Неисторический материализм, или ананасы для врага народа

Но на этот раз она твердо пообещала родителям провести выходные дома.

Дома младшая сестра увлеченно смотрела по телевизору передачу «Растим репу» – реалити-шоу, которое повергало Катюшу в глубокую тоску. Его участники должны были, работая на садовом участке, показать, как интеллигентно они способны поливать репу и прочие корнеплоды, полоть сорняки в позе креветки, разговаривая при этом о высоких материях, собирать цветы папоротника на кладбище в полночь, беседуя об умном, а зимой – шоу тянулось второй год – делиться опытом засолки огурцов и искусством изготовления отваров от геморроя, сглаза и отрыжки, демонстрируя яркий маникюр и светские интонации. Сейчас двое представителей очень средней молодежи, – судя по протяжному «ты чё-ё-ё!», двоечники из какого-то отдаленного ПТУ, или, как их теперь называют, «колледжа», – выясняли отношения. «Ты куда уксус засовал? – вопила лошадиного вида девица, подавляя тщедушного пэтэушника из «колледжа» своим бюстом. – Тебе сказано было – не марай, не так ли?» Фраза «не так ли» ей удалась почти без пацанского акцента. Видимо, сказывалась скрупулезная работа высокоинтеллигентных режиссеров. Потом появилась группа молодых людей, натужно изображая веселье, и в стиле рэп озвучила плакат, который они дружно поднимали над головой: «Труд дежурных уважай, здесь не пачкай, не марай! Йоу!».

Следом выскочила ведущая – объявить всем телезрителям, что участники «Репы» будут выступать ведущими в некоей шоу-программе, куда допустят только тех, кто знает слово «отнюдь». И будут демонстрировать его использование в великом русском языке.

Катюша решительно вытолкала Ксюшку с кресла и переключила канал.

– Мама, – крикнула она, пытаясь перекричать оскорбленные Ксюшкины вопли. – Ты что ей смотреть разрешаешь? У нее же двойка по русскому будет.

– Ты не понимаешь, – бушевала Ксюшка. – Они там строят любовь!

– Вот, – развела руками мама. – Слышала? Строят любовь! Прямо по Чехову! По Антон Палычу!

Катюша попила с мамой чаю, обсудила с отцом последние новости про его визит на дачу – «снега по крышу намело, еле расчистил» – и пошла звонить Сергею.

– А наши там на крыльце чай пьют, – грустно сказала она.

Барсов приказал собрать бригаду рабочих к следующему воскресенью.

– У меня же отпуск только в конце июня, – удивился Сергей.

– Время поджимает. В октябре уже оборудование заберут.

– Как заберут? А как же…

– Что – как же? – сердито переспросил Барсов. – Ты думал, ты всю жизнь будешь на два фронта жить? Тебе же легче будет. Не придется на двух работах вкалывать. Ты посмотри на себя, меня твой дед и так уже пилит, что ты похудел.

Сергей надулся.

– Я думал, что смогу потом туда иногда заглядывать, – обиженно сказал он.

Барсов прищурился.

– Ты хоть приблизительно представляешь себе, в какую сумму обходится каждый ваш переброс?

– А надо там гидроэлектростанцию в какой-нибудь глуши построить, – предложил Сергей. – И качать оттуда энергию сюда – пока там она никому не нужна

– Думали уже, – буркнул Барсов, удивленный тем, что Сергею эта мысль пришла в голову так легко. – Так и сделаем, наверное. Экологи сейчас работают. Ладно, скажу тебе по секрету – для России, похоже, сроки эксперимента продлят. Потому что сейчас главной твоей задачей будет вовсе не постройка дачи. На самом деле этим в основном прораб займется.

Прораб появился у них в субботу. Чтобы к воскресенью привыкнуть к головокружительной мысли, что он оказался в царстве теней. Только тени уж очень энергичные и с отменным аппетитом. И запахи – еще более живые, чем тени. Запахи дерева от санок с гнутыми полозьями, дегтя от смазанных лыж – все это круглый год стояло в просторном коридоре. И еще – сушеной малины, развешанных пучками трав на веранде, кур, которые бродили по двору, сушащихся лыковых мочал, зеленого лука в огороде, разрытой петухами земли, духов «Красная Москва» и стирального мыла.

Он ходил весь вечер, нервно поводя ноздрями.

– Прямо музей запахов, – восхищался он.

Катюша встревоженным шепотом спрашивала Сергея, могут ли прорабы в принципе интересоваться запахами. Потому что они должны обращать внимание исключительно на жесткую дисциплину на стройке. Но все ее опасения развеялись на следующее утро.

– Вам было назначено на восемь! – обрушился он на тех троих работяг, которых Сергей с Катюшей смогли нанять. – А сейчас – восемь ноль пять! Это недопустимо!

Катя с ужасом увидела, что он опять задвигал носом.

– Ты пьян! – заявил он одному из рабочих, у которого лицо было похоже на сморщенную варежку. – Свободен. Ты уволен.

Уволенный рабочий ошарашено сдвинул кепку на затылок.

– То ись как? – поинтересовался он.

– Так, – коротко объяснил прораб. – Тут тебе не профсоюз. Алкаши мне не нужны. Вы двое – за мной.

Оставшиеся двое мужичков переглянулись и неохотно зашли во двор.

– Меня зовут Виктор Николаевич, – представился он и критически осмотрел их тщедушные фигурки. –Что-то сдается мне, силенки у вас маловато. А тебе чего? – не оборачиваясь, спросил он уволенного.

Тому, раз его уволили, естественно, тут же захотелось поработать, и он с укором сказал:

– Не разбираешься, дак не говори. Это не сегодняшним пахнет, а вчерашним. Я, может, один только раз и выпил-то. Я, может, теперь до следующего случая и в рот не возьму.

– Ну, посмотрим, – проворчал прораб. – Значит так, орлы. Этот дом надо весь раскатать по бревнышку. Чтобы к следующему воскресенью здесь ничего не было. Сделаете за неделю – каждому по десять тысяч. Бревна и доски можете забрать себе.

«Орлы» тут же оживились.

– Ско-о-лько? – воскликнул один из них. Второй толкнул его в бок и что-то прошипел.

– Я к тому, – пришел в себя первый, – что маловато будет.

– Не наглей, – спокойно отреагировал прораб. – Это раз в десять больше, чем вы ожидали. Значит так. Условия такие. Кто придет хоть раз выпивши – уволю. Деревья на участке не ломать. Не справитесь за неделю – за каждый день просрочки буду из десяти тысяч вычитать по пятьсот рублей.

– Н-да, – проговорил тот, у которого лицо варежкой.

– Н-да-а-а, – задумчиво повторили остальные, почесывая в затылках. – Вона, значит, как.

– Отказываетесь? – деловито спросил Виктор Николаевич.

– Не-а, ты че, – испугались они. – Только инструмент надо. Голыми руками не больно раскатаешь.

Прораб подвел их к сараю и распахнул дверь. Помимо ломов, кольев и топоров, там был крохотный трактор и еще какое-то непонятное колесо с мотором.

– Лебедкой пользоваться умеете? – поинтересовался Виктор Николаевич.

Рабочие смущенно молчали.

– Ладно, это я научу.

– А может, еще пару человек дашь?

– А дам, чего ж не дать, – легко согласился Виктор Николаевич. – Значит, тридцать тысяч делим уже на пятерых. Это будет…

– Не-не, – испугался рабочий. – Не дели. Сами справимся.

Виктор Николаевич присел на крыльце и велел рабочим подходить по одному. Смущенные колхозники потупились и скромно стояли на месте. Не обращая на них внимания, прораб достал из сумки фотоаппарат и канцелярский журнал.

– Ты, – ткнул он пальцем в крайнего справа.

Раздумывая, не дать ли деру, – слишком диковинно все это выглядело, – он опасливо подошел и остановился шагах в трех.

– Эй, ты погоди, што ты! – заволновался он, когда прораб навел на него камеру.

Но было уже поздно – раздался щелчок. Мужичок запоздало стянул кепку и стал приглаживать волосы.

– Красавец, – согласился Виктор Николаевич и щелкнул еще раз. – Имя, – потребовал он.

– Степан, – застенчиво сказал мужик, шмыгнул носом и снова надел кепку на вспотевшую лысину.

Виктор Николаевич деловито записал в журнал все: фамилию, отчество и адрес. Степан отвечал, как загипнотизированный, покорно и обреченно.

После того как формальности были улажены, оказалось, что остальных двоих звали Семен и Дормидонт.

– Как? – вытаращил глаза прораб, на минуту утратив деловитость.