Осажденная крепость

— Хунцзянь, ты пришел не совсем удачно: у нас сейчас Су Вэньвань [142]. Она приехала в Гонконг позавчера, узнала, что здесь моя мать, и захотела с ней повидаться. Я нарочно выбежал навстречу, чтобы предупредить тебя на случай, если ты не пожелаешь ее видеть. Только имей в виду, что она знает о твоем приходе.

Фан покраснел и посмотрел на Жоуцзя:

— Пожалуй, мы дальше не пойдем, ты уж поклонись от нас своей матушке. А вот деньги за билеты.

Чжао стал говорить, что деньги не возьмет. Тут подала голос Жоуцзя:

— Раз уж мы пришли, надо повидаться с госпожой.

Она была в новом платье и потому чувствовала себя куда увереннее, чем раньше. Кроме того, ее жгло любопытство. Хунцзяню тоже было интересно взглянуть на Су Вэньвань, хотя он и побаивался встречи с нею. Чжао повел их в гостиную; перед входом Хунцзянь повесил на крюк свою соломенную шляпу, а Жоуцзя посмотрелась в зеркало.

Су Вэньвань заметно располнела с прошлого года, одета она была еще более модно: ее ципао, скроенное на европейский манер, плотно облегало фигуру; на нем чередовались розовые, желто-зеленые и белые полосы, напоминая флаг какого-то небольшого европейского государства. Подле молодой женщины на столике лежала широкополая соломенная шляпа, в сравнении с ней летний зонтик Жоуцзя выглядел устаревшим на целую эпоху. Фан отвесил глубокий поклон. Мать Чжао приветствовала его стоя, а Су, не вставая, протянула:

— А, господин Фан! Давненько не виделись. Как поживаете?

— Госпожа Фан! — представил Чжао новую гостью.

Су сделала вид, что только теперь, после слов Чжао, заметила Жоуцзя и кивнула ей, охлестнув ее взглядом, как плетью, с ног до головы. Жоуцзя от этого взгляда стало не по себе. Су обратилась к Синьмэю:

— Госпожа Фан — дочь того самого управляющего меняльной конторой… нет, сберкассой… Ах, у меня такая скверная память!

Фан с женой слышали ее реплику, и оба залились краской, но сочли неудобным отвечать, поскольку она спрашивала пониженным против обычного голосом, показывая тем самым, что вопрос ее не предназначался для других ушей. Синьмэй не сразу понял, в чем дело, потом ответил:

— Это дочь моего сослуживца, они сыграли свадьбу всего неделю назад.

— Значит, это другая, — произнесла Су так томно, как будто только что от сна пробудилась. — Госпожа Фан, вы постоянно живете в Гонконге или проездом из-за границы?

Фан сильно сжал ручку кресла, чтобы не вскочить в ярости. Синьмэй едва заметно покачал головой. Жоуцзя пришлось объяснить, что она приехала не из другой страны, а из заброшенного в глуши городка. Су сразу потеряла к ней интерес и возобновила беседу с матерью Чжао. Та сказала, что впервые в жизни должна лететь на самолете и заранее боится. Су улыбнулась:

— Тетушка, вам, право, нечего опасаться с таким сопровождающим, как Синьмэй! Я одна, без попутчиков, уже шесть раз летала.

— Как же тебя муж одну отпускает?

— У него здесь масса неотложных дел, приходится отпускать. Но мы дважды летали вместе в Чунцин. Первый раз сразу после свадьбы, представиться моему отцу. Кстати, он и сегодня собирался вместе со мной нанести вам визит и повидаться с Синьмэем…

Синьмэй прервал ее:

— Это большая честь, но я, помнится, уже видел господина Цао в день вашей свадьбы. Как он, не растолстел еще больше? Он ниже меня на голову, поэтому кажется толще, чем на самом деле. Здесь это не имеет значения, но в Чунцине люди смеются, когда видят толстого снабженца.

Фану впервые за время визита захотелось смеяться. Су порозовела, но не успела открыть рта — заговорила госпожа Чжао:

— Синьмэй, тебе уже четвертый десяток пошел, а болтлив ты, как ребенок. Да разве в наше время плохо быть полным? А мне вот не нравится, что ты такой тощий! Знаешь, Вэньвань, матери всегда кажется, что сын слишком исхудал. Вот на тебя смотреть приятно, цвет лица свежий. Мать увидит тебя — порадуется. А господину Цао ты передай от нас привет, мы понимаем, что он очень занят.

— Бывает, что он до полудня не является на работу, и ничего. Но сегодня специально отпросился у начальства и сидит дома — выпил вчера лишнего.

— Вино очень вредно для здоровья, — наставительно сказала госпожа Чжао. — Ты убеди его пить поменьше.

— Ну, он пьет немного, — возразила Вэньвань, стрельнув взглядом в Чжао. — Не то что Синьмэй: этот за один присест может осушить бутылку виски. (Синьмэй в это время обменивался насмешливыми взглядами с Фаном и не успел опротестовать это заявление.) А мужа просто напоили. Здесь, в Гонконге, работают мои однокашники, так они вчера устроили вечеринку. В приглашении было сказано «с супругами», вот я и взяла его.

Фан не сдержал нетерпения:

— А кто еще из нашей группы работает здесь?

— Да, господин Фан, я и забыла, что мы из одной группы! Значит, вам не прислали приглашения? Из гуманитариев пришла одна я, все остальные — инженеры, коммерсанты, юристы.

— Тебе, можно сказать, крупно повезло, — вставил Чжао. — Сейчас выпускники гуманитарных факультетов, как правило, так бедны, что стараются не лезть на глаза бывшим товарищам, если те химики или адвокаты. Ты одна поддерживаешь честь нашей профессии.

— Не думаю, что однокашники должны придавать значение таким вещам. Впрочем, ты же с юридического факультета! А что до везения, так тебе тоже везет. — И Вэньвань, довольная, рассмеялась.

— Положим, мне далеко до твоего Цао. А вечера однокашников устраивают бездельники для того, чтобы пообщаться с бывшими сокурсниками, которые в гору пошли. Неудачника на ходу спрашивают, где он сейчас работает, и уходят, не дождавшись ответа, чтобы подхватить под руку кого-нибудь из счастливчиков. Пока мы были студентами, вечеринки еще имели смысл — на них парни ближе знакомились с девушками. Когда я учился в Америке, у нас говорили, что такие вечера устраиваются с троякой целью: показать себя, утереть нос недругам и подцепить себе пару.

Все рассмеялись, госпожа Чжао даже закашлялась, а Вэньвань спросила:

— Ты-то с какой целью ходил? Что молчишь? Я же видела фотографии. Да, я смотрю, ты стал более скрытным, чем прежде, и более мелочным — видно, новые друзья на тебя влияют. (Тут Жоуцзя посмотрела на Хунцзяня, который еще крепче сжал ручку кресла.) Тетушка, я завтра не смогу проводить вас на аэродром. Встретимся через месяц в Чунцине. А сверток, о котором я говорила, завтра пришлю с посыльным; если он вам покажется слишком тяжелым, верните его с тем же человеком.

Она поднялась и взяла свою соломенную шляпу, сразу став похожей на Диану со щитом в руке. Попросив старую госпожу не провожать ее, Вэньвань обратилась к Чжао:

— А тебя я сейчас накажу — помоги мне отнести эти две коробки до ворот!

Фаны тоже поднялись со своих мест, и Чжао, опасаясь возможной бестактности со стороны Су, сказал:

— Господин и госпожа Фан тоже попрощаются с тобой.

Только после этого Су обернулась, кивнула Фану и протянула Жоуцзя руку так, как окунают палец в горячую воду. Затем она любезно попрощалась со старой госпожой и бросила на Чжао взгляд, в котором можно было прочитать и удовлетворение и недовольство; тот подхватил коробки и пошел вслед за ней.

Молодожены поговорили с госпожой Чжао о каких-то пустяках и, дождавшись возвращения Синьмэя, стали откланиваться. Но его мать попросила их остаться и принялась выговаривать сыну, зачем это он, как мальчишка, задирал мужа Вэньвань. Хунцзянь при этом подумал: «Вэньвань, наверное, получила удовольствие, решив, что Синьмэй не забыл о своих былых чувствах и возревновал». И тут Чжао ответил матери:

— Успокойся, она не рассердилась — лишь бы мы захватили в Чунцин ее контрабанду.

Выйдя проводить гостей, Чжао заметил:

— Вэньвань вела себя с вами весьма неделикатно.

— Не надо обращать внимания, — с деланным равнодушием ответил Фан. — Богатая дамочка может себе это позволить (он не заметил, какой взгляд метнула в его сторону Жоуцзя). А что ты имел в виду под контрабандой?