Лысая (СИ)

Кто-то спускался по лестнице.

Пашка стала спускаться, и на одной из лестничных клеток невольно взглянула на идущего. Его лицо показалось ей смутно знакомым… а затем, узнав его, Пашка впала в секундный ступор. Это был тот самый «программист», уронивший её на лопатки, когда она несла домой Зайца!!! Загвоздка была лишь в том, что привычная вспышка злости, придающая сил для драки, как-то не спешила появляться. Лысая медлила: желания драться у неё не было, отпускать этого ублюдка с пустыми руками не хотелось тем более.

«Программист», кажется, тоже узнал её. Хоть они и встретились всего раз, внешность у Пашки была запоминающаяся. Сейчас он был одет в белую рубашку и чёрные брюки, а под рукой нёс какую-то папку.

— Ну что, до сих пор дуешься на тот случай? — спросил он прямо. — Ты извини, я тогда погорячился.

— Погорячился? — угрюмо и зло переспросила Лысая. — Да ты меня о брусчатку…

— А ты меня обматерила, так что всё честно, — программист пожал плечами. — Разве ты не сделала бы то же самое с незнакомцем, который наорал на тебя?

«Я б ему ещё и добавила», — невольно подумала Лысая, только затем осознав, что поганец совершенно прав. Поморщилась.

— Предлагаю забыть тот инцидент и начать всё сначала, — человек протянул ей руку. — Олег Истомин, учитель. Очень приятно.

— Ты учитель? — удивилась Пашка, презрительно нахмурившись. — Во дела! Никогда бы не подумала.

Вместо рукопожатия она с размаху хлопнула по его ладони своей — жест вроде «дай пять!», только упрощённый. Истомин удивился, но ничего не сказал.

— А ты?..

— Лысая.

— Это я, как ни странно, уже вижу.

— Кликуха у меня такая, дурень. Погоняло.

— Я предпочитаю называть людей по именам.

— А на хера тебе моё имя сдалось, очкарик?

— Неужели просто его назвать труднее, чем щетиниться, как дикобраз?

Лысая поморщилась, прошла мимо Истомина, едва удержавшись от того, чтобы задеть его плечом, и стала спускаться.

— Паша меня звать. Полное — «Павлена».

Истомин двинулся вслед за ней по лестнице. Пашка чувствовала на себе его взгляд, но игнорировала.

…Неприятности никак не желали оставлять её одну или хотя бы приходить по очереди, а не валиться всей кучей с небольшим интервалом. Выйдя из подъезда, Лысая заметила на другом конце двора странную компанию из трёх человек, один из которых — невысокий паренёк в очках — явно подвергался какому-то давлению, потому что двое зажимали его в угол.

Приглядевшись, Пашка узнала одного из них: это был Ванька Овощ, у которого вся мозговая жидкость уходила в подкожный жир. Парень был невероятных размеров, и при других обстоятельствах точно пошёл бы в сумо.... но пока что подрабатывал гопником.

Пройдя к ним несколько метров, Лысая узнала и парня, которого прессовали: тот самый брат побитого Киром боксёра. Не везло ему на дворовые приключения.

— Э, Овощ, — крикнула она, и Ванька обернулся всем телом: жирная его шея функционировала с большим трудом. — Отстань от него.

— Лысая? — изумился тот. — А чё он, кореш твой или чё? Я вообще, я без проблем, — он повернулся и похлопал паренька по плечу здоровой лапой, — повезло тебе, пацан, на сегодня… Погнали, Вася, отседова…

— И не лезь больше к нему. У него брат боксёр, въебёт тебе, — пригрозила Пашка уходящему Овощу. Тот не обернулся: услышал ли?

Школьник смущённо засопел.

— Откуда ты знаешь?

— А? — не поняла Пашка, повернув голову.

— Про брата моего.

Поняв, что чуть не прокололась, Лысая по-быстрому соврала:

— Да я просто от себя напиздела. Овоща не бойся, он тебя больше не тронет.

— Спасибо.

Кажется, ту нелепую попытку извиниться парень не помнил — либо тогда просто не разглядел хорошенько Лысую. Как бы то ни было, никаких признаков, что он её знает, он не подавал.

Пашка сделала попытку широко улыбнуться — и у неё получилось.

— Я Лысая! Давай лапу.

— Павел, — он неуверенно ответил на рукопожатие.

«Тёзка, надо же».

 — Ладно, бывай, Павел — сказала Пашка, вскинув руку на прощание. — Аккуратнее будь! И брату привет.

— Нет у меня брата, — донеслось ей в спину. — Умер.

Лысая встала как вкопанная.

====== 3. Долги ======

1.

Нежно-рыжий закат раскинулся над городом на противоположном берегу пруда, спокойного и ровного, как зеркало. Стоящая на коротком мысу Пашка старательно пыталась нарушить его безмятежность: швыряла плоские камешки в воду, пуская блинчики. Её рекорд был три раза — а ведь когда-то в детстве она умела как-то изгаляться так, что камешек отскакивал от воды семь раз, не меньше!

К сожалению, она была не одна.

Истомин, пришедший вслед за ней (сегодня почему-то был не на машине) стоял поодаль, прислонился спиной к дереву и скрестил руки на груди. Пашка чувствовала его присутствие, но ничего не говорила. Какое-то время царило молчание — но Истомин предпочёл его нарушить.

— Интересная у тебя татуировка.

Плюх! Камешек отскочил четыре раза, а затем ушёл на дно.

— Сочту это за комплимент, — сказала Пашка, решив, что этого хватит, чтобы разговор заглох.

Не вышло.

— Но не тебе, а скорее, мастеру. Кто её сделал?

— Один мой знакомый. Хобби у него татухи набивать.

— Адрес не подскажешь?

— Не подскажу.

— «Держись подальше» — это что, предостережение?

«Перевёл, зараза. Он что, учитель английского?» — подумала Пашка, бросив камень, а затем озвучила свой вопрос.

— Нет, не английского, а алгебры, — поправил её Истомин.

— Тоже ворчишь на учеников, когда они решают правильно, но не так, как ты говоришь?

Её собеседник короткое время молчал.

— Если ученик сам освоил способ, о котором я не рассказывал, и решает им — это ли не повод для гордости? Это скорее заслуга, чем вина.

— Ну надо же, какие мы добрые, — недоверчиво скривила лицо Лысая, запустив в воду ещё один снаряд.

Теперь Истомин молчал подольше.

— У тебя что, детская травма, связанная с математикой?

 — Вот скажи, почему ты вообще до сих пор здесь? — зло обернулась Пашка. — Какого хрена тебе надо от меня?!

— Тот парень, которого ты от гопарей спасла… Ты его знаешь?

— Хватит. До меня. Допытываться. Это не твоё собачье дело, знаю я его или нет!

Истомин снова замолчал. Спустя какое-то время он произнёс, глядя в сторону противоположного берега:

— Красиво, да? Хоть пейзаж рисуй.

— Да хрен там, — сказала Пашка мрачно. Ей не хотелось ни в чём соглашаться с этим странным типом. — Этот пейзаж — шлюха.

— Что ты имеешь в виду? — не понял Истомин.

— Ну такой пейзаж, мимо которого люди постоянно ходят, на фоне которого фотографируются, которым любуются изо дня в день, потому что его красота не меняется. Он всегда один и тот же, и каждая идиотка, у которой на камере установлена фронталка, желает сфоткаться на его фоне. Смотрите, как красиво! — Пашка опять скривила лицо. — Вот я и говорю: этот пейзаж шлюха. Его видел каждый, каждый им любовался, каждый говорил, что он красивый. Сказали столько раз, что… уже тошнит от этого.

Истомин надолго замолчал, так ничего и не ответив.

Солнце почти село. Начинало холодать: Пашка чувствовала это, хотя кожанка отлично спасала от мороза. Пора завязывать с киданием камней — решила она, разворачиваясь и покидая берег. Вот только перед тем, как идти домой, нужно избавиться от Истомина.

— Я иду домой. Мне на Рудный.

— Хорошо, нам по пути.

— Давай ты пойдёшь куда подальше? Чего я точно не хочу — это чтобы ты за мной шёл.

— А если я откажусь?

Пашка остановилась, глубоко вздохнула: она начинала медленно закипать.

— Если я сейчас обернусь, и увижу тебя сзади, я тебе врежу, — спокойно произнесла она.

— Это нечестно, потому что ты в любом случае…

Истомин молниеносно поймал её кулак.

— …обернёшься.

— Да какого хрена тебе надо?! — возмутилась Пашка, выдёргивая руку из его крепких пальцев. — Ты же вроде не хотел драться, ублюдок!