Аргентинское танго

для убийства, Ким! Ты будешь ездить в нем на убийство! На дело… Любое дело надо делать артистично, так говорил мне отец… Мир помешан на убийстве. Разве только сейчас? Разве это не мы, испанцы, выдумали мрачную, великолепную, страшную корриду?! Праздник смерти. У смерти тоже бывает праздник. Красивый праздник. Отметим праздник смерти вместе, Ким?! Черные трико, золотом расшитая куртка, окровавленный нож в руке. И поверженный бык рядом, и его мертвый сливовый глаз с выкаченным белком синеет страшно и тяжело. И тебе больше не опасны его острые выгнутые рога. Иван, ты рогат! А разве ты мой муж, Иван?! Разве я давала тебе слово? Обручилась с тобой? Ким! Ким! Кто будет твоим быком, Ким?! Кого ты пронзишь навахой, ударишь в загривок — или полоснешь по горлу, под подбородком, там, где течет мощная кровеносная жила, как красная река?!»

Японец тронул ее за локоть. Ветер развевал ее волосы.

— Вот и я. Идите, прошу вас, к той машине, красной, направо.

«И „мицубиси“ красная, как кровь». Мария распахнула дверцу. Мужчина стронул машину с места. Она пошла свободно и плавно, как по маслу. Какие дороги! Асфальт глаже зеркала. Тридцатый век, сказал Иван?

Навстречу им понеслись огни, огни, огни. Ночная автострада завораживала своим бесконечным ленточным бегом. Огни вспыхивали, когда они въезжали под землю и долго, долго, целую вечность, ехали под землей, потом внезапно вырывались на волю, под яркие разноцветные фонари, под звезды, в перекрестья и развилки свивающихся и развивающихся дорожных серпантинов. У Марии слегка закружилась голова. Она поднесла руку ко лбу.

— Вам плохо?

Мужчина не сбавил скорости. Он вел машину так, как если бы он был первоклассный пилот и вел самолет.

— Простите, — она попыталась улыбнуться. — Вы слишком быстро едете. Я не привыкла ездить в машине с такой бешеной скоростью.

— Здесь хорошие дороги, не бойтесь. И потом, я летчик. Я знаю, что такое вести машину. Любую. Наземную или воздушную. У меня есть и яхта. Вы красивая. Если бы у нас с вами было время, я бы покатал вас на яхте по морю. У меня отличная яхта в Иокогамском порту. У нас нет времени. Ни у вас, ни у меня. Вы танцовщица?

— Да. — Она снова попыталась улыбнуться. — Вам сказали?

— Мне сказали не очень много. О многом я сам догадался, когда увидел вас.

Она быстро обернула к нему лицо. В ее широко открытых глазах бешено плясали ускользающие, бегущие мимо огни.

— И о чем же вы догадались?

— Зовите меня Каро.

— О чем вы догадались, Каро?

— О том, что нельзя безнаказанно использовать в качестве простого инструмента сильный свежий ветер. Ветер взбунтуется и сам все порушит. Камня на камне не оставит от людских конструкций.

«О чем он? Ах да, он говорит о ветре. Дура, он говорит о тебе! И о тех, кто купил тебя! Да, ты можешь взбунтоваться. А если взбунтуется пространство вокруг тебя?! Если взбунтуется земля, по которой ты идешь?! Воздух, сквозь который ты летишь?! Потому, что ты преступница, а ни земля, ни вода, ни воздух преступника — не носят?!