Совьетика

Все эти дяди и тети, кроме одной – учительницы младших классов Мариэллы, которая только недавно вышла замуж – были разведены и снова женаты, по 3-4 раза, и у всех была куча детей. Дочки дяди Томаса – хорошенькие малышки лет 8-9 с типичными для Антилл «русскозвучащими» именами Тошка и Надюшка – приезжали к нему после школы каждый день, на выходные – на весь день, а вечером их забирала мама. Толстенькая симпатяга Надюшка, увидев меня, обиженно надула губки и спряталась в отцовской машине.

– Чего это она? – спросила я.

– Да ничего, просто ей наш Сонни очень нравится. Ревнует ребенок! – засмеялась Омайра, с которой меня только что познакомили. Сестра Марбеллы, жены дяди Умберто тоже снимала у бабушки комнатку – в другом «сарае». Ей предстояло стать нашей с Сонни соседкой на эти три месяца. Внешность у Омайры была совершенно индейская. Маленькая, хрупкая, она казалась живым воплощением веселья, и только когда я познакомилась с ней поближе, я узнала, какая нелегкая и невеселая у нее жизнь.

От обилия новых лиц и имен голова кружилась.

– E ta hopi kansa,- сказал родственникам Сонни.- – Lagele na pas.

– Хорошо, хорошо, пусть отдыхает! Завтра увидимся!- не возражала Май.

Наконец-то после этого бесконечного дня начало темнеть. Я и не знала, что в тропиках темнеет так рано и так молниеносно: кажется, только что еще светило солнце, а вокруг уже – черная ночь, и небо усыпано звездами! Было всего около 7 часов вечера.

Сонни вывел меня во двор, но повел меня неожиданно не к нашему «сарайчику», в который мы уже занесли мой чемодан, а к машине, которую ему по такому случаю одолжил дядя Рикардо.

– Поехали!

Я не возражала, не стала даже спрашивать, куда. Любопытство намного превосходило мою усталость.

Знойный вечер опустился на остров. У маленьких киосочков, торгующих вдоль дороги разными местными вкусностями выстроились неторопливые очереди, пританцовывающие под звуки чувственной латиноамериканской музыки, раздающейся из проезжающих мимо машин. Женщины ходят по улицам и даже сидят за рулем автомобилей прямо в бигудях, иногда даже непокрытых платочком (у нас дома такой вид – верх неприличия). На ногах и у женщин, и у мужчин по большей части резиновые шлепанцы. У многих мужчин в волосы заткнуты афро-расчески. Лампы в домах и на улицах – преимущественно дневного света, какие у нас бывают только в магазинах или в конторах. Теперь я понимаю, где Сонни к нему так пристрастился.

Все дышит покоем, а Сонни так и дышит счастьем. Чувствуется, что здесь он – на своем месте; в Голландии я никогда не видела его таким естественным и расслабленным. Мы проезжаем еще несколько поворотов – и вдруг оказываемся прямо на берегу моря! Карибского моря,о котором я прочитала столько книг, и на берегах которого выросли мои кумиры! В это трудно поверить, происходящее слишком для того фантастично….

Остатки далекого солнца на горизонте тонут в воде, а на небе уже полно звезд. По всему пляжу в рядочек выстроились машины с влюбленными парочками – на почтительном расстоянии друг от друга. Мы присоединяемся к ним, а темнота все сгущается… Какая романтика! Ради того, чтобы оказаться здесь и увидеть все это, стоило терпеть целый год ожоги от кипящего масла и руки, воняющие луком и горчицей… Занудная Голландия осталась позади как кошмарный сон, и мне так хочется, чтобы этот ослепительный теплый вечер длился всю мою оставшуюся жизнь!…

***

… Комнатка, где поселились мы с Сонни – маленькая, душная, несмотря на то, что всю ночь в ней открыты все окна и работает на полную катушку вентилятор. Кухни в доме этом нет, есть только две маленькие спальни – наша и Омайры, плюс душ с туалетом и зал, заставленный заржавелыми пыльными фитнесс-аппаратами, на которых Омайра время от времени со скуки упражняется.

Хотя было воскресенье, нас все равно разбудили рано утром – когда еще даже как следует не рассвело. Бабушкины петухи. У нее их было целых 4 горластых штуки, и они имели обыкновение собираться со своими ритуальными утренними песнями как раз под окнами нашей комнаты! Рассвирепевший спросонья Сонни побежал их ловить, а я – ловить его, так как мне вовсе не хотелось, чтобы он свернул кому-нибудь из них шею. Ведь птица не виновата – против природы не попрешь.

Но Сонни и не думал сворачивать петухам шеи. Изловчившись, он поймал одного из них и запер его в пустую клетку под окнами бабушкиной кухни.

– Это ему будет урок!- сказал он сурово.

Потом, уже в разгаре дня я пошла посмотреть на него и ужаснулась – у бедняги в клетке не было даже воды, а стояла она на самом солнцепеке! Я не выдержала и тайком от Сонни освободила его.

К слову, с животными на Кюрасао вообще особенно не церемонились. Не хочу показаться такой животно-озабоченной, как голландцы (о голландском отношении к животным см выше), но не могу понять, зачем непременно надо бросать камнями в любую пробегающую мимо кошку или собаку. Я попыталась выяснить мнение местного населения на этот счет. «Пусть знают свое место!»- таким был почти единодушный приговор. И кошки и собаки его знали: при приближении людей большинство из них ловко прятались. Прячутся от людей не только собаки и кошки: и застенчивые огромные зеленые игуаны, которых мне показывал на Вестпюнте Сонни, тоже. Они знают, что из них могут сделать суп.

Кроме кур, у Май была еще и парочка коз. К ним относились немного лучше: козы паслись по крайней мере в тенечке. А еще кто-то притащил Май маленькую собачонку, с которой я любила играть. Но накануне нашего отъездв в Голландию ее заперли в такую же вот железную клетку на солнцепеке, и я до сих пор стараюсь не думать, выжила ли она после этого, хотя прошло уже больше 10 лет….

Извините, что начала свой рассказ о Кюрасао с таких невеселых ноток. «Цивилизованный» читатель – завсегдатай магазинов с попонками для собачек, конечно, возмутится и воскликнет, что остров этот населен какими-то монстрами, но это совсем не так. Просто у этих людей, как мне кажется, за века рабства и дискриминации накопилось много клокочущих внутри фрустраций, которые хочется на ком-то выразить. А фрустрации все выражают, как правило, на тех, кто слабее – вне зависимости от степени собственной цивилизованности. Для этого достаточно посмотреть, например, на настоящую эпидемию расправы с собственными детьми после развода (из серии «не доставайся, собака, ни тебе, ни мне!» – как говаривалось в русской сказке), охватившую сегодня те же благополучные Нидерланды. Или на ставшие практически ежедневными изнасилования в мирной ныне Северной Ирландии, которая, как уверен Иан Пейсли, должна стать примером для всего остального мира… Не говоря уже о том, как затравливают здесь собаками котов обкурившиеся черт знает чего дети мирного процесса (ведь ИРА теперь не борется с наркоторговцами, а больше некому…). О том, как обращаются не с животными даже, а с людьми в перенявшей наконец-то общечеловеческие ценности России, и вовсе лучше промолчать. Так что «кто без греха, тот пусть первый бросит камень…» и т.п.

Потянулись удивительные дни… Мне несказанно повезло, что мое пребывание на Кюрасао было не просто отдыхом, что я не валялась целый день на пляже среди голландцев и американцев где-нибудь в отеле Ван дер Фалка, зная местных людей только по подношению мне коктейлей и уборке моей комнаты. Я оказалась в самой их гуще, жила среди них, даже некоторое время работала и имела возможность по-настоящему узнать их и увидеть их жизнь без прикрас. Самое прекрасное и необъяснимое – что я совсем не чувствовала себя на Кюрасао чужой, хотя естественно, все знали и видели, что я не местная. Я впервые в жизни оказалась в меньшинстве, среди людей с другим цветом кожи – и дай-то бог, чтобы так обращались с людьми с другим цветом кожи в своих странах «цивилизованные» европейцы, как жители Кюрасао обращались со мной!

В таких странах, как Антилы, быть туристом в западно-массовом понимании слова стыдно и противно. Это означает ставить себя над народом, «облагодетельствовав» его своими чаевыми. Такой туризм не по мне. Он претит советскому человеку.