Надежный человек

 — Да, смеялась. И мне очень это понравилось.

 — Чудак! — возбужденно проговорила Виктория. — Неужели так и будешь лежать на полу? Иди ко мне, а? Значит, не забыл меня с тех пор? Говоришь: понравился смех? Послушай, почему ты не идешь ко мне? Ложись возле меня, иначе простудишься.

Зуграву посмотрел в окно и встревожился: было совсем светло.

 — А кто это такой — Тома Улму? — спросил он, принявшись поспешно надевать ботинки.

 — Один из главных… Так, по крайней мере, говорят… Зачем спрашиваешь, если знаешь лучше меня?

Расправив пиджак, он подошел к окну, настежь распахнул его, откинув в сторону занавеску. Затем отвернулся.

 — Что‑то случилось? — спросила она. — Как там, на улице… все в порядке?

 — Ага, — громко ответил он. — До сих пор я видел тебя только в темноте. Хоть теперь, на прощание… — и снова слегка отдернул занавеску.

 — Не нужно. Вдруг кто‑то увидит, — сказала девушка. — Подожди, подожди: что это? — В ее голосе теперь слышалось изумление. — У тебя же раньше была бородка? И вьющиеся волосы — теперь от них ни следа! Значит, ты не Кудрявый? — Она вскочила с постели, подбежала к нему и, посмотрев в лицо с близкого расстояния, всплеснула руками.

 — Ты красивая девушка, такою я и представлял тебя, хотя видел только в темноте, — негромко, словно бы про себя, проговорил он, выглядывая в то же время в окно: показалось, будто в листве ореха что‑то подозрительно зашуршало. — Так и скажу твоему…

 — Острижен наголо! Без этой красивой кудрявой бородки… Господи! — Она словно бы не расслышала его слов. — Пришлось избавиться? Бедненький… Но я все равно тебя узнала. Кудрявый, да, да! — И сразу же спохватилась. — Господи, тебя ж нельзя так называть! Или же…

 — Пока еще нельзя, но скоро, скоро…

Одним прыжком он очутился у двери. Потом еще прыжок — и вот уже ступени. Он сбежал по лестнице, торопливо рванувшись вперед, стал петлять улицами и наконец очутился на другом конце города, далеко от мансарды. А возле ореха, ветви которого заслоняли окошко Виктории, появился Илие Кику. Он тащил на спине мужчину с повязкой на лице, закрывавшей глаза и лоб. Длинные ноги человека безжизненно свисали, волочась по камням мостовой.

Пекарь прибавил шагу, легонько подбрасывая на спине ношу.

 — Еще немного, Хобоцел, дорогой… Тяжело идти под гору, но уже совсем близко. Только подняться по лестнице… Держись, лев, держись, орел! — простонал Кику не столько от напряжения, сколько от жалости к товарищу. — Сейчас ляжешь, уснешь…

В открытое окошко мансарды вместе с прохладным утренним воздухом врывался несущийся с востока грохот канонады. Он становился все отчетливее и отчетливее.