Новый Мир ( № 4 2006)

Ханс Ульрих Гумбрехт. В 1926. На острие времени. Перевод с английского Е. Канищевой. М., “Новое литературное обозрение”, 2005, 570 стр.

Еще одна своего рода энциклопедия на нашей книжной полке, тоже рассказывающая об истории повседневности, на этот раз — окружавшей человечество в 1926 году. Автор книги, профессор Стенфордского университета, проделал странный и завораживающий эксперимент: Гумбрехт навел лорнет на один отдельно взятый год, выбрав его почти случайно, с простой целью, которую сам обозначает как выстраивание “синхронической реконструкции повседневных миров”, а также создание “иллюзии непосредственного переживания прошлого”. Иными словами, автор пытается изобрести “машину времени”. Открываешь его исследование и оказываешься в 1926 году. Впрочем, эта цель отнюдь не конечная.

За очерками об автомобилях, аэропланах, боксе, беспроводной связи, граммофонах, лифтах, полярных экспедициях, телефонах, танцах, а также отношении человечества к аутентичности и искусственности, мужскому и женскому, настоящему и прошлому все в том же году икс — угадывается и сверхзадача этого крайне любопытного труда. Она — в реабилитации исторической науки. Книга многократно иллюстрирует одну и ту же, очевидно, драгоценную для Гумбрехта мысль: сегодня, когда история утратила дидактическую функцию, когда никто давным-давно не хочет извлекать из нее уроков, она все же необходима. Без исторического знания, без подтвержденного фактами ощущения исторической перспективы нам не восстановить происходившего не то что в 1926-м, но и в прошлом году. Вот зачем нужны историки, терпеливо втолковывает нам автор, — для погружения современников в прошлое, для свободной беседы с “умершими”.

С. А. Иванов. Блаженные похабы. Культурная история юродства. М., “Языки славянских культур”, 2005, 448 стр.

После популярного исследования истории вещей (“Тысяча лет озарений”) Сергей Иванов вернулся к византийским штудиям и одарил читателя монографией, в которой поучительные анекдоты о монастырях и монахах, включая и истории с легким налетом фривольности, сочетаются с глубоким историко-культурным анализом феномена юродства. Некоторые главы отсылают к известным работам ученых — так, глава “Похаб и царь” кажется аллюзией на название капитального труда Бориса Успенского “Царь и Патриарх”; Иванов, однако, предлагает совсем иную картину мира, в которой власть духовная не рифмуется, а максимально противопоставлена власти светской. Книга представляет собой очень симпатичный вариант академической науки, в котором доскональное знание предмета исследования соединяется с непринужденным изложением.

Мишель Уэльбек. Оставаться живым. [Стихотворения]. Перевод с французского. М., “Иностранка”, 2005, 346 стр.

Уэльбека представляют как автора мировых бестселлеров “Элементарные частицы” и “Платформа” — провокативных, остросоциальных романов о соблазнах современного мира. Но вот трибун и провокатор, только что эпатировавший публику своими жесткими эротическими фантазиями и неполиткорректностью, внезапно сходит со сцены и смешивается с толпой — от такой перемены всегда ёкает сердце. Стихи Уэльбека звучат как голос именно частного человека из толпы, закомплексованного жителя мегаполиса, ездящего на метро, бродящего по дождливым улицам, теряющего голову от “сногсшибательного балета” мини-юбок, покупающего порножурналы, глядящего на ласточек и облака — в общем, живущего и смертельно влюбленного в жизнь. Цветы здесь действительно благоухают, море дышит, дожди мокрые — в общем, все движется, все подлинное.

Иными словами, Уэльбеку удается создать необычайно живой мир, а его лирическому герою — “оставаться живым”. Секрет остроты его переживаний и яркости восприятия кроется не только в таланте автора, но и в том, что забрало его открыто. Ведь чтобы стать настоящим поэтом, объясняет Уэльбек в “руководстве для начинающих”, нужно признать, что мир — это “страдание в действии”, что необходимо “научиться чувствовать боль всеми клетками своего тела”. “Каждый осколок мира должен ранить вас лично”. В этом манифесте, открывающем сборник, лишь вначале чудится лирический перехлест, по прочтении же книги до конца выясняется, что это вполне выстраданная и искренняя позиция.

Линор Горалик. Полая женщина: мир Барби изнутри и снаружи. М., “Новое литературное обозрение”, 2005, 316 стр.

Изящная, написанная живым и легким слогом история куклы, придуманной в конце 50-х годов компанией “Маттел”, а к середине 90-х оказавшейся обладательницей самого узнаваемого лица планеты. Помимо социокультурных наблюдений, исследование Линор Горалик переполнено выразительными культурными ассоциациями — Барби названа здесь то грошовой Галатеей, то повелительницей мух, — а также анекдотическими историями о гонителях, защитниках, фанатах и коллекционерах Барби.

Поколение нынешних российских родителей, тех, чьи дети нянчат длинноногих красоток, в Барби не играло, и для них эта книга — еще и увлекательный учебник по невольно пропущенному эпизоду из истории массовой западной культуры.

1

Кирилл Медведев. Тексты, изданные без ведома автора. Составление Глеба Морева. М., “Новое литературное обозрение”, 2005, 228 стр.

Смешно, конечно. Автор издает “Манифест об авторском праве”, в котором признает, что авторских прав на свои тексты не имеет. Однако все равно запрещает публиковать свои тексты в журналах, сборниках и антологиях, но при этом не возражает, чтобы они публиковались “в виде отдельной книги”, впрочем, при условии, что в выходных данных будет указано: тексты изданы без “разрешения автора, без каких-либо контактов и договоренностей с ним”. Как видно, издатели без труда расшифровали все эти даже и обаятельно замаскированные намеки на то, что время издавать новую книгу, и сделали, как их просили, — см. название сборника.

Стихи Кирилла Медведева не новость, о них довольно писали и обсуждали: обыденный опыт, разлитый в формочки верлибров:

в “макдональдсе”

если скажешь маленький кофе,

обязательно дадут “средний”,

а самый маленький у них называется “детский”,

хотя по логике должны как минимум спросить:

“детский или средний?”

такая уловка...

Эти ироничные, довольно доброжелательные к миру и человечеству, расслабленно покачивающиеся на ватных ногах стихотворные истории читать любопытно, забавно, комфортно. Их заведомая, смысловая и художественная, бесконфликтность (даже тех стихотворений, в которых Медведев обличает продажных чиновников, бездарных литераторов и “бесполую бесклассовую безнациональную массу”) компенсируется громко заявленной позицией, которую кратко можно сформулировать как “неучастие”. Медведев — один из немногих сегодня, кто так последовательно выстраивает свое литературное поведение, кто так самозабвенно играет в литературу. Так, в манифесте “Коммюнике” поэт заявляет о нежелании участвовать в литературных проектах, публичных чтениях и прочих литературных играх, ему постылых. Тем не менее он вывешивает свои стихи на собственном сайте, в свет выходит очередной его сборник, я пишу на него рецензию — в итоге то, что выглядит как позиция, оборачивается позой.

Можно сколько угодно сочувствовать человеку, который не желает участвовать в окололитературных дрязгах, но коль скоро ты отпускаешь свои стихи в публичное пространство, ты по своей воле оказываешься вовлечен в литературный процесс. Факт совершенно очевидный. Впрочем, лишь придающий этой книжке какого-то плюшевого очарования.

-1

Жан-Люк Энниг. Краткая история попы. Перевод с французского И. Е. Клоковой. М., “КоЛибри”, 2005, 222 стр.

“Попа образовалась в глубокой древности”, — сообщает нам автор с первой же строки, не ведая, что окликает советский анекдот, в котором путеводитель открывался фразой “Прошлое N-ского района N-ской области уходит корнями в глубь Ледникового периода”. Подобное же глубокомыслие пронизывает “Краткую историю попы” насквозь, как кол, обсуждаемый здесь в отдельной главе. Французский литератор Жан-Люк Энниг стилизует книгу под научное исследование — с ссылками, историческими экскурсами, с обстоятельностью; как бы всерьез решает вопрос, “есть ли ягодицы у животных”, рассматривает роль симметрии в человеческом теле и происхождение слова “порка”. Однако книга вряд ли войдет в научные анналы, несмотря на немалое количество любителей анальной тематики среди читающей публики. Да и для действительно смешной шутки получается слишком громоздко. Автор, похоже, искренне считает себя последователем Рабле и даже посвящает ему несколько страниц — только вот сочинителя “Гаргантюа” переполнял наивный восторг от того, что можно наконец столь изысканно обсуждать запретные темы, а исследователь “истории попы” с педантичным занудством лишь имитирует бурное веселье. Спасибо, длится все это не слишком долго — нам представлен только “краткий” вариант скучнейшей (в исполнении Эннига) истории мадам Сижу.