Слой 3

Виктор Александрович закончил про Германию и перешел к думским встречам. И снова кивали, глядели с солидарным одобрением – похоже, читали и видели все, и Слесаренко чувствовал, как сквозь кожу воспитанной скромности проступают, просачиваются крупные капли самодовольного, заслуженного пота от справедливо признанных трудов, и в этом не было и нет ничего оскорбительного ни для него, ни для них, а есть взаимное и ясное понимание масштаба совершенного руководителем, его, руководителя, возросший уровень и авторитет, что значимо опять же отнюдь не само по себе, а в смысле сугубо практическом, ибо человеку известному и вхожему (теперь) будет легче решать жизненно важные для города вопросы даже в самых высоких инстанциях; так что же этого стыдиться? Напротив: следует развить успех, упрочить связи и, главное, не медлить и не затеряться, там все меняется и память коротка.

– Прошу учесть, – сказал он в заключение, – что все эти договоренности имели место до отставки правительства. Как поведет себя новый премьер...

– Какой же он новый! – презрительно вымолвил Кротов.

– Вы имеете в виду Черномырдина? Его не утвердят. Вчера в Госдуме я получил на этот счет совершенно четкие заверения.

– И кто же тогда? – спросил Федоров.

– Данных нет, – ответил Слесаренко. – Впрочем, хватит про Москву. Давайте-ка о нашем, Сергей Витальевич. Как вы тут без меня нахозяйничали.

– Хорошо мы, хорошо нахозяйничали, – не без вызова в голосе отпарировал Кротов. – Начнем с финансов. На сегодняшний день картина по доходам и долгам выходит следующая...

Он слушал кротонский доклад, поглядывая на листок бумаги с цифрами, врученный ему Федоровым по прибытии в гостиницу. Сумма погашенных бюджетникам долгов приятно поражала, и следовало отдать должное решительности Кротова как в деле собирания средств, так и в безоглядной щедрости расходов. Федоров подсунул ему и подборку номеров местной газеты, где мэрию хвалили, пусть и не взахлеб, за энергичные шаги и внимание к нуждам простых горожан. Он заметил еще, что фамилия Кротова не поминалась ни разу, успех был как бы обезличен, приписан всей администрации, а значит, и ему, руководителю, пусть даже он отсутствовал во время этих добрых перемен. Нашел он в газете и скромно-почтительный репортаж о своих думских контактах еще до отлета в Германию и об отбытии туда в составе важной делегации, и все это за подписью «А. Андреев» – узнать бы, кто такой. Рядом был напечатан комментарий редактора: Романовский писал о грядущих кадровых перетрясках и глухо намекал на большое расследование, затеянное им, Слесаренко, в темноте бюджетных подземелий; здесь усматривалась лапа Лузгина, его любовь к интригам и скандалам, но в целом Виктор Александрович был почти доволен прочитанным настолько, насколько может быть доволен зрелый хозяйственник и политик газетным вольным переложением его поступков и глубинных, истинных мотивов, далеких от поверхности обывательского понимания.

Между тем Кротов закончил доклад по финансам и перешел к политической ситуации в городе.

– Постойте, Сергей Витальевич, – сказал негромко Слесаренко, и Кротов замолчал на полуфразе, глянув на него с недоумением. – Предлагаю вернуться к первому вопросу и обсудить его серьезнее.

– Что значить: серьезнее? – В голосе Кротова прозвучала откровенная обида. Слесаренко не ответил, реплика повисла в густом воздухе молчания, потом сидевший слева поодаль финансист Безбородов поднял руку и посмотрел вдоль стола на начальника.

– Да, прошу вас, – сказал Виктор Александрович.

Очень редко бравший слово на таких собраниях Безбородов путано и вяло стал пережевывать доложенное Кротовым, и Слесаренко оборвал его и даже спросил в лоб: дескать, есть ли у вас что сказать самому? Безбородов завздыхал, задвигал на столе свои бумаги, переглядываясь с соседями, и произнес с нелепой извинительной интонацией:

– Конечно, есть. Здесь у каждого есть...

– Так говорите же, кто вам мешает?

Безбородов снова забурчал, но вдруг словно выклевался из скорлупы и заговорил ровно и связно, и Виктор Александрович слушал его с нарастающим вниманием, сверяя услышанное с правой колонкой цифр на федоровской записке. Заместитель по финансам утверждал, что поспешные и необдуманные действия исполнявшего в отсутствие главы города его обязанности господина Кротова нанесли городскому бюджету огромный и невосполнимый ущерб. Договоры с компанией ИТЭК о продаже нефти и с бизнесменом Гаджиевым по заводу прохладительных напитков, основанные на рублевом покрытии, в свете случившейся девальвации являются стратегической ошибкой, если не сказать серьезнее. Учитывая имеющийся рост курса доллара и дальнейшую перспективу этого неизбежного процесса, мы можем утверждать, говорил Безбородов, что город в результате самовольных действий Кротова уже потерял больше половины причитающихся ему средств, и этот разрыв будет увеличиваться. Обращает на себя внимание и тот факт, что продажа завода сомнительному «теневику» Гаджиеву произведена по цене, не покрывающей даже его первичной стоимости, и это вызывает справедливые вопросы. Особо пагубным для города явился отказ господина Кротова произвести текущие платежи по задолженности энергетикам в угоду популистскому желанию заработать предвыборные очки среди бюджетников: энергетики подали судебный иск о принудительном взыскании долга; они к тому же, «в свете девальвации», наверняка поднимут тарифы, и нам придется расплачиваться уже по этим, новым расценкам, а в городской казне практически нет ни рубля. Таким образом, подытожил сказанное Безбородов, мы имеем ситуацию, близкую к банкротству, и надлежит соответствующим образом дать оценку содеянному господином Кротовым, а также спланировать и предпринять ряд оперативных шагов по исправлению ситуации.

– Можно мне? – сказал Кротов.

– Не спешите, Сергей Витальевич, – поднял палец Слесаренко. – Есть еще мнения у собравшихся?

Все молчали, и Виктор Александрович отлично понимал, что это было молчание единодушного согласия, законченность и полноту которому придала горестная реплика Федорова:

– Да что тут говорить, Виктор Саныч...

– Нет уж, извините, – с угрозой в голосе вымолвил Кротов. – Я не позволю всяким дилетантам...

– Это я вам не позволю, Сергей Витальевич, – резко и четко сказал Слесаренко, – оскорблять присутствующих. Хотите выступить по делу? Мы вас слушаем. Но держите себя... в рамках, так сказать.

Кротов презрительно улыбнулся и произнес:

Прошу прощения, – и продолжил после некоторой паузы размеренным голосом, в котором угадывалось внутреннее напряжение. – Хорошо, начнем с Гаджиева. Я уже неоднократно заявлял, и данные аудиторской проверки это подтвердили, что оборудование завода прохладительных напитков было приобретено у немецкой стороны по заведомо завышенной цене. Я подчеркиваю слово «заведомо», ибо есть основания полагать, что мы переплатили немцам вдвое по одной простой причине: кто-то из участников процесса положил себе в карман от одного до двух миллионов долларов.

– Вас же просили! – почти выкрикнул Федоров. – Избавьте нас, пожалуйста...

– Перестаньте, – Слесаренко хлопнул ладонью по столу. – Сергей Витальевич, я делаю вам замечание. Не надо намеков, давайте факты.

– А факты таковы, – продолжил Кротов, – что нам всем надо сказать Гаджиеву «спасибо», что он согласился выкупить у нас этот ненужный и убыточный объект. Кому интересно, могу показать реальный прайс-лист фирмы-поставщика, нам удалось заполучить его по внутренним каналам. – «Не может не похвастаться, – с неудовольствием подумал Слесаренко. – Но в сущности, он прав».

Теперь о долгах энергетикам. Да, тарифы возрастут, но не только у них. Мы сейчас заканчиваем работу с «Газпромом» по взаимозачетам, я могу уже сегодня доложить, что долги наши будут погашены, и живых денег город не заплатит ни копейки. А мог бы, кстати, назвать и сумму комиссионного вознаграждения, которое было обещано от «Сибэнерго» кое-кому из присутствующих здесь, если бы ему и его компаньонам удалось заломать меня на платеж живыми деньгами из бюджета.