Беспамятство

Ольга подложила в печь пару поленьев и зажгла свечи.

- Нет электричества? - ужаснулась подруга. — Провода украли? Целая деревня без света в двадцать первом веке? Куда смотрят власти?!

%

Пахнуло столичным менталитетом.

- Туда же смотрят, куда и всегда, — себе в карман. Что может правительство, если Россию забыл Бог? - спокойно ответила Ольга.

- не представляю, как ты живёшь без телека!

- И без микроволновки... — усмехнулась хозяйка. — На первых порах я тоже не могла представить, как можно обходиться без холодильника. Но здесь просто нечего в нём хранить. Есть подпол — там овощи, соленья, варенья, сало. Мяса я не см, яйца у соседки беру, а рыбу когда-никогда завезут в Фиму браконьеры с Плещеева озера, так сё сварил - и съел. No problem.

- А я без телевизора не могу. Утром иду на кухню готовить завтрак и сразу включаю первую программу.

- И что смотришь?

- Ничего не смотрю. Это как фон, как сигнал, что мир ещё существует.

Ольга повела рукой.

- Как видишь, в этом можно убедиться и другим способом.

- Но это иной мир.

- Что правда, то правда. Уверяю, он не хуже. Даже лучше.

Она не сказала, что однажды оконфузилась сама пред собой:

встав поутру и распахнув окно в палисадник, вдруг исвольио воскликнула с тоской: «Опять зелёная трава!» Какой-то рудимент памяти, сформированной в городе, безотчётно затосковал по асфальту, стенам каменных домов и потоку автомашин.

- не понимаю, откуда берутся такие фантазии - жить в захолустье, в дикости, без общения с нормальными людьми? - скривила губы московская подруга,

Ольга взорвалась:

- Если не понимаешь, зачем приехала? Нет, ты скажи мне: зачем ты приехала?! Кто тебя звал? Что за дурная манера — лезть в душу!

Светик молчала. Но Ляля была сё подругой уже больше тридцати лет, и, за исключением нескольких щекотливых вопросов любовного треугольника, они доверяли друг другу. Поэтому Света призналась:

- С тоски приехала.

Казалось, удивить Ольгу сильнее было трудно.

- Тоска? У тебя?!

не могла же Светик сказать напрямую, что хотела вместе с удовлетворением инстинкта материнской заботы о ближнем удовлетворить любопытство. Да не простое — важно знать, угрожает ли се семейной жизни новая агрессия со стороны подруги или она прочно закрепилась на новом месте. Это была правда, хотя и не очень красивая. Однако дело обстояло сложнее: Светик неожиданно проговорилась о той, другой правде, которую она чувствовала, но о которой не хватало досуга поразмыслить.

Она утвердительно кивнула головой:

- Да, представь, настоящая тоска. Ну, добилась я должности начальника отдела. Удачная карьера, денег больше, чем могу потратить. А оглянешься — вспомнить нечего, одна суета и купюры даже во сне мелькают. Ромка весь день на диване валяется, дети летом сиднем сидят в городе — мне некогда с дачей возиться, а ему лень. Отправить их одних в какой-нибудь лагерь, санаторий боязно, да они ещё все разновозрастные, потом вместе не соберёшь. У тебя тут воздух - ножом резать можно, аж зависть берёт.

- Ну, если это намёк, то извини, я за ними присматривать не возьмусь. У меня другие проблемы. Хочешь, сама на постоянное жительство переезжай. Домов пустых — с десяток на выбор,

- Фу! До такой степени я ещё не обвалилась.

- Вот видишь. Вся твоя зависть - одно лукавство.

- Зависть — может быть. А почему бы и нет? Где справедливость? Кто это так определил, что ты счастлива, а я счастье себе только придумываю?

- У меня больше никакого счастья нет.

- Но ведь было? А у меня и не было никогда. Жизнь, которой я живу, которую единственно знаю и к которой привыкла, как к собственной коже, вдруг перестала меня устраивать. Поэтому, как только появляется время для раздумий, я тотчас начинаю что- нибудь делать, чтобы мысли крамольные не лезли.

- Тут могут быть две причины: или жизнь говно, или живешь не по правде. Хотя последнее к тебе вряд ли применимо.

Светик зарделась от похвалы и сказала самокритично:

- Я стараюсь делать добро, но собственные ощущения не всегда могут совпадать с реальностью. Ведь так?

- Не так. Они никогда не совпадают. Каждый думает о себе лучше, чем он есть для других, Это естественно и не значит, что человек плох.

Светик задумалась. С подругой всегда интересно, хотя мыслит спорно. Бедняжка, здесь ей поговорить не с кем, И гостья спросила, позабыв, что Ольга на дух не переносит жалости:

- Скучно тебе среди неграмотных старух?

- Ну что ты! Они последние носительницы родового опыта. Потом, у меня жених молодой, хоть и придурок, а с крысами мы дискуссии разводим.

Света подумала, что ослышалась.

- С кем?

- С крысами. Между прочим, они добрее людей. Спроси у Ромки, какая у него была в детстве любимая игрушка?

Похоже, подруга совсем рехнулась. Всё-таки инеульт, хоть и транзиторный, не насморк. Можно ли беседовать с крысами? И добрая женщина переменила тему.

- Я взяла на три дня отпуск. Хочешь останусь, помогу. Генеральную уборку сделаю. Я все умею, жизнь научила.

- Ну ты прямо мать Тереза. Горшки готова за мной выносить. Нет, помощи не требуется. Я привезла сюда свои скелеты, чтобы захоронить собственноручно. Пойдём на крыльцо, подышим перед сном свежим воздухом. Небо увидишь настоящее, без проводов и фонарей.

Светик сначала испугалась непривычной для горожанина тишины и кромешной тьмы, потом глаза пригляделись и стали различать звёзды.

- А луна где?

- Спит. Красиво тут?

- Ничего.

- Завтра, спозаранку, после утренней дойки сходим вместе к Марии Спиридоновне за молоком. Потом, если дождя не будет, уедешь.

- А если дождь? — испугалась Света.

- Тогда застрянешь,

- Надолго?

- Навсегда,

- О, Господи!

- Да успокойся, видишь, как вызвездило? И перистых облаков днём не было, — тоном превосходства сказала Ольга. - не пойдёт дождь. Пошли спать.

На другой день, снаряжая подругу в путь, она дала ей авоську духовитой антоновки, которой регулярно снабжал будущую жену Максимка, лукошко домашних яиц и трехлитровый баллон парного молока.

- Как раз сметанку и привезёшь, своих натуральным продуктом побалуешь.

Они крепко обнялись.

- Света, прости меня! - неожиданно сказала Ольга.

- За что?

- За злые слова, за Рому.

Светик пожала плечами.

- Ты всегда была такая, и я тебя любила. Ничего не изменилось.

И она уехала, оставив после себя пустоту. Из двух на перроне всегда хуже тому, кто провожает. «Лучше бы не приезжала», - подумала Ольга.

Между тем Семицветик покидала Филькино очень довольная собою. Она не зря потратила два дия. Уже одно только, что в этой занюханной деревеньке ей пришла в голову гениальная идея, позволяло считать поездку удовлетворительной. Кроме того, в машине Светик чувствовала себя отлично, езда поднимала ей настроение. По Москве, вначале экономя время, а потом потакая желанию, она вообще не передвигалась пешком, не только в супермаркет, но и в магазин за два квартала ездила на автомобиле.

- У тебя скоро ноги атрофируются, сказал ей как-то Рома, выбрав для замечания не совсем удачное время - они лежали в постели.

Света сразу поняла, что в этот момент он думал о Ляле, и не ответила. Хам. Но если Ромка хам, то все остальные мужики и подавно, В ней давно зрело желание проверить теорию практикой, только времени не хватало. Впрочем, если все хамы, то какая разница.

Медленно продвигаясь по дороге местного значения без твёрдого покрытия, Света километров тридцать-сорок напряженно крутила рулём, чтобы не угодить колесом в яму или не зацепить днищем

за камень, а когда выехала на федеральную трассу, немного расслабилась. Правда, хороших дорог у нас нет нигде, поэтому зевать не рекомендуется, но всё-таки появилась возможность обдумать идею во всех подробностях. Светик даже вспомнила, как возник этот удивительный замысел.

Подруга уступила ей на ночь каменную лежанку, но заснуть на жёстком горячем ложе с непривычки оказалось сложно. От тишины уши словно заложило ватой, ни фонарей за окном, ни шума машин. Если бы не брехливый приблудный нёс, который боялся всякого шороха и потому гавкал всю ночь, а отсыпался днём, можно было подумать, что она ночует на кладбище. По тёмным углам шуршали мыши, которым Ляля оставила тарелку с молоком (если бы Светик знала, что это не мыши, а крысы, спала бы в машине), время от времени пугающе постреливали в печи дрова. Бессонными ночами мозг раскрывает свои кладовые, образуя неожиданные связи, и вещи, прежде несовместные, задачки, почти неразрешимые, начинают казаться простыми и приемлемыми.