Трапеция (ЛП)

двоих праздник. Присутствовали только дети – вплоть до трехлетних – но Томми

все равно понравилось. Перед вечерним представлением они, сидя на

ступеньках трейлера, дожевывали торт.

- Мама пообещала, что на следующий год можно будет сделать взрослую

вечеринку. Придешь в качестве моего парня, Томми?

- Я даже не знаю, останемся ли мы с Ламбетом в будущем году.

- А я и забыла, что ты теперь с Сантелли. Мама-то пока остается, но она сказала, что я могу попробовать себя в каком-нибудь большом цирке, когда мне будет

восемнадцать. Правда, на самом деле она хочет, чтобы я осталась тут. Она

говорит, молодой девушке одной в большом цирке трудно.

- Наверное, она права, – согласился Томми, вспомнив Стеллу.

- Чего я действительно хочу, так это танцевать в кино. Только тысяч десять

девушек, должно быть, хотят того же самого. Наверное, где родился, там и

пригодился.

Доев торт, Энн бросила крошки собаке, жадно рыскающей вокруг стоянки.

- Пойдем, уберем все, а потом будем собираться на представление… Эй, а там

что такое?

Возле трейлера Сантелли собралась кучка людей. Радио внутри было включено

на полную громкость. Энн и Томми подбежали к толпе, и Энн спросила у Анжело, стоящего с краю.

- Что там? Что случилось?

- Шшш, – велел тот. – Кажется, война кончилась или что…

- Еще не кончилась, – возразил появившийся из трейлера Том Зейн. – Просто на

японцев сбросили какую-то супербомбу. Атомную или как там ее. Такую большую, что можно уничтожить весь остров.

- Так им и надо, – заметили из толпы.

- Не говори так! – вскрикнула одна из женщин. – У меня там сын в лагере для

военнопленных. Если они бомбят его…

Из трейлера, покачивая головой, вышел Папаша Тони.

- Страшное дело. Но я слышу сигнал к представлению. Война там или не война, а

надо выключать радио и идти.

Он зашагал к грузовику, и люди начали расходиться. К Маленькой Энн и Томми

подошел Марио.

- С Днем рождения, Энн. Хорошо повеселились?

- Очень! Тетя Бесс испекла замечательный пирог, и подарки мне понравились.

Как ты узнал, что мне нравится английское лавандовое мыло?

- Спросил у Марго, как же еще.

Но вид у Марио был отстраненный и хмурый.

- В чем дело, Марио?

- Плохо, что все это случилось на твой День рождения… эта бомба и все

остальное. У меня такое чувство, что эту дату запомнят надолго. Как День

перемирия.

- Из-за какой-то там бомбы на япошек? – удивилась Маленькая Энн. – Ладно

тебе!

- Это не какая-то там бомба. Они сбросили одну бомбу на японский город, Нагасаки, и весь город исчез с лица земли. Всего одна бомба – и, говорят, погиб

миллион людей. Это больше, чем видел цирк Ламбета за пятнадцать лет. А

вторую бомбу сбросили на другой город… кажется, Хиросиму. И еще миллиона

людей нет. Всего две бомбы. Ты можешь это представить?

- Ну, они бомбили нас на Перл-Харбор.

- Да, но те две бомбы убили больше людей, чем все наши армии, вместе взятые.

Мужчины, женщины, дети, старики… В тех городах вообще ничего не осталось.

Только выжженные дырки в земле.

По дороге к грузовику Томми спросил:

- Думаешь, это конец войны?

- Должен быть, – откликнулся Марио и замолчал.

Только возле самого грузовика он добавил:

- Не говори об этом с Папашей, ладно? Он считает, что войны приходят и уходят, а представление отрабатывать надо.

- Конечно.

И Томми принялся натягивать трико.

Позднее, во дворе, к ним подошел Джим Ламбет.

- Слыхал новости? Про бомбу?

- А кто их не слыхал, – отозвался Марио.

- И что ты думаешь?

Но парень не повелся. Он только сказал:

- Ну, если война закончится, может, в этом сезоне нам удастся достать новые

покрышки.

- Точно, – сказал Ламбет. – А заодно нормальных рабочих, вместо мальчишек и

старых пьяниц.

С холодным неподвижным лицом Марио смотрел ему вслед. На Томми, у которого

в ушах все еще звучали слова о бомбежке, вдруг обрушилась вся реальность

происходящего. Прежде война была для него чем-то далеким, проявляющимся

лишь талонами, отсутствием сладостей в магазинах и ограничениями на бензин.

- Марио, – позвал он через минуту. – Бомбы в самом деле убили два миллиона

людей?

Не глядя на него, Марио ответил:

- Вряд ли кто-то выходил посчитать. Пойдем, у нас представление.

Тем вечером – и еще несколько дней, когда Япония капитулировала – Томми

продолжал думать: «Это должно означать больше, чем есть». Но, похоже, большинство людей Ламбета отнеслись к произошедшему точно так же, как сам

Ламбет. Сыновья, братья и отцы вернутся домой, можно будет приобрести новые

покрышки, а в буфетах с надеждой толковали об отмене ограничения на выдачу

сахара. Марио тоже помалкивал, хотя Томми был бы не прочь с ним все обсудить.

Однако парень вновь отдалился. Они с Томми виделись дважды в день на

представлениях, вместе работали, но Марио с таким же успехом мог быть на

другом конце света.

Однажды утром, когда они вышли на репетицию, Сью-Линн Фаррис, упражнявшаяся с Марго возле сетки, сорвалась навстречу Марио. Вид у нее был

взволнованный, и она что-то быстро говорила. Томми не слышал, что именно, но

видел, как Марио добродушно улыбнулся и покачал головой.

- Ну же, Марио, не будь таким противным!

- Сью-Линн, ты сама сказала, что не была на аппарате полгода. Нельзя – и все

тут.

Он дружески потрепал ее по руке и полез наверх.

- Чего она хочет? – спросил Томми на лестнице.

- А сам как думаешь? О черт… – заметил Марио, бросив взгляд вниз.

Сью-Линн карабкалась следом за ними. С озорной улыбкой она ступила на

мостик.

- Я же предупреждала, что нет – это не ответ.

- Слушай, ты хочешь, чтобы я разругался с Папашей Тони?

Девушка только рассмеялась.

- Ладно тебе, бука. Я научилась раскачиваться лет в десять. Дай хоть разок

попробовать.

- Похоже, по-другому от нее не отвяжешься, – сдался Марио. – Томми, подай ей

перекладину.

Томми хмуро подтянул трапецию за крючок и передал ее Сью-Линн. Он впервые

видел, чтобы Марио уступал, когда дело касалось профессиональной

компетенции.

- Она слишком дерганая, – проворчал он, однако Марио, прищурившись, наблюдал, как девушка раскачивается.

- Мышцы неплохие. Потеряла форму, конечно, и стиль не блещет…

Сью-Линн вернулась на мостик, отпустив трапецию Томми в руки.

- Я же говорила, – со смехом заявила она.

- Да, недурно… Упс, а вот и проблемы!

К подножию аппарата решительно направлялся Папаша Тони, явственно

дышащий пламенем. Он заорал на Марио по-итальянски, потом набрал воздуху и

снова крикнул:

- Спускайтесь! Вы все!

Марио повернулся к Сью-Линн.

- Леди вперед.

Папаша Тони перевел дух только через пять минут. Одно из важнейших правил

Сантелли запрещало чужакам подниматься на аппарат без его личного

разрешения.

- Это я виновата, мистер Сантелли, – слабо сказала Сью-Линн. – Мэтт запретил, но я все равно полезла. Я знаю, что делаю, правда. Мой отец Пит Чаллонер…

- Никогда не слышал, – холодно перебил Папаша. – А теперь, с вашего

позволения, леди, у меня и моей труппы репетиция.

Анжело подошел как раз вовремя, чтобы услышать последние слова, и ткнул

Марио в бок.

- Что же ты, Мэтт! Взял свою пассию на аппарат, не спросив Папашу Тони?

- Я ее не брал! – заспорил Марио.

Папаша Тони, задумчиво глядя на отдаляющуюся Сью-Линн, медленно произнес:

- Знаешь, Мэтт, полагаю, это только справедливо. В конце концов, я позволил

Анжело учить Терезу летать. Только в следующий раз спрашивай до, а не после.