Выбор Донбасса

Доктор полз изо всех сил. Его сухое жилистое тело ужом извивалось по земле. Твёрдые толстые кочерыжки подсолнуха, выглядывавшие из-под сохлого, обожжённого пожаром грунта, больно царапали лицо и шею Доктора, цеплялись за лямки рюкзака, кололи в живот и пах, но он терпеливо молчал и упорно скользил вперёд.

Игорь немного отстал. Мускулистый и широкоплечий, он выглядел намного мощнее военврача, но чуток уступал ему в скорости, жажде борьбы и психологической устойчивости.

— Я здесь, друг, я уже здесь, а ты — терпи! Боль — это всего лишь неприятное эмоциональное переживание, — военврач, достигнув механика чадящей бронемашины, вцепился двумя руками тому в воротник комбинезона и поволок в небольшую воронку на дороге. Три метра пути показались ему тремя сотнями и дались с огромным трудом.

— Дурацкое место, — проворчал военврач, оглядываясь. Он снова поволок механика, левее, ещё левее, в природную ложбинку в поле. — Так-то лучше, — вибрирующим в такт пульса голосом констатировал Док, озираясь. — Хрен достанут.

Лёжа то на боку, то на животе, Доктор вколол механику обезболивающее и наложил шину на левую руку. Две заранее заготовленные для этого дела палки он выдернул из бокового кармана своего чудесного рюкзака.

— Органические повреждения человека современной медициной излечимы, а вот с эмоциональными — дела обстоят хуже. Постарайся забыть об источнике переживаний, и ты забудешь о боли! Остальное я беру на себя, — шептал военврач, глотая собственный пот. — У тебя шок, контузия головного мозга и закрытый перелом лучевой кости. В целом — полная ерунда! Признаться, я вообще думал, что ты в ящик сыграл! Большой и чёрный.

Потерявший сознание механик-водитель не мог слышать голоса своего спасителя, но Доктор говорил не для него. Он сам себе ставил диагноз.

— Главное в нашем деле — не впадать в депрессию. Снижение настроения и утрата способности переживать радость, адекватно мыслить и реально оценивать происходящее вокруг могут инициировать потерю интереса к жизни! А этого допускать нельзя! Социальная терапия — вот главное лекарство! Старые друзья, любимая женщина, занятное хобби, интересные фильмы и книги, занятия физической культурой и активный отдых — вот что нам нужно! Когда вернёмся с войны, я уделю этому время, уж поверь мне!

— Док, я здесь, я дополз-таки, — задыхаясь, смахивая слюни с подбородка, тыкнул военврача в плечо Игорь. — Давай, если ты закончил колдовать, я его заберу!

— Погоди, не спеши, пусть лежит, не убежит никуда. Вон, мы сейчас с тобой тем бедолагой займёмся, — Доктор посмотрел на БМП. Она как-то слабо и нехотя горела внутри, едкий дым выбивался из открытых люков.

Муравьём метнувшись к бронемашине, Док констатировал неприятный факт: погибший боец застрял в люке, свесившись в сторону позиций «укропов». Ни дым, ни сама броня никак не прикрывали военврача в случае попытки залезть на БМП и вытянуть погибшего. Нужно было обползти боевую машину вокруг и найти оптимально безопасную точку, чтобы с земли попытаться подцепить «двухсотого» крюком.

— Игорь, давай сюда, вдвоём сдёрнем! Я один не смогу, — Доктор вытащил из верхнего накладного кармана рюкзака верёвку с крюком на конце. Изловчившись, со второго раза он сумел подцепить повисшее на броне тело. — Давай, тащим на счёт «три»! И — три!

Две попытки стащить погибшего вниз успехом не увенчались. И не хватало сил, и ноги покойника, видимо, застряли, поддев что-то внутри бронемашины. А подняться не то что на ноги, даже на колени не давали украинские военные, бегло постреливавшие в сторону бронемашины из стрелкового оружия и миномётов.

Пули то со свистом пролетали над головами «эвакуаторов», то, искря, рикошетили от бронемашины вверх и вниз, то попадали в бездыханное тело механика. Мины ложились в поле, не долетая вершины бугра метров пятидесяти, на внешней стороне.

— Мать их, перемать! Молотят, «яйценюхи»! Они видят нас что ли? — обеспокоился Игорь. Ему страшно хотелось пить, есть и жить. — А если снайпера сюда подключат на нас?

— У меня пистолет, — отозвался Доктор. — Не переживай, я тебя дострелю, раненого.

— Да пошли бы они, сил уже нет, — вдруг закричал Игорь. Он вскочил, прыжком взобрался на броню, подхватил погибшего под мышки, рывком вытянул из люка. Спрыгнув с ним в обнимку вниз, больно ударился коленями о землю.

Откатившись на метр, Игорь застонал, но быстро поборол боль, и на карачках подтянул «двухсотого» к Доктору.

— Плохо стреляете, дебилы, — прорычал Игорь, обращаясь к невидимому противнику. Плюхнувшись на спину подле военврача, он продемонстрировал «укропам» «фак».

— Молодчина ты, Быстрый! Ты — красавчик! — искренне обрадовался Доктор. Он счастливо улыбался Игорю. — Сам как? Ноги целы?

— Жив я, — градинки пота затекали Игорю в рот, — тьфу, на!

Ошеломлённые наглым и объективно бесцеремонным поведением ополченцев, украинские военные дружно обрушили на БМП весь свой праведный гнев. Грохот выстрелов и взрывов стоял неимоверный. Свист летающих боеприпасов оглушал. Между тем, виновник суматохи — Игорь — плевать хотел смерти не просто в лицо, а, желательно, в самый глаз. Он окликнул военврача, весело подмигнул ему, вцепился погибшему в капюшон спецовки и поволок за собой.

— Я тут лежать и ждать, пока боезапас сдетонирует, и это железо рванёт вместе с нами к чертям собачьим, не хочу. Нема желания!

— Да нет в «коробочке» боезапаса, парни отстреляли всё, — крикнул Доктор, не поднимая головы. — «Укры» сейчас перебесятся, стихнут! Погоди!

Но Игорь не слышал или не слушал товарища. Он врубил четвёртую передачу в своей автоматической коробке передач, запрятанной в тёмных недрах серьёзно контуженой головы, и ползком спешил к спасению.

— Док, я верю в нашу победу над «укропами» в самом скором будущем! Но щас, давай, «уёбын зе битте», пожалуйста, — шептал Игорь, еле шевеля губами. Он слышал своё тяжёлое, подорванное многолетним курением дыхание и громкий стук готового к надрыву сердца лучше, чем гром разрывов мин. Одышка давно тяготила его, изъедала изнутри, корила слабостью характера, а тут — поставила под вопрос саму жизнь. Но Игорь выпутался, выдержал, выполз. Сталкивая тело «двухсотого» с обочины, он кувырком покатился за ним. — Хрен я вам, «яйценюхи» нашего парня оставлю! Мы своих не бросаем!

Доктор никак не успевал за товарищем. Волоком подтягивая к себе стонущего в бреду механика, он искал глазами ещё двоих членов экипажа, но не находил их. Только через полчаса он узнает, что парни сумели выпрыгнуть из БМП и самостоятельно добраться до лесополосы на левом фланге, туда, где находились позиции Донских казаков.

Скоро осмотрев наспех перевязанных фельдшером раненых, которых к моменту возвращению Дока и Быстрого на опорный пункт отряда оказалось аж семеро, мужики погрузились в грузовик и все вместе выехали в город, в больницу. Быстрый — за рулём, Доктор — на пассажирском сиденье, восемь раненых и аккуратно завернутый в полиэтиленовый мешок погибший механик БМП — в кузове.

Выскочив из лесополосы на асфальтированную дорогу, Игорь поддал газу, разгоняя «Урал» до максимальной скорости. Ехать до больницы было не меньше часу, поэтому, не смотря на качку и тряску, Доктор, уронив голову на грудь, сразу задремал. Даже сильно ударяясь на поворотах об остов двери виском или челюстью он, не открывая глаз, немного менял позу и продолжал свою тщетную попытку отдохнуть.

Минут через двадцать, пересекая развязку с городской объездной дорогой, опытный Игорь обратил внимание на двух странных парней в прочихавшем навстречу старом, ржаво-зелёном «УАЗе» с откинутым тентом и треснутыми ветровыми стёклами. Они оба — одетые в несвежий песчаный камуфляж и панамы — слишком уж радостно помахали Игорю руками.

— Чёрт, — закричал Игорь, пугая Доктора в неспокойном сне, — у них белых повязок на рукавах не было! Это «укропы» проехали! Док, ты слышишь?

— Да, слышу, — сонно ответил военврач. — Чего орёшь-то?

— А вдруг там, впереди, «укропы»? А? Кто знает? — продолжал орать Быстрый. — Звони командиру, пусть подтвердит, что дорогу наши держат, — громко потребовал он.