Как я стал идиотом

Там Антуан с ним и познакомился. Ас любил после дежурства прогуливаться по Большой галерее эволюции. Это очень странное место, заполненное десятками тысяч чучел самых разных животных, — войдя сюда, словно попадаешь в застывший на веки вечные Ноев ковчег. Здесь царит таинственная атмосфера: яркий свет, направленный на чучела, контрастирует с приглушенным освещением залов, полумрак окутывает любознательных посетителей, которые тихо переговариваются или даже шепчутся, как будто боясь разбудить слонов, хищников и птиц. Однажды утром Антуан, впервые придя в Галерею, бродил там как зачарованный и с детским восторгом рассматривал зверей, запечатленных в удивительных позах, читал таблички с названиями и информацией о том, кто где обитает и чем питается. Его ненасытный ум жадно поглощал новые сведения, щедро рассыпанные здесь для всех желающих. Внимание его в какой-то момент привлекла странно освещенная непонятная фигура. Сначала он подумал, что это чучело неандертальца или редкий экземпляр безволосого снежного человека, на которого надели костюм и ботинки. Антуан поискал глазами табличку с названием или справку о том, к какому историческому периоду относится этот экспонат. Он устремил взор к подножию чучела, но там ничего такого не оказалось. Антуан поднял голову: экспонат улыбался и протягивал ему огромную ручищу. С этого момента и началась их дружба.

Они были неразлучны. Ас говорил немного, что вполне устраивало Антуана, склонного к бурному извержению слов и мыслей. Ас временами прерывал его разглагольствования александрийским стихом, вмещавшим в свои двенадцать стоп куда больше смысла, нежели красноречие Антуана. Антуану нравился лаконизм и поэтичность высказываний Аса, который, со своей стороны, любил словесные дебри и витиеватые построения Антуана.

Шарлотта, Ганджа, Родольф, Ас и Антуан собирались по вечерам в маленьком исландском баре под названием «Гудмундсдоттир» на улице Рамбюто. Там они играли в шахматы, болтали и спорили, поглощая напитки и кушанья с непроизносимыми названиями и загадочными ингредиентами. Они не понимали, едят они рыбу или мясо, не знали, что за диковинные овощи им подают, но им нравилась необычность этих блюд и их удивительный вкус. Этот бар-ресторан был местом встречи живших в Париже исландцев, поэтому и язык, звучавший вокруг, был непривычен для слуха. Антуан заметил, что здесь, по крайней мере, у него есть законное основание не понимать, что говорят люди. В этом экзотическом заведении он проводил с друзьями несколько вечеров в неделю: иногда они играли в «ассоциации», иногда развлекались придумыванием новых стран или тем, что называлось у них «распополамить мир». Игра заключалась в том, чтобы, не повторяясь, предложить как можно больше признаков, по которым можно делить людей на две категории, ибо люди, как ни крути, всегда делятся на тех, кто любит ездить на велосипеде, и тех, кто предпочитает мчаться в автомобиле; на тех, кто носит рубашку поверх брюк, и тех, кто заправляет ее; тех, кто считает Шекспира величайшим писателем всех времен и народов, и тех, кто считает, что величайший писатель всех времен и народов — Андре Жид; тех, кто любит «Симпсонов» и кто любит «Южный парк»; кто любит «Нутеллу» и кто любит брюссельскую капусту. Так, на основе серьезнейшего антропологического подхода, они составляли списки фундаментальных принципов классификации человечества.

На одной из таких конспиративных сходок, через неделю после того как он выписался из больницы, в четверг, двадцатого июля, Антуан сообщил друзьям о своем намерении стать идиотом.

Ресторанчик постепенно заполнялся народом. Из стенных часов выскочил крохотный викинг и десять раз ударил топориком по щиту. Среди громких разговоров на исландском языке и звуков исландской народной музыки столик Антуана и его друзей был изолированным островком, отрезанным от окружающего мира. Пар из кухни, запахи стряпни и пива, смешиваясь, висели в воздухе ароматным туманом. Преображенные в светильники чудовища и боги исландской мифологии лучились над головами посетителей. Официанты сбивались с ног, лавируя между тесно стоявшими столиками, где люди сидели чуть ли не вплотную друг к другу. Антуан достал из сумки большую тетрадь, в которой изложил свое кредо. Он попросил друзей не перебивать его и напряженным от волнения голосом начал читать:

«Есть невезучие люди, терпящие фиаско даже при самом благоприятном раскладе. Надень на них кашемировый костюм — они все равно будут выглядеть бомжами; имея миллионы, они умудряются залезть в долги и при двухметровом росте бездарно играют в баскетбол. И я теперь знаю, что принадлежу именно к этой породе лузеров, которые катастрофически не умеют использовать свои преимущества, более того, эти преимущества оказываются для них камнем на шее.

Устами младенцев глаголет истина. В детстве нет ничего обиднее, чем когда одноклассники кричат тебе: 'Смотрите, какой умный нашелся! С годами это превращается почти в похвалу. Но это заблуждение: ум на самом деле — большой недостаток. Подобно тому как живые знают, что умрут, а мертвые не знают ничего, я считаю, что быть умным хуже, чем быть дураком, потому что дурак не сознает, что он глуп, тогда как умный человек, даже с самой заниженной самооценкой, не может не сознавать, что обременен умом.

В Книге Екклесиаста сказано: кто умножает познания, умножает скорбь, но мне не повезло, я не посещал, как другие дети, уроков катехизиса, и никто не предостерег меня от опасностей, коими чревато учение. Верующим хорошо, их смолоду предупреждают о том, сколь рискованно развивать свой ум, и они потом всю жизнь держатся от наук подальше. Блаженны нищие духом.

Те, кто полагает, будто ум возвышает нас, явно не обладают им в достаточной степени, ибо не понимают, что ум — это проклятие. Все мое окружение, однокашники, учителя считали меня умным. Я никогда толком не понимал, почему они вынесли мне такой вердикт. Я часто страдал от этого расизма со знаком плюс, страдал от людей, не отличающих подлинный ум от его видимости, от тех, кто обрекал меня на основании своего якобы благоприятного, но предвзятого мнения играть роль какого-то всезнайки. Как очень красивый молодой человек или девушка вызывают восторги окружающих, раня тем самым остальных, не столь щедро наделенных внешней привлекательностью, так и я всюду слыл ученым умником, что невероятно меня доставало. Как ненавидел я ситуации, когда против воли способствовал унижению одноклассников, считавшихся менее блестящими!

Я никогда не увлекался спортом; последними соревнованиями, в которых мне доводилось напрягать мышцы, была игра в шарики на перемене в младших классах. Я был хилый, со слабой дыхалкой, не мог прилично ударить по мячу, в общем, шевелить умел только мозгами. Для спорта я абсолютно не годился, и мне ничего не оставалось, как пускать в ход серое вещество, чтобы придумывать новые игры в мяч. Работать головой за неимением лучшего.

Ум — ошибка эволюции. В доисторические времена дети — во всяком случае, так я себе это представляю — гонялись по лесу за ящерицами или собирали съедобные коренья и постепенно, учась у взрослых, становились полноценными членами племени: охотниками, рыболовами, собирательницами… Но если вглядеться попристальнее в эту оптимистическую картину, наверняка обнаружится, что некоторые дети не участвовали в общих работах и играх: они сидели в безопасном месте, у огня, в теплой пещере. Они не могли защититься от саблезубого тигра, не умели охотиться; будь они предоставлены самим себе, они не прожили бы и суток. Они томились целыми днями без всякого дела, но не от лени, нет, они рады были бы носиться вместе со сверстниками, но не могли. Создавая их, природа дала сбой. В племени непременно была какая-нибудь слепая девочка, хромой мальчик и еще один — рассеянный и неуклюжий… Поэтому они весь день торчали на месте стоянки, и поскольку видеоигры еще не изобрели, им только и оставалось, что размышлять, давая полную волю воображению. Всю жизнь они только и делали, что думали, пытались понять окружающий мир, сочиняли разные истории и небылицы. Так и родилась цивилизация — оттого что физически неполноценным детям было нечем заняться. Если бы природа не допускала время от времени брак в своей работе, если бы с ее конвейера всегда сходили безупречные особи, человечество остановилось бы на стадии питекантропов и жило бы себе счастливо без всякого прозака, презервативов и DVD dolby digital.