Последний самурай

Она сказала:

Она спросила, как я провел день. Я ответил, что читал «Физику твердого тела» X. М. Розенберга. Она спросила, нельзя ли взглянуть, и я протянул ей книгу. Сибилла перелистала несколько страниц и спросила: Что такое фонон?

Я сказал: Это кванта пространственной решетки вибрационной энергии.

Они умирают, подобно мужчинам, еще до того, как погибла их плоть, сказала Сибилла.

Что? спросил я.

Ладно, не важно, ответила Сибилла. Я все же верю в то, что плоть способна вынести 30 часов печатания на компьютере материалов из «Мира карпа». Поскольку сама вроде бы еще жива.

Она продолжала перелистывать книгу, а потом вдруг сказала: Нет, ты только послушай это!

Нет, это просто восхитительно! воскликнула Сибилла. Если бы ты учился в школе, они ни за что не позволили бы тебе читать эту книгу. Отвлекали бы тебя от чтения подобных книг, ну, допустим, всякими спортивными занятиями. Да, и вот еще что интересно! Смотри! Она опубликована в 1976 году, так что Либерейс вполне мог прочесть ее в годы своего ущербного интеллектуального развития и много чего почерпнуть. В частности, что касается столь изящного выражения об отдельных атомах, «которые никогда не оказываются в конкретно принадлежащей им точке пространственной решетки». Хотелось бы все же понять, что это означает, добавила Сибилла и бросила преисполненный горечи взгляд на подборку «Мир карпа» за 1991 год. Но знаешь, я рада, что ты столкнулся с этим в столь юном возрасте. «Относительно простое гармоничное движение» — совершенно платоновское выражение, не правда ли? Платон говорил... что же говорил Платон на эту тему?.. А может, то были стоики? Нет, мне все же кажется, что именно Платон писал об этом. Тут она вновь с еще большей горечью и отвращением покосилась на подборки журналов «Мир карпа» за 1992-1994 годы, а затем сказала: Как бы там ни было, я точно знаю, что говорил на эту тему Спиноза. Спиноза говорил... И она вновь умолкла. А затем, после паузы, добавила: Знаешь, не помню теперь точных его слов. Но смысл выражения сводился к следующему: мысль, сознающая собственное бессилие, печальна. Тупость тупа, и тупей и печальнее тупости нет ничего, аминь. Лицо у нее было несчастное, посеревшее от усталости. Глаза горели. Нет, завтра я возьму сердце, положу в рюкзак и уйду из дома. Так я и поступил.

Вышел из дома, сел в метро и поехал по кольцевой. И когда поезд остановился на Фаррингдон, выходить не стал. Мне страшно не хотелось идти к агенту, но я понимал, что сделать это придется. Порой мне казалось, что проблема вовсе не в деньгах, но затем я вспоминал, как некто однажды спас жизнь Сиб просто потому, что человек не должен кончать самоубийством из-за денег.

Кто-то из пассажиров вышел на Бейкер-стрит и оставил на сиденье «Индепэндент». И я поехал дальше и на всем пути разгадывал кроссворд.

Вот поезд снова остановился на Фаррингдон. Я принялся читать напечатанные в газете статьи. Ред Девлин вышел из небытия и занят публикацией своей книги, повествующей о тех временах, когда он оказался заложником. Была там и довольно занимательная статья о национализме и интервенции. В колонке коротких новостей рассказывалось о Мустафе Шегети, обвиненном властями Западной Папуа в том, что он самозванно объявил себя бельгийским консулом и выписывал визы в Бельгию. Тут пошли кривотолки; бельгийское посольство в Джакарте категорически отрицало какие-либо связи с Шегети, который на самом деле оказался египтянином венгерского происхождения и внештатным корреспондентом «Индепэндент». И когда его спросили, к чему понадобилось брать на себя функции дипломатических бельгийских служб и выдавать себя за консула, он ответил: Ну, кто-то же должен был делать эту работу.

В этом был весь Шегети. Когда мне было шесть, его арестовали в Бирме за то, что он выдавал себя за сотрудника Организации Объединенных Наций. А когда мне исполнилось семь, он был арестован в Бразилии — за то, что выдавал себя за атташе по внешнеэкономическим связям при американском посольстве. Потом он назначил себя директором отделения Всемирного банка в Уганде, а затем -послом Бутана в Мозамбике. Он спас от смерти и пыток немало людей, проникал по подложным документам в самые недоступные психиатрические больницы.

Но вовсе не этим зарабатывал на жизнь.

Еще ребенком родители научили Шегети играть в бридж. Мать его была египтянкой, отец — венгром. Они были довольно состоятельными людьми, но слишком азартными игроками, а потому жизнь у них складывалась нервная и напряженная.

Они останавливались в роскошных отелях, когда могли это себе позволить. Но часто они не могли этого себе позволить. При вселении в номер они требовали, чтобы им установили огромный рояль, чтобы мать могла играть Брамса, когда не играла в рулетку. Они заказывали в номер самые изысканные блюда и напитки. Иногда Мустафа не видел родителей на протяжении нескольких дней кряду; иногда они не выходили на улицу неделями — ночи напролет просиживали за игрой, которая составляла весь смысл их жизни.

Его мать носила туалеты от ведущих модельеров. И вот однажды она проиграла все свои драгоценности, а потом — и наряды. Мужчин в казино пускали только в смокингах, а женщин — в вечерних платьях. И уж никак не пустили бы в брюках. И вот она нацепила черный галстук-бабочку мужа. Денег на искусственную бороду у нее не было, а потому она отрезала волосы и приклеила несколько прядей над верхней губой. После чего отправилась в казино с деньгами, вырученными от продажи драгоценностей и платьев. И пропадала там целых два дня.

И вот наконец она появилась в номере. Вид у нее был ужасный. Усы отклеились и свисали клочьями, на голове как перья торчали неровно остриженные волосы. Денег у них не было, и потому вот уже две недели они не пускали в номер горничную прибрать и питались остатками шоколадных конфет и хлебными палочками.

Так ты проиграла? спросил муж, и маленький Мустафа тоже подумал, что мать его все проиграла.

Я проиграла, ответила она. Подошла к зеркалу и начала отдирать усы.

Я все проигрывала, проигрывала и проигрывала. А потом вдруг выиграла.

И она принялась извлекать из карманов пачки банкнот и швырять их на туалетный столик. Numéro vingt-huit, сказала она, il ne m’a pas tout à fait oubliée. На кровати высились целые горы 500-франковых банкнот.

А теперь я должна лечь спать, сказала она. Все равно нечего надеть.

Я подумал: Дело не просто в деньгах.

Я подумал: Еще успею продать сердце, как-нибудь в следующий раз.

Я подумал: Прямо не терпится увидеть, какое будет у него выражение лица!

Слово «депортация» звучит довольно грозно, но Шегети подвергался ей столько раз, что, по-моему, это ничуть не должно было мешать его обычной деятельности. Я знал, что он частенько играет в бридж в клубе «Портленд», а потому сошел на Бейкер-стрит и направился прямехонько к библиотеке у Марилебон посмотреть в справочнике, где находится этот клуб «Портленд». Всегда следует надеяться на лучшее, а потому я первым делом пролистал справочник личных телефонов и адресов. Впрочем, наивно было бы предполагать, что человек, избегающий звонков от глав различных государств и служб, горящих желанием вывести его на чистую воду, человек, выдававший себя за официального представителя Бутана, Америки, Франции, Германии, Дании и вот теперь Бельгии, уже не говоря о таких организациях, как Всемирный банк, ООН и прочих, стал бы оставлять свои координаты. Клуб «Портленд» находился по адресу: Хаф-Мун-стрит, дом 42.