Когда рассеется туман

— Старую знакомую.

— Как звать?

— Мисс Старлинг, — отвечаю я, хотя это вовсе не ее дело. — Люси Старлинг.

Киваю в знак прощания и поворачиваюсь, чтобы идти, и тут она говорит:

— Второй этаж. Вторая дверь налево.

Выходит, это хозяйка. Она смотрит, как я поднимаюсь по застеленной красным ковром лестнице. Я уже не вижу ее, но чувствую ее взгляд. А может быть, и нет, может быть, просто детективов перечитала.

Иду по коридору. Здесь темно. Единственное окно на лестничной клетке почернело от пыли. Вторая дверь налево. Стучусь. За дверью кто-то скребется, значит, мисс Старлинг дома. Я затаиваю дыхание.

Дверь открывается. Люси все такая же, какой я ее помню.

Она смотрит на меня. Моргает.

— Я вас слушаю. Мы знакомы?

А хозяйка все следит. Поднялась на несколько ступенек и глядит мне в спину. Я нервно оглядываюсь на нее, снова поворачиваюсь к мисс Старлинг.

— Меня зовут Грейс. Грейс Ривз. Мы с вами вместе работали, в Ривертоне.

Лицо ее светлеет.

— Ну конечно, Грейс. Я очень рада вас видеть.

Все тот же бесцветный голос, за который ее так не любили слуги. Люси улыбается, отходит в сторону и приглашает меня в квартиру.

Я как-то и не сообразила, что мне придется к ней заходить. Я вообще про нее вспомнила случайно.

Мисс Старлинг стоит в малюсенькой гостиной и ждет, когда я присяду, чтобы сделать то же самое.

Потом предлагает мне чаю, отказываться неудобно. Когда она исчезает, по-видимому, в кухне, я оглядываю комнату. Здесь светлей, чем на лестнице, окна, да и вся квартира, чисто вымыты. Скромно, но опрятно.

Люси возвращается с подносом. Чайник, сахарница, две чашки.

— Какой приятный сюрприз, — говорит она. В глазах — невысказанный вопрос.

— Я пришла попросить вас об одолжении. Она кивает.

— Каком же?

— Вы знаете стенографию?

— Конечно, — слегка хмурится она. — Питмана и Грегга.

 У меня еще есть возможность встать и уйти. Сказать ей, что я ошиблась, отставить чашку и выйти за дверь. Сбежать по лестнице, выскочить на улицу и больше никогда не возвращаться. И никогда не узнать, что написала Ханна.

— Вы не могли бы кое-что мне прочитать? Расшифровать написанное?

— Ну разумеется.

Я передаю ей записку — затаив дыхание, надеясь, что решила правильно.

Бесцветные глаза невероятно медленно, мучительно медленно скользят по строчкам. Наконец она откашливается.

— Тут говорится: «Спасибо за помощь в истории с режиссером. Как бы я справилась без тебя? Т. страшно разозлился… можешь себе представить. Я рассказала ему не все, не говорила, что мы ходили в это ужасное место. Он не любит секретов. Я знаю, что могу рассчитывать на тебя, моя верная Грейс, ты мне скорее сестра, чем служанка». — Люси смотрит на меня. — Вы понимаете, о чем тут говорится?

Я только киваю. Не могу говорить. Ты мне скорее сестра. Сестра. Я вдруг словно раздваиваюсь: сижу тут, в скромной гостиной Люси Старлинг, и в то же время переношусь в детскую Ривертона и снова с жадностью гляжу из-за кресла на двух девочек с одинаковыми розовыми бантами и похожими волосами. С общими секретами.

Мисс Старлинг молча возвращает мне бумажку. Я вдруг понимаю, что записка может возбудить у нее подозрения — все эти разговоры об ужасных историях и страшных тайнах…

— Это такая игра, — быстро объясняю я и добавляю уже медленней, чтобы звучало убедительней: — Мы иногда в нее играем.

— Очень мило, — равнодушно улыбаясь, откликается мисс Старлинг. Она секретарь и привыкла узнавать и тут же забывать чужие тайны.

Мы допиваем чай, болтая о Лондоне и старых добрых временах в Ривертоне. Я с удивлением узнаю, что мисс Старлинг всегда побаивалась спускаться в кухню. Что мистер Гамильтон казался ей гораздо солидней мистера Фредерика. А она смеется, когда я открываю ей, что мы нервничали не меньше.

— Из-за меня? — не может поверить она и промокает глаза уголком платка. — Надо же, как забавно!

Когда я поднимаюсь, чтобы уходить, она предлагает мне заглядывать еще, и я отвечаю, что постараюсь. И не кривлю душой. Даже странно, почему я не сделала этого раньше: Люси неплохой человек, и у нее, как и у меня, нет никого в Лондоне.

Она провожает меня до двери, мы прощаемся.

И тут я замечаю кое-что на журнальном столике. Наклоняюсь, чтобы рассмотреть.

Театральная программка.

Мне и в голову не приходит что-то подозревать, просто название знакомое.

— «Принцесса Ида»? — читаю я.

— Да, — переводя взгляд на стол, отвечает Люси. — Я ходила на прошлой неделе.

— Правда?

— Такое удовольствие! — признается она. — Обязательно сходите, если получится.

— Я собиралась, да не вышло.

— Знаете, — говорит она, — а ведь какое странное совпадение, что вы ко мне заглянули!

— Совпадение? — Я почему-то холодею.

— Ни за что не догадаетесь, с кем я была в театре. Боюсь, долго гадать не придется.

— С Альфредом Стиплом. Вы помните Альфреда? Из Ривертона?

— Да, — выдавливаю я.

— Все вышло неожиданно. У него оказался лишний билет. Кто-то в последний момент не пришел. Альфред вспомнил, что я в Лондоне. Мы наткнулись друг на друга около года назад, и у него остался мой адрес. В результате, мы пошли вместе — жаль было бы, если бы билет пропал, сами знаете, сколько они стоят.

Мне кажется или румянец, проступивший на бледных веснушчатых щеках, и впрямь делает ее похожей на нескладную девчонку? И это притом, что она лет на десять старше меня…

Я заставляю себя кивнуть в знак прощания, пока она закрывает за мной дверь. Где-то гудит автомобиль.

Альфред, мой Альфред водил чужую женщину в театр. Развлекал ее, потом повел ужинать и проводил до дому.

Я спускаюсь по лестнице.

Пока я искала его, бегала по улицам, он зашел сюда и попросил мисс Старлинг пойти с ним вместо меня. Отдал ей мой билет.

Я останавливаюсь, прислоняюсь к стене. Зажмуриваю глаза, стискиваю кулаки. Не могу отогнать ужасное видение: они вдвоем, веселые, наслаждаются чудесным вечером. Вечером, о котором мечтала я. Невыносимо.

Неподалеку что-то шуршит. Открываю глаза. У подножия лестницы стоит хозяйка, скрюченной рукой держится за перила и, поблескивая очками, смотрит на меня. На недобром лице — неизъяснимое удовольствие. Конечно, он пошел с ней, — говорит ее взгляд, — зачем ему ты, если он может сводить в театр такую девушку, как Люси Старлинг? Слишком ты зарвалась, дорогая, слишком зазналась. Надо было слушать маму и знать свое место.

Мне хочется залепить ей оплеуху.

Я одолеваю оставшиеся ступеньки, проскакиваю мимо хозяйки и вылетаю на улицу.

И клянусь себе никогда больше не приходить к мисс Люси Старлинг.

Ханна и Тедди ругаются из-за войны. Сейчас весь Лондон делает то же самое. Прошло уже достаточно времени, и хотя горе не иссякло — оно никогда не иссякнет — люди уже способны оценить трагедию со стороны.

Ханна делает маки из алой папиросной бумаги и черной проволоки, а я помогаю. Мысли заняты другим. Я никак не заставлю себя забыть об Альфреде и Люси Старлинг. Я и растерялась, и расстроилась, но больше всего обиделась, что он так легко нашел мне замену. Написала ему письмо, однако ответа пока нет. Мучает чувство странного опустошения, по ночам, в темноте моей одинокой комнаты на меня нападают неожиданные слезы. Днем легче, я отгоняю мрачные мысли, надеваю маску преданной служанки и стараюсь быть самой лучшей камеристкой на свете. Иначе и жить не стоит. Без Альфреда Ханна — единственное, что у меня осталось.

Маки — новое увлечение Ханны. Это маки с полей Фландрии, [20] объясняет она, как в стихотворении одного канадского медика, который так и не вернулся с войны. Они помогут нам не забыть об убитых.

Тедди считает ее занятие чепухой. Несомненно, погибшие не зря принесли себя в жертву, но сейчас пришло время двигаться дальше.

— Не было никакой жертвы, — откликается Ханна, сворачивая очередной цветок. — Одни потери. Их жизни пропали даром. Тех, кто остался там, и тех, кто вернулся — живых мертвецов, сидящих теперь на улицах с бутылкой в обнимку и шляпой для милостыни.