Ключ от двери

Ветер был такой сильный, что сигарета Брайна скоро стала жечь ему губы и он выплюнул ее в темную асфаль­товую реку дороги. Грузовик замедлил скорость, и пот выступил у Брайна на лице, волосы слиплись. Узкая из­вилистая дорога шла от деревни через каучуковую план­тацию, где одинокий крестьянин с подвешенными на ко­ромысле жестянками продвигался от дерева к дереву, — это зрелище напомнило Брайну рекламную картинку в одном из тех журналов, которые он часто листал в ла­герной библиотеке. Бунгало управляющего было укреп­лено мешками с песком и колючей проволокой, а на при­горке, господствовавшем над подступами к бунгало, ма­лайцы поставили пулемет.

Морзянка. Его карандаш привычно записал радио­грамму из пехотного взвода: они сообщали, что их грузо­вик сломался. Когда последние слова дошли до его созна­ния, он понял, что из-за этого они могут надолго застрять в джунглях. Оджесон передал ему курс и координаты.

—Подождем их на месте. Надеюсь, это ненадолго.

—Хотел бы я вместо такой прогулочки плыть на ко­рабле домой,— сказал Брайн Бейкеру.

Бейкер засмеялся.

—Мы сами виноваты, что полезли на Гунонг-Барат. Зря я тогда вас послушался.

С тех пор как он уехал из Англии, его хмурое лицо утратило свой природный цвет, загорело и приобрело от­тенок дубленой кожи. Накануне он допоздна пьянствовал один в гарнизонном клубе, и теперь ему еще больше обыч­ного было «начхать на все». Чем меньше времени остава­лось до демобилизации, тем больше он пил и даже начал курить, а учебники по автоделу и каталоги мотоциклов, заброшенные, пылились у него в ящике.

— А по мне, лучше в борделе сидеть, чем в этой па­рильне на колесах, — сказал он.

— Скоро будешь там. Или в Лондоне со своей де­вушкой. Послушай, а вдруг твой мотоцикл заржавел и развалился?

Бейкер был так измучен, что не почувствовал на­смешки.

—Не знаю. Брат обещал присмотреть за ним, так что он будет в приличном состоянии. Конечно, брат не бог весть какой хороший механик, но, если он обещал, зна­чит, сделает.

Оджесон поднял голову от карты и пристально погля­дел на дорогу; Брайн подумал, что его холеное лицо, на­верно, чем-то похоже на лица тех летчиков, которых они ехали спасать. Он представил их себе: наверняка все с высшим образованием и, уж конечно, мастера своего дела, самоуверенные и беззаботные, но тут же они представи­лись ему мертвые, искалеченные, повисшие на огромных ветвях могучих лесных великанов. Или, может, они живы, их только ранило и все они ждут не дождутся помощи, а жизнь уходит из них, как воздух из проколотого баллона.

Грузовик поворачивал теперь уже не так резко, вторая машина шла следом в пятидесяти ярдах по дороге, про­легавшей в тени, у подножия гор. Брайн, прикрыв глаза, дремал под мерный усыпляющий рокот мотора и прислу­шивался, не вызовут ли солдаты их снова, а Оджесон го­товил координаты для передачи на станцию в Кота-Либисе. Они останавливались у дорожных застав и быстро объясняли патрулям задание.

—Здесь, наверно, полно бандитов, — сказал Бейкер. — Окажись за следующим поворотом засада, и един­ственное судно, на борт которого мы попадем, — это Ноев ковчег, плывущий прямо на небо.

Брайн называл его пессимистом, но теперь, когда Бейкер заговорил об опасности, нельзя было чувствовать себя уверенно. Сообщения «Стрейтс таймс» подтверждали слова Бейкера; хотя серьезных боев еще не было, парти­заны захватили отдельные полицейские посты, деревушки и бунгало управляющих плантациями, что было необы­чайным успехом в партизанской войне. Он читал, что в сорока милях от Сингапура десять партизан в защитной форме, вооруженные автоматами, вытащили из дома двоих братьев, одного застрелили, а другой так перепугался, что только через несколько дней сообщил в полицию. А в Менкатабе был другой случай: сорок человек атаковали полицейский участок, перерезали телефонные провода и несколько часов стреляли, а потом скрылись. «Что ж, они дело делают, — подумал он. — Кто может их осудить?»

Солнце стояло уже высоко, жара рисовала островки пота на рубашке Брайна. Бейкер вытер лицо.

— Почему не надеваешь панаму? — спросил Брайн. — Надо беречься, а то солнечный удар будет.

— Плевать, — отозвался тот. — Тогда меня как боль­ного отправят назад в лагерь, и там-то я отведу душу, скажу, куда им послать свою паршивую авиацию.

Когда снова показались коричневые хижины малайской деревни, Оджесон взглянул на часы.

—Через десять минут будем на месте.

—А я сказал бы им все это и без солнечного удара, — проговорил Брайн.

— Ты вообще ничего не сказал бы им. Не сумел бы.

— Не беспокойся, сумел бы.

—Ты такой же баран, как все. Вернешься в Англию, устроишься на работу, квартиру найдешь и будешь вспо­минать пребывание в Малайе как самое чудесное время в своей жизни.

— Плохо ты меня знаешь.

— Видел я твой альбом с кучей фотографий.

—Ну и что же? Хочу, чтобы моя семья знала, ка­ким я был. И с чего это ты злишься?

Фантастические, похожие на сахарные головы горы, косматые кроны деревьев с бородами из лиан, наполовину скрывавшие красные пятна скал, снова сменились гря­дами холмов, над которыми на высоте двухсот или трех­сот футов еще клубился призрачный, быстро редеющий туман, ограждавший их, словно чье-то частное имущество.

—С похмелья, — ответил Бейкер.

—Тогда отстань. Надень-ка лучше наушники да послушай этот треск. Может, тебе и легче станет.

Еще один поворот по мощенной гравием дороге — и оба грузовика очутились в тени деревьев. В дверях бли­жайшей хижины стояла малайская женщина и с улыбкой указывала на склон горы. Все спрыгнули на землю, чтобы размять ноги. Девять винтовок прислонили к дереву. Женщина принесла связку спелых бананов, они сложи­лись и уплатили ей.

Брайн сообщил в Кота-Либис, что они достигли на­значенного места встречи и теперь намерены дождаться солдат, прежде чем начать подъем в горы, и передал ра­цию Бейкеру. Он собрал хворосту и стал разводить ко­стер для чая. Сначала огонь никак не горел, серые, покрытые мхом ветки только дымились и не хотели заго­раться, но, взявшись за дело терпеливо и усердно, Брайн на несколько минут забыл о тревожной действительности, об этом неожиданном путешествии и наконец разжег яр­кий огонь. Пока Оджесон и Нотмэн спорили, каким обра­зом и когда двинуться дальше, он приготовил крепкий чай и разлил его по кружкам.

Глядя вверх на гору, он думал о том, где же лежит этот самолет, потому что здесь не было заметно следов — ни впадины, как от Тунгусского метеорита, ни разбросан­ных веером обломков, которые указали бы то место, куда он ткнулся своим серебристым носом. Две невиди­мые линии пересеклись где-то в океане джунглей — или по крайней мере так предполагалось, потому что кто мог бы поручиться за точность пеленга? Его размышления были нарушены шумом старого форда — чуть ли не самой пер­вой модели, — затормозившего у хижины. Из форда вы­лез малаец-полицейский в чине офицера, нарядный и франтоватый, в новехонькой форме цвета хаки, и спросил у Оджесона, что он намерен делать. Оджесон сказал, что считает нужным как можно скорее двинуться на поиски самолета. Полицейский любезно улыбнулся и подтвердил, что да, действительно, самолет упал там, наверху, и ука­зал палкой в сторону джунглей, потому что жители де­ревни слышали ночью шум мотора. Конечно, добавил он, никто не уверен, что там нет бандитов.

—Но мы не можем торчать здесь до бесконечности, — сказал Оджесон.

Полицейский согласился, что неразумно ждать слиш­ком долго, но нужно соблюдать осторожность и не рис­ковать зря. Вполне удовлетворенный положением дел на белом свете, он улыбнулся, сел в машину и уехал вместе со своим адъютантом, который не отходил от пулемета. Автомобиль затарахтел по дороге, свернул за угол и скрылся из виду.

Брайн ополоснул кружку в ручье и затоптал огонь, а малайская женщина сложила оставшийся хворост возле своей хижины, словно предчувствуя, что они уедут рань­ше, чем снова захотят чаю, но Оджесон и Нотмэн, сове­щавшиеся возле грузовиков, никак не могли принять ре­шение: от солдат никаких вестей, а ведь они ждут уже больше часа. Нотмэн вызвался пойти наверх с несколь­кими людьми, но Оджесон по-прежнему считал, что лучше подождать, пока подойдут солдаты.