Юность Бабы-Яги

– О’кей, – сказал Бард. – Через час я тебя жду.

И Вета пошла по улице, пока даже приблизительно не понимая, как ей следует теперь поступить, какой искать выход из этого тупика.

Вот так бездумно она шла по вечернему Антверпену, пока не дошла до оживленного перекрестка, на котором увидела довольно приличное для Бельгии скопление людей. Вета подошла ближе и вдруг увидела в центре сборища… Петра I. Высоченный мужчина в гриме и костюме знаменитого русского царя пил залпом из горлышка водку. Вета разглядела и этикетку, на которой была родная надпись: «Русский стандарт». По мере опорожнения бутылки в толпе нарастал восхищенный гул. «А-а-а-а!» – все громче гудели зрители, напряженно следя за каждым глотком императора, прорубившего некогда сюда окно. Когда в бутылке оставалось граммов 50, царь оторвался от нее и победоносно крякнул, не закусывая, не запивая и не занюхивая ничем. Только крякнул и триумфально поднял бутылку у себя над головой, которая ровно на свой размер возвышалась над обступившими его людьми. Толпа зароптала. Несколько человек выкрикнули:

– А еще! Там же еще осталось! Вы не допили!!

На ломаном французском языке, вернее, невообразимым образом смешивая французские и английские слова, которые в его речи преобладали, император объяснил, что специально оставил водку на дне бутылки, чтобы желающие убедились, что это не туфта, что там настоящая сорокаградусная водка, а не вода, что все без обмана, желающие могут попробовать. Желающие нашлись, и тогда его ассистентка в поддерживающем русский колорит сарафане и кокошнике проворно достала из своей сумки «Адидас» стилизованные чарки и еще одну бутылку водки. Те, кто сомневался, были посрамлены публично, но ничуть не расстроились.

– Водка!!! – радостно заорал один из них, попробовав напиток из первой бутылки.

– А хуля подозревал? – промолвил вполголоса Петр I и налил ему еще из другой, уже открытой ассистенткой бутылки. И затем угостил всех желающих по кругу.

Бельгийцы восхищенно смотрели на гиганта и цокали языками. Для каждого из них доза, принятая на их глазах богатырем-императором, была бы смертельной. Все возрастающее уважение к русской короне читалось в их глазах, и единение с бельгийским народом было достигнуто моментально. Ассистентка, игриво приподняв подол сарафана, пошла собирать в него дань для мощного русского царя. Деньги сыпались щедро, а женщина, призывно вертя кокошником налево и направо, выкрикивала: «Аттракцион «Русское диво»! Только для вас! Проездом в Америку! Завтра на том же месте и в это же время российский император выпьет залпом бутылку водки, не закусывая, и угостит всех желающих! Кто хочет выпить водки с Петром, приходите завтра!» Затем она деловито ссыпала честно заработанные деньги в свою спортивную сумку и сняла кокошник, давая этим понять всем, что представление окончено и пора расходиться. А Петр I тем временем – совершенно трезвый! – раздвигая корпусом оставшихся людей, направился прямо к Виолетте, которая наблюдала всю сцену, смеясь и словно позабыв о своих неприятностях.

– Русская? – спросил он, тоже улыбаясь, одновременно отклеивая усы и снимая парик.

– Русская, – ответила она и первой представилась: – Виолетта.

– А я – Виктор! – радостно сказал бывший император. – А это моя жена, – показал он на ассистентку, уже снявшую прямо на улице через голову свой длинный сарафан и оказавшуюся в модных потертых джинсах с дырками и майке с Майклом Джексоном на груди. – Танюша, иди сюда, – позвал он, – познакомься с соотечественницей.

– А как вы узнали, что я русская? – все так же смеясь спросила Вета.

– Так ведь нетрудно, – продолжал радоваться Петр, оказавшийся без парика и усов моложавым мужчиной лет сорока. – Ты ведь единственная, кто тут не удивился, когда я пузырь принял. Обычно все обалдевают, а ты стоишь и знаешь, что русские вот так умеют, верно?

– Да, правильно, – согласилась Вета.

– Вот так и зарабатываем, количество зевак растет с каждым днем, – сказал Виктор, – уже пол-Европы проехали, потом в Америку собираемся. А ты-то здесь чего делаешь, подруга? – спросил он, почти фамильярно обнимая Вету за плечи своей огромной лапой. Но Вета не обижалась, наоборот, у нее было такое ощущение, что этого Виктора с его Таней она знает уже тыщу лет и даже может у него совета попросить, как ей теперь следует поступить. А Виктор, будто угадав, чего она хочет, сказал: – Пошли, выпьем, посидим, как люди.

– Еще?! – пришла очередь удивиться Виолетте.

– А чего? – засмеялся Виктор. – Мне литр махнуть, как два пальца об асфальт.

– Где посидим? – спросила Виолетта.

– Да тут в любом кафе. Я там заодно в туалете и переоденусь. А то этот концертный костюм меня стесняет, – он опять засмеялся.

Через полчаса в сопровождении коньяка «Наполеон», о котором Виктор сказал, что императору – императорское, и вкусной еды, какую Вета не пробовала со дня приезда, Виктору и Тане была рассказана вся ее немудрящая история. Друг и опекун погиб в России, срок визы истекает, работа есть, но бармен требует жениться – вот и все! Можно было уложиться и в пять минут, но ведь еще ели и выпивали и о доме говорили. Веселый оптимистичный Виктор даже не посерьезнел в финале Ветиной исповеди.

– Да пошли ты его подальше, бармена своего, – предложил он.

– Как это пошли? – удивилась Вета простоте решения.

– Легко, – сказал Виктор.

– Ну да, а работа, а виза…

– Никуда не убежит ни то, ни другое, – вступила в разговор Таня. – Судя по всему, твой бармен втюрился в тебя по самые помидоры, и если ты ему скажешь, что должна подумать не час, а минимум месяц, он тебя с работы ни за что не выгонит.

– Во-во, – подтвердил Виктор, – и сейчас тоже опоздаешь. Не бойсь! Подождет! Скажешь, земляков встретила. Пусть знает, что ты здесь тоже не одна, что за тебя есть тут кому заступиться.

– Так вы же уедете не сегодня завтра, – предположила Виолетта.

– Да не в этом дело, – опять засмеялся Виктор, – не о нас речь. Он же не знает, что ты встретила каких-то бродячих комедиантов, бывших артистов Театра на Малой Бронной, которые зарабатывают тут алкоголизмом. Пусть думает, что ты встретила кого-то такого, кто тебе работу найдет получше, чем у него, пусть узнает… через два часа. А раньше мы тебя просто не отпустим, покормим хорошенько, да, Тань? А то смотри, как отощала девочка. Так вот, через два часа пусть он узнает, что вдруг так получилось, что ты от него больше не зависишь, поняла?

– Поняла, – неуверенно согласилась Вета.

– Ну чего ты скисла, – опять подала голос Таня, – ты же можешь сыграть так: возвращаешься в его заведение – счастливая, с опозданием и даже не извиняешься, потому что встретила… ну кого ты встретила…

– Бориса Березовского, – подсказал Виктор.

– Ну зачем ей эти громкие фамилии? – с веселой укоризной обратилась к мужу Татьяна. – Да любую назови, скажи, друг из Москвы, в торгпредстве работает.

– Скажи, работу предложил с продлением визы, – подхватил Виктор, – не говори, какую, главное, что у тебя есть варианты. А не он один, Бард этот… И счастли-ивая все время с ним разговаривай, легкая… Чтоб тебе проще было в образ войти, мы тебе сейчас настроение будем поднимать, – и он подлил в бокал Веты еще солидную порцию коньяка. – Ну будем! – сказал Виктор. – Для нас, русских, тут безвыходных ситуаций не бывает.

Самое интересное, что все вот так по наспех сляпанному либретто и сложилось. Когда через 3 (!) часа веселая и чуть пьяная Виолетта вошла в бар, Бард был настроен непримиримо. Но вместо девушки, стоящей перед неразрешимой дилеммой: «жить или не жить ей теперь в Бельгии», вместо невесты, насильно выдаваемой замуж против своей воли, вместо побитого существа типа собачки Каштанки, выброшенной на улицу, – он вдруг увидел нечто совершенно другое и неожиданное. Веселая, беззаботная девушка стояла перед ним, не извиняясь даже за опоздание, и рассказывала, как встретила какого-то влиятельного друга из России и тот предложил ей место в его фирме, но она пока (пока!) отказалась, сказав ему, что прежде должна уладить дела на своей работе. Поэтому у нее есть к Барду встречное предложение: о замужестве она должна подумать месяц, а не жалкий час. Нет, она совсем не отказывает Барду, но он должен согласиться, что такие важные решения принимаются не в одночасье, это абсурдно, легкомысленно и в корне неверно. Она должна присмотреться к нему, привыкнуть к этой мысли, поговорить о будущих детях и т. д. и т. п. Бард слушал, вначале тяжело и угрожающе сопя, но ожесточение на его лице постепенно менялось на легкое сомнение.