изумить всех новостью о том, что босс ее, яхтовладелец, как раз здесь с ней и познакомился. Он всегда так и живет — то в «Македонии» отдохнет, то в Ницце. В общем, богатый мужчина.

Я хороший руководитель, но плохой сыщик. У меня не было времени заняться оперативным образованием, а потому мне кажется, что я сейчас уловил что-то важное для дела, но, проворачивая этот короткий диалог снова и снова, я не нахожу видимых причин заподозрить хоть что-то.

Единственное, что снова вселяет в меня уверенность в важности того разговора на лестнице, это неадекватность Коломийца. Он то, словно боясь проговориться, говорит о том, что у него ничего нет, то вдруг срывается и оглашает новость, которую тогда я принял бы за паранойю, а теперь это для меня совсем не новость. Коломиец за несколько минут до своей смерти говорит о том, что «Глобал» угрожает группа людей. Сейчас я знаю, что так оно и есть, но Коломиец узнал об этом ранее. И об антенне, и еще о чем-то… Антенна — ладно, об этом действительно все знали, кроме меня. Но об угрозе «Глобал»?! А не сыграл ли здесь свою роковую роль случай? — Коломийцу нечем было крыть и, чтобы не выглядеть перед Гроссом, который не был инициатором этого разговора, маньяком, обиженным половинным жалованьем, спонтанно толкнул идею, которая пришла ему в голову как самая успешная и реальная? Саша на это способен, когда обстоятельства жмут…

— М-да… — бормочу я и заказываю кофе. На табличке перед входом написано: «Лучший кофе на этой улице». Если не знать прикола, то сие заявление явно не располагает к заказу. Но вся соль в том, что напротив тоже есть кафе, названия которого я не помню точно так же, как и нимфа за столиком напротив не помнит названия яхты своего босса, да только по другим причинам, и на вывеске этого кафе вывеска: «У нас лучшие сорта кофе в мире».

В мире, понимаете… А здесь — всего лишь на этой улице . Но я полгода назад впервые прочел и то, и другое и вошел сюда. Вот это я называю активной рекламой. И придумал это не креативный директор с высшим образованием и доходом в шесть тысяч в месяц, а, скорее всего, бармен с восемью классами из «Македонии», подрабатывающий на чаевых.

Так где же петелька в том разговоре, за которую я могу зацепиться крючочком подозрения?

Я приподнял чашечку и глотнул дымящийся напиток. Кофе был горячим. Больше о кофе ничего нельзя было сказать.

Ну, не могли, не могли они убить Сашку в таком экстренном режиме без этого разговора! Ничто к тому не располагало! Он умер через семь или десять минут после прощания с Гроссом, и тот, кто прожег мой «Зегна», этот разговор слышал! Он услышал в разговоре то, чего не услышал я, и мгновенно сообразил, что мероприятие по сдаче в плен «Джейсон бразерс» под прямой и явной угрозой.

Да что же испугало девчонку, курящую двумя этажами выше меня ненавистные мне «KISS»?!.

— …Так ты думаешь, у него к тебе любовь? — спросила та, что считает немцем Лагерфельда, у той, которая не считает Березовского англичанином.

— Есчесно,