Слой 3

– Это переходит всякие границы, – сказал Федоров.

– Мы ведь тоже, в свою очередь, можем предполагать, какой процент вам обещал Гаджиев...

– Все, хватит! – рявкнул Слесаренко. – Распоясались вы тут без меня...

– Вот именно, – с дальнего края стола подал голос Соляник. – Берите-ка все в свои руки, Виктор Александрович, пока совсем не поздно.

– А ничего еще не поздно, – с несвойственной ему решимостью вмешался Безбородов. – Вы своим распоряжением отменяете все, что Кротов наподписывал...

– На каком основании? – спросил Виктор Александрович.

– Самоуправство, превышение должностных полномочий, повлекшие за собой...

– Но ведь это статья! – грозно выпалил полковник Савич, ранее молча царапавший пальцем заусенец на крышке стола.

– Ну и что? – сказал Федоров. – Тут судьба города поставлена на карту, жизни тысяч и тысяч людей! Посадить, конечно, не посадят...

– Да запросто! – со смаком произнес полковник.

– Вы что, грёбнулись? – в изумлении вымолвил Кротов. – Меня сажать? Да я всех вас пересажаю как миленьких, пусть только Виктор Саныч мне отмашку даст. Вот так вот, всех по порядку, – он показал рукой, как будто разрезал пирог на части, – и пересажаю. Обнаглели, глядь, до крайности...

– Последнее вам замечание, – сказал Виктор Александрович как можно спокойнее. – Отныне мы поступим так: каждый из вас напишет мне – сегодня же напишет заявление об уходе по собственному желанию и положит вот сюда, на стол. И как только кто-нибудь вот так, как сегодня, сорвется, он будет уволен немедленно. Немед-лен-но!

– Это незаконно, – процедил Соляник.

– А мне плевать! – ответил Слесаренко. – Кто не напишет, того уволю по приказу. Закончили с этим? Закончили. Что у вас еще, Сергей Витальевич?

Договор с ИТЭКом, – Кротов откашлялся и сказал: – Прошу прощения... Формально мои обвинители правы: в рублях мы проиграли. Но посмотрим на проблему по-иному. Объявлен дефолт по внешнему долгу. И что ж вы думаете, западные инвесторы будут сидеть сложа руки? Они надавят на свои правительства, а те надавят на наших партнеров. Схема простая: если им не платят, то и они платить не будут. В том числе и за прокачанную нефть. Так что нам еще повезло – хоть что-то успели урвать. Со временем, надеюсь, ситуация изменится, но пока... И еще один аспект: рубль подешевел, но цена на нефть на внешнем рынке осталась прежней – в долларовом выражении. Следовательно, наши нефтяники поимеют на этой разнице очень хорошие деньги. И здесь важно не проморгать момент и правильно пересчитать налоги. Я ведь новых нефтяников знаю: хапнут миллиарды, а в балансе снова покажут одни убытки. Вот пусть Безбородов с Перфильевым этим делом и займутся.

– А вы мной не командуйте, – сказал Безбородов с невзрослой обидой. – Хватит уже, накомандовались.

Кротов отмахнулся от него небрежным жестом и произнес, обращаясь лично к Слесаренко:

– Ситуация непростая, но по многим параметрам выгодная. Для нас выгодная, для города. Надо бы срочно увидеться с Вайнбергом. Он хитрый парень, но и мы не глупее. Все экспортеры сейчас встрепенутся... И насчет импорта, что нам по бартеру идет. Цены рублевые на импорт уже подскочили и еще подскочат раза в полтора. Своих, конечно, грабить неудобно, народ зашумит, а вот бросить ширпотреб в Тюмень по новым ценам, продать оптовикам с московских складов – тогда мы заработаем изрядно. Только шевелиться надо, а не спать и не городить тут всякие разные глупости. Работать надо, работать, Виксаныч!

– Значит, будем работать, – сказал Слесаренко, вставая. – Всем спасибо. Завтра к восьми жду от каждого конкретных предложений.

– Или заявлений? – встрепенулся Федоров.

– Не «или», а «и», – Виктор Александрович позволил себе улыбнуться. – Полковник, вы задержитесь. И вы, Сергей Витальевич.

Когда остались втроем в душном кабинете, – казалось, что в воздухе выгорел весь кислород, – полковник спросил:

– Мне как, тоже писать заяву?

– Перестаньте, Петр Петрович, – сказал Слесаренко.

– Скажите лучше, что вы обо всем этом, – он помахал рукой над опустевшим столом, – думаете.

– Я тут вообще ни при чем, – обиженно брякнул полковник.

– Да знаю я, знаю... Потому и спрашиваю.

Савич пересел поближе, напротив молчащего Кротова.

– Так рано или поздно... должно было случиться. Полковник вздохнул и поискал глазами на столе, чего бы ему поцарапать. – Виталич, конечно, подставился. Уж слишком он тут круто зарулил, публика это не любит.

– Публика, кстати, мои действия одобрила и завизировала, – сказал Кротов, выдернув из папки листок с подписями. Савич поглядел и сказал:

– Дерьмо бумага. Юридической силы не имеет. И подпись Безбородова отсутствует. А то, что Соляник с Федоровым подписали, – чепуха, не их компетенция. Так что, Виталич, этим листочком ты свою задницу не прикроешь, и не рассчитывай даже.

– А я, между прочим, ничего прикрывать и не собираюсь. Я действовал правильно и в силу своих полномочий.

– Как сказать, как посмотреть, – задвигал лысиной полковник.

– Я не о том вас спросил, – раздраженно произнес Виктор Александрович. – В команде бунт. Причины и мотивы?

– Да мало ли!.. – Полковник посмотрел на Кротова.

– Даже не знаю, что и сказать. Я в политику не лезу, мое дело жуликов ловить.

– И много наловил? – сказал Кротов. – Ты, полковник, прямо отвечай, как офицер: ты с нами или нет?

– Да с вами, с вами! – чуть ли не выкрикнул Савич.

– Только вы на меня, это... лишнего не вешайте. За свое готов ответить.

– Тогда ответьте, пожалуйста, – сказал Слесаренко, почему в городе давным-давно вертится начальник окружного следственного управления, а я об этом узнаю только сегодня.

– Так у нас много разных тут вертится, – спокойно ответил полковник. – За всеми не уследишь...

– Ну, не надо, – покривился лицом Слесаренко. – Начальник «супра» – это вам не разный.

– Вы его знаете? – поинтересовался Савич.

– Было дело. Сегодня вот встретил в гостинице. Желает вечерком потолковать со мною по душам.

– Не ходите, – сказал полковник, и Виктора Александровича окатило легким холодком.

– Это почему?

Полковник засмеялся, задышал, глянул на Слесаренко с выражением неловкого сочувствия.

– Я его знаю... Да и вас я знаю, Виктор Саныч. Вот вы вечером поговорите по душам, без протокола, а он вас назавтра вызовет и начнет те же вопросы да под присягой задавать, и что? Вы же честный человек, вам же стыдно будет от вчерашнего отказываться, вы и наговорите... себе на шею. Не, к чертям, никаких «по душам», посылайте его сразу и конкретно. Хочет побеседовать – пусть повестку нарисует, пойдете с адвокатом, а еще лучше здесь, в кабинете, не такая уж он и фигура, чтобы мэру города на поклон к нему идти... Хотите, я сегодня в округ позвоню? Он там человек новый, его многие не любят. Я знаю, кому позвонить, чтоб дали по рогам.

– Погодите, погодите, – остановил его Слесаренко.

– И чего мне, собственно, прятаться? Чего мне скрывать? Пусть спрашивает, мне бояться нечего. Так даже лучше: потом никаких сплетен, разговоров...

– Эх, не знаете вы нас! – сокрушенно произнес полковник. – И этого Жень-Женя... Он вас на какой-нибудь фигне, но обязательно подловит. И будет вам душу мотать с улыбочкой, с извинениями; вы начнете оправдываться, а ему только этого и надо, и пойдет листок к листку, вот такая папка, – Савич показал ладонями, – и ее уже не спишешь, не закроешь, так и будет за вами висеть, мы же к каждому слову, как к столбу... можем. А у вас выборы, а тут дело заведенное.

– Да чепуха ведь! – сказал Слесаренко.

– Нет, не чепуха, – сказал полковник. – Сделают утечку, пропечатают где надо. Потом, конечно, все развалится, да поздно... Не, Виксаныч, не рискуйте. Тем более что на время выборов вы пользуетесь неприкосновенностью как кандидат, вот на нее и ссылайтесь.

– Противно все это, – сказал Виктор Александрович.

– Какие-то прятки, увертки... Мне не нравится.