Лысая (СИ)

…Лицо щекотно: по нему елозят чьи-то пальцы. Лысая, смеясь, ударяет кого-то наотмашь: а ну не лезь!..

Полуголый Кир, пьяный вдребезги, стоит с пустой бутылкой посреди тёмной комнаты.

— Друзья мои, — заплетающимся языком говорит он, и Пашка понимает, что надо выпить. Шарит в темноте, но ничего не находит, кроме руки Лизка — и, посмеиваясь, сжимает её. Рука горячая и мягкая. — Друзья… м-мои! Давайте выпьем, чтобы…

Он икает, и Лысая от души смеётся: чёрт, как забавно он это делает! Смех вырывается из её груди, а Кир продолжает говорить свой незамысловатый тост:

— Давайте выпьем, чтобы нам… и дальше было… насрать!.. — еле договаривает Кир и разбивает бутылку об пол, ни капли не выпив. Всюду летят осколки.

— Мне насрать, что будет, пацаны и… и Лысая, — говорит он, еле ворочая языком. — Потому что может быть, мы с… ик!.. — Лысая опять смеётся, падая на спину. — Сдохнем мы может завтра! И мне! Похер! Похер!!! На всё!!! — кричит он так громко, словно старается перекричать собственные мысли.

Лысая смеётся так, будто никогда не слышала ничего смешнее этого незамысловатого подобия тоста, но чувствует, каким солёным и мокрым становится лицо. Даже нос закладывает. Она пытается ещё смеяться — не выходит, смех высох у неё на губах, темнота плывёт солёными каплями перед глазами, и Лысая понимает, что плачет, но от чего — не понимает. Всё вокруг неё падает во тьму, и на самом краю, на последнем вздохе Пашка решает, что так даже лучше — потому что там, в темноте, нет ни слёз, ни боли, и она с радостью отдаётся этой тьме.

Пространства в ней нет, но откуда-то сверху доносятся чьи-то крики.

Пашка проснулась первой.

Она обнаружила себя у подножия дивана, окружённой каким-то диким хаосом разбросанной одежды и вещей. В горле сухо, голову слегка давит — но не более. Пашка понимает: похмелья, кажется, нет, или оно не наступило полностью. Вокруг неприятно пахнет.

Говнарь спал за диваном, обнимая бутылку из-под водки: Лысая, не вставая, повернула голову и увидела его сквозь щель между диваном и полом.

Глаза слипались, но она поняла, что если и хочет спать, то точно не здесь. Поднялась на локти и сжала пальцы: что-то помешало. В руках у неё что-то делал смартфон Кира.

Что вообще произошло?

Она повела пальцем, разблокировав экран. Открылось какое-то фото: они пытались сделать групповой снимок, но, кажется, у кого-то изрядно тряслись руки. Пашка улыбнулась, глядя на одну из удачных попыток. В кадре были все; хоть пьяная физиономия Кира и не была эталоном фотогеничности, но благодаря ей фото получалось… будто бы целостным. Сонно улыбаясь, Пашка стала листать дальше.

Вот Лизок, сидя на спинке дивана, играет на гитаре. Кажется, это была «Рюмка водки на столе»… или что-то из Цоя. Последнего Лизок очень любит. Вот они все зачем-то сгрудились в темноте, обнявшись — просто так, по хмельному наитию. Вот лицо искренне смеющегося Говнаря — поистине редкий кадр, нужно сохранять такое в архивы и показывать потомкам. Следующее фото — Простынь положил голову на колени Говнарю и, кажется, тоже смеётся.

Следующим шло видео. Заранее убавив звук до минимума, Пашка подумала, что в нём точно будет какое-то шоу — или короткая фраза «ой, я фото хотел», заканчивающая ролик. Но видео длилось минут десять, что и пробудило в Лысой немалое любопытство. Она начала смотреть.

На видео была Лизок: так же сидела на диване, но гитары уже не было. Она смеялась, а рука оператора тряслась. Дальше к ней подползли с обеих сторон Говнарь и Простынь, и начали то ли щекотать её, то ли ещё что-то. Лизок громко смеялась, пока не поняла, что её крепко держат за предплечья. Подошёл, судя по всему, Кир, кое-как расстегнувший ширинку.

Пашка не смогла смотреть долго: почувствовала, что её тошнит. Поставила видео на паузу, сделала глубокий вдох — и её вырвало на чью-то одежду.

— Что за… — прошептала она, хватаясь за голову, в которой роились сотни вопросов. Как это произошло? Почему она этому не помешала? Чей это такой знакомый голос смеялся за кадром, пока кричащую Лизу насиловали?

Кто всё это снимал?

Голова сильно загудела, но далеко не от выпитого алкоголя. Шёпотом выругавшись, Пашка трясущейся рукой нашла смартфон и поспешно удалила видео.

Осознание, что она сделала это, пришло к ней спустя несколько секунд, и Пашка поняла, что так в любом случае будет лучше. На всякий случай она ещё прошерстила галерею на предмет подобного материала — но все остальные фотографии были типичными пьяными снимками с разных вписок, и их Лысая не стала трогать.

Руки дрожали, сонливость как рукой сняло.

Поднявшись, она оглядела разрушенную гостиную и, стараясь не шуметь, нашла остальных ребят в разных частях квартиры. Кир спал, сидя за кухонным столом — совсем на него не похоже, обычно, напиваясь, он засыпал в более неподходящих местах. Простынь уснул возле унитаза: кажется, спиртное на его желудок подействовало плачевно. Лизок даже умудрилась дойти до своей комнаты, куда пьянка по каким-то причинам не добралась: там она спала под одеялом (!) в своей кровати, переодетая в пижаму. Как она в пьяном виде смогла даже додуматься до того, чтобы переодеться и залезть под одеяло — оставалось неясно. Кажется, несмотря на всё, где-то внутри ей всё же хотелось быть примерной девочкой. Или, может, это Кир всё подстроил? Но он же тоже был в стельку бухой.

«И… неужели… я всё это снимала на его телефон? — подумала Лысая с ужасом. — Это… Это же просто пиздец… Это её крики я слышала тогда? Почему я… ничего не сделала?».

От таких мыслей голова шла кругом.

Пашка пыталась себя успокоить, поспешно покидая квартиру и тихо прикрывая дверь. Есть шанс, что, проснувшись, ни Кир, ни Лизок не вспомнят, что было ночью. Но во-первых, Пашка это точно помнила, и знала, что снятое ей же видео на телефон Кира не было алкогольным бредом. И во-вторых, было ещё кое-что очевидное, что, если очень уж не повезёт, само собой вскроется со временем: Лизок могла и забеременеть. Шанс, конечно, был пятьдесят на пятьдесят, но если это случится… Что будет тогда?

Было раннее утро, с травы на газоне ещё не успела сойти роса.

Выйдя из подъезда, Пашка вдохнула свежий воздух. Попыталась прогнать назойливые мысли из головы: я была пьяна, я не могла себя контролировать, это со всеми случается, я ничего не могла сделать. Стало ещё паршивее, когда в памяти всплыли слова Лизиной бабушки: позаботься, мол, о ней там. Вот и позаботилась, — подумала Лысая с ненавистью к самой себе. От осознания происходящего хотелось выцарапать глаза. Или хотя бы оставить шрамы поглубже — как у Джокера. Пьяный Кир изнасиловал Лизку, а она, Пашка, вместо того, чтобы помешать, снимала это на его же телефон, при этом ещё и хохотала. Как такое вообще могло произойти?!

Почувствовав, что к горлу подступает ком, но уже не от тошноты, а из-за отчаяния, Пашка достала собственный телефон: проверить время, посчитать количество пропущенных от матери и банально отвлечься — хотя бы на секунду.

Часы показывали 05:43. Четыре пропущенных и одно сообщение — от матери: «Надо поговорить». Вздохнув, Пашка посмотрела на вызовы — и вытаращила глаза, чуть не поперхнувшись воздухом. Закрыла пальцами рот, чтобы не закричать: три пропущенных были от матери, однако в три часа ночи ей почему-то звонила Марья.

3.

Даже в то время, когда они ещё были вместе, для того, чтобы Марья звонила Пашке, должно было произойти какое-то невероятное ЧП вроде землетрясения или чьего-то сердечного приступа. Ни того, ни другого ни разу так и не случилось, а потому Лысая и не могла припомнить толком, чтобы Марья хоть раз сама её зачем-то набирала. Они списывались по сети, прибегали друг к другу домой, потому что жили через дорогу, если надо — кричали в окна, но по какой-то причине до телефонных звонков дело никогда не доходило. Стоит сказать, что Лысая пыталась ей звонить — но Марья брала трубку очень редко, потому что постоянно держала телефон на беззвучном.

Что же должно было случиться, чтобы Марья решила позвонить аж из Питера, где наверняка царил дикий роуминг?