Лжец

аталог бесчестия… но ни одного Конрадина. Питер Конрад{[68]}, изобретатель оперы, Уильям Конрад{[69]}, игравший в «Пушке» Куинна Мартина{[70]} и ни одного Конрадина.

– По-моему, он взят из рассказа Саки, – сказал Гэри. – Средни Ваштар, барсук{[71]}.

– О да, ты совершенно прав. Или он был хорьком?

– Но к тебе-то это какое имеет отношение? – спросила Дженни.

– Что ж, тут нам придется заглянуть в темное и волглое сознание Ханта-Наперстка. Не исключено, что перед нами просто литературная ссылка на гренок, запас которых, ссылок то есть, у него быстро иссякает. Однако здесь может присутствовать и Значение.

– Конрадин был мальчиком, жившим с ужасной, угнетавшей его теткой, – сказал Гэри. – И он взмолился к Средни Ваштару, своему барсуку…

– Или хорьку.

– И он взмолился к своему барсуку или хорьку, и молитва его была услышана. Средни Ваштар убил тетку.

– А тем временем Конрадин сделал себе еще один гренок

– Понятно, – сказала Дженни. – Барсук – это своего рода фаллический символ, так получается?

– Ну ей-богу же, дорогая, – ответил Гэри, – ты одержима навязчивой идеей. Этак ты и пенис в фаллические символы запишешь.

– Средни Ваштар есть монстр подсознания, это самое малое, – сказал Адриан. – Темное, с жарким зловонным дыханием животное, и Конрадин в один прекрасный день высвобождает его из мрачного укрытия, чтобы обрушить месть на мебельный ситец и чайные чашки тетушкиной гостиной.

– Ты думаешь, этот мальчик пытается внушить тебе какую-то мысль?

– Возможно, его наперсток больше уже не наперсток, а длинная, мохнатая, свирепая зверюга, которая дергается, плюется и мучает тетушек. Я напишу ему, поинтересуюсь.

Адриан просмотрел остальную почту. Чек от мамы – всегда желанный, чек на пятьсот фунтов от дяди Дэвида, желанный тем более. Адриан быстро уложил их в карман куртки. Напоминания о том, что Билли Грэхем{[72]} объявился в Кембридже и выступит с проповедью в большом соборе Св. Марии, были всегда монументально нежеланны, равно как и приглашения послушать «Ациса и Галатею»{[73]}, исполняемую на аутентичных инструментах.

– Вот только голоса у них, боюсь, не аутентичные, – высказал предположение Адриан, перебирая остаток почты. – Полагаю, лет через двести они станут устраивать концерты музыки «Битлз» на древней «Маршалл»… о, тут еще письмо от старины Биффо, да благословят его небеса.

Биффен был единственным из учителей школы, с которым Адриан поддерживал связь. Биффен стал теперь таким пушисто-белым и добрым, так обрадовался каким-то образом просочившимся год назад в школу известиям о стипендии, полученной Адрианом в Св. Матфее, что было бы положительной жестокостью не писать ему время от времени, сообщая о своих делах.

Адриан пробежался глазами по письму. Биффена распирали новости относительно рукописи Диккенса.

«Дональд пишет, что могут возникнуть сомнения в ее подлинности. Надеюсь, этого не случится».

– Я и забыл, что Биффо знаком с Трефузисом, – сказал, откладывая письмо в сторону, Адриан. – Привет! А это