Зеленый рыцарь

— Тебе уже удавалось вскарабкаться по лестнице до своей квартиры, чтобы навестить ее?

— Ну да, конечно…

— Хорошо. Извини за краткий разговор. Ты же знаешь, как я ненавижу телефонное общение.

— Где вы сейчас, где-нибудь в горах?

— Нет. Я в Берлине. Передай мои нежные приветы своей дражайшей матушке.

— Ладно, передам. А как поживает Клайв? Передай ему от меня наилучшие пожелания.

— А мои пожелания также передай Беллами. Ты видишься с ним?

— В общем, да, виделись не так давно.

— Ладно, Харви, держись молодцом. Надеюсь, скоро увидимся, я еще позвоню. Да благословит тебя Бог.

— Короче говоря, он собирается вышвырнуть тебя из этого райского местечка, — сказала Джоан.

Сейчас, в середине дня, она уже пила джин. Упомянутый Харви по телефону «чай» был плодом безотчетной фантазии.

— Он не был столь многословным. Он спросил, не стало ли лучше моей ноге.

— И ты моментально ответил, что лучше не стало, к сожалению, она по-прежнему болит, приходится ковылять на костылях, мучительно страдая и вознося хвалу небесам за возможность пользоваться лифтом.

— Нет, я сказал, что уже могу подниматься по лестнице.

— Ты идиот! И записной враль! Все это происки Клайва. Он полагает, что раз ты все еще в этой квартире, то Эмиль не может…

— Еще он спросил, не собираешься ли ты в скором времени в Париж, и я сказал, что собираешься.

— Какая жалость, ведь я не собираюсь возвращаться в Париж.

— Maman?!.

— А посему, мой милый, тебе придется подыскать новое местечко для жилья.

— Но я не могу… А почему ты не можешь уехать?..

— Почему я не могу уехать? Надоедливая, глупая старушка мать, почему же она никак не уберется куда подальше? Почему эта противная старая карга никак не сдохнет?

— Maman, не начинай, твоя давняя песня уже чертовски надоела.

— Никто ее не любит.

— Я люблю. О, ну прекрати ныть…

— Я не ною, маленькое эгоистичное чудовище. Я продаю свою квартиру в Париже, поэтому не могу туда вернуться, мне необходимо остаться здесь, и мне хочется остаться здесь. У меня есть тут одно дельце.

— Какое дельце? Неужели ты не можешь пожить у бабушки?

— Она терпеть меня не может. По-моему, практически все уже с трудом терпят меня. Ты что, оглох? Я же сказала, что намерена жить в Лондоне. Тебе придется подыскать новое жилье, ты должен найти работу.

— Я не могу найти работу, это невозможно. В любом случае, я должен учиться, я же студент…

— Студенты отлично подрабатывают в оперных массовках. Ладно, а почему бы тебе не отчалить во Флоренцию? Ты ведь уже можешь ходить, верно? Самое время для такого путешествия!

— Я не могу нормально ходить. И мне необходимо остаться здесь под наблюдением врачей…

— Разве во Флоренции нет врачей?

— И кроме того, я уже сообщил, что не смогу поехать туда.

— Ты слишком быстро впадаешь в отчаяние. Тебе ведь предоставили грант.

— Да, но я отказался, и теперь его предоставили другому человеку. Умоляю, хватит уже вспоминать о Флоренции.

— Так на что же ты живешь, очень мне интересно знать, кто тебя кормит, кто платит за твою захудалую квартирку?

— А как ты думаешь, кто всегда за нее платил? Лукас и Клемент. О господи, ведь я уже начал думать, что становлюсь независимым!

— Независимым! Ты полагаешь, что в будущем году поступишь в университет и будешь жить там на всем готовом? Ничуть не бывало. За три года учебы ты проешь кучу денег, а твой так называемый грант ничтожен, на самом деле я прихожу к мысли о том, что наше драгоценное правительство урежет и такие субсидии. Много лет Лукас и Клемент поддерживали тебя, но ты не можешь успокаивать себя надеждами, что такое положение будет продолжаться вечно. В любом случае, Клемент сейчас без работы, а сбережений он никогда не делал. Он почти нищий, а Лукас абсолютно непредсказуем. От меня тебе помощи не дождаться, я сама сижу на бобах. Это ты должен начать помогать мне.

— Но, maman, мне казалось, что ты имела великолепную работу в доме моделей.

— Великолепной я бы ее не назвала, но теперь у меня нет даже такой работы. Мне нечего продать, кроме себя самой. Ты ничего не смыслишь в подобных делах, но годами я поддерживала тебя, продавая сама себя.

— О, не говори глупостей! Ты наверняка получишь какие-то деньги за парижскую квартиру…

— Какой же ты эгоистичный и беспечный юнец! В итоге мне придется броситься в объятия Хэмфри Хука.

— Под своим воображаемым другом ты имеешь в виду наркотики или нечто в таком роде! Тебе просто хочется помучить меня, пожалуйста, прекрати.

— И это ты называешь мучением? Кстати, о новом жилье, может, тебя приютит Луиза?

— Где же, интересно, в садовом сарае? Дорогая maman, спустись с небес на землю.

— Да, пожалуй, пора. Тебе необходимо жениться на богатой девице, а не на одной из тех бедных принцесс. Впрочем, они для тебя уже не больше чем сестры. Но ведь у нас есть еще Клемент. Ты мог бы спать у него на диване. Надеюсь, ты еще не стал геем?

— Нет!

— Мне порой казалось, что Эмиль имеет виды на тебя, а уж на беднягу Беллами и подавно…

— Maman, послушай, давай поговорим серьезно…

— Серьезно? Я в отчаянии!

— Ты говоришь, что у тебя тут есть какое-то дело. Какое же?

— Мое личное дело. Я имею в виду, что мне нужно подумать о будущем. Я хочу пообщаться со старыми друзьями. Неужели непонятно?

— Понятно. Здравая мысль. И кто же они?

— Ну, Джереми Адварден.

— О, даже с ним.

— Да, с ним. Кроме того, с Тессой. — («О, даже с ней».) — Луизой, разумеется, Клементом, Лукасом, Корой, Эмилем…

— Отлично, я понял, со всей вашей старой компанией, понятно…

— А чего же еще ты ожидал?

— Если уж рассматривать такой круг, то почему ты предпочла Лукаса, а не Беллами?

— С Беллами общаться бессмысленно.

— Так же, как и с Корой. Да ладно, черт с ними. Я решил, что должен повидать Лукаса.

— Правда? Не советую. Он не любит тебя.

— Откуда ты знаешь? Как раз это меня и беспокоит. Мне не нравится, когда меня не любят. Я хочу помириться с ним.

— О чем речь?

— Да так, была одна пустяковая размолвка. Хотя сейчас все осложнилось появлением Питера Мира.

— Бедного Мира выбили из колеи, он стал одержимым и психически ненормальным, в общем, жутким занудой. Меня удивило, что Луиза приветила его. Наверное, потому что он богат. Она рассчитывает, что он положит глаз на одну из ее крошек.

— Что?

— Ты что, ослеп? Питер еще довольно молод, вероятно, ему около сорока лет. Да ладно, как ты говоришь, черт с ними. Уж мне ли не знать, я вдоволь наобщалась с чертями, мы отлично проводили время, я даже спускалась с ними в преисподнюю. Я покончу с собой. Вот увидишь, ты еще пожалеешь. Ты стал взрослым, и пора бы тебе начать помогать мне, заботиться обо мне, даже любить меня.

— Maman, дорогая моя, драгоценнейшая, ты же знаешь, что я люблю тебя!

Харви подвинул кресло поближе к матери, взял ее за руку и попытался поцеловать, но она высвободилась от него, ее глаза наполнились слезами.

Клемент не ответил на звонок Луизы, поскольку сидел у Беллами. За окном моросил дождь. В комнате Беллами стоял жуткий холод.

— У тебя есть пятьдесят пенсов одной монеткой для счетчика?

— Какого счетчика?

— Электросчетчика. Отопление отключилось, у меня не нашлось монетки, и если бы…

— Да, все понятно.

Друзья сидели на кровати. Оставшийся в пальто Клемент выудил из кармана монету. Беллами опустил ее в счетчик, и маленький обогреватель вновь заработал.

— Он сказал о том, что нужно внести полную ясность, — продолжил Беллами.

— Да, ты уже говорил… он хочет найти окончательное решение!

— Он придумал вновь разыграть всю ту сцену. Он забыл нечто очень важное и надеется, что сможет восстановить память, если…

— Да, да. И он также сказал, чтобы ты предложил мне открыть тебе всю правду!