Обрученные с Югом

— Прошлый вечер в корне изменил ситуацию, Шеба, — говорит Айк. — Ты сама понимаешь это лучше всех.

— Я не стала бы подвергать вас опасности, — обращается к нам Шеба. — Я не знала, что отец жив. Надеюсь, вы мне верите.

Видно, что больше всех обескуражена Молли. Она ни разу не упомянула о той ночи, которую мы провели вместе, не попыталась поговорить со мной с глазу на глаз, даже не прикоснулась к моей руке. Ее холодное равнодушие мне сложно объяснить, потому что Молли отнюдь не равнодушна по натуре. Она добрая, любящая, заботливая и преданная, я всегда это знал. Но лишь недавно, в эти несколько дней в Сан-Франциско, мне открылось, что она, как комод, имеет множество ящиков: ящик для семьи, ящик для друзей, ящик для домашних дел, ящик для Лео, верного слуги и обожающего любовника. Я думаю, ее поведение объясняется тем, что она пока не решила, как поступить с содержимым ящика с надписью «Чэд». Выбросить? Навести порядок? Неопределенность, похоже, парализовала ее, а воскрешение из мертвых папаши По усугубило внутреннее смятение до стадии полного хаоса.

Заметно, что воодушевление, вызванное нашим путешествием, покинуло Молли. Резким голосом она говорит Шебе:

— Отправиться сюда на поиски Тревора — это была авантюра. Мы хотели что-то доказать друг другу, вместе пережить приключение. Ты ни слова не сказала о том, что при этом нас могут убить.

— Я думала, что мой отец мертв, — оправдывается Шеба.

— Шеба, у нас есть дети. О них мы должны думать в первую очередь, — веско говорит Фрейзер.

— Ну и валите к чертовой бабушке отсюда! Слышите, вы все! Я и без вас найду брата! — кричит Шеба в отчаянии, которое накатило из каких-то темных глубин ее души.

— Я хотел бы предложить план дальнейших действий, — говорит Айк. — Мне кажется, он сопряжен с минимальным риском. Мы с Бетти всю ночь ломали над ним голову.

— Конечно, план не идеальный, зато конкретный, — добавляет Бетти.

— Давайте дадим себе еще сроку до воскресенья. Это значит, мы проведем в Сан-Франциско две недели. Мы пролезли во все дырки. Разослали объявления в газеты, расклеили листовки по всему городу, добились целой колонки от Херба Каена. Шеба дала интервью всем радиостанциям и телекомпаниям, какие есть в городе. Все газеты для геев крупными буквами на первой странице напечатали, для чего мы здесь. Мы сделали все, что могли.

— Я хотела, как и Фрейзер, улететь сегодня утром, — говорит Бетти. — Но план Айка гораздо лучше. Айк вообще никогда не теряет голову.

— Он же не мать! — вставляет Молли. — Шеба, кстати, тоже. И у Лео нет детей. Я лучше вколю себе лошадиную дозу героина, чем допущу, чтобы моих детей воспитывал Чэд вместе со своей бразильской шлюхой.

— Не забывай, что Чэд приходится мне братом, — говорит Фрейзер. — Он любит детей не меньше тебя.

— Давайте не будем цапаться между собой, — останавливает их Найлз, пытаясь разрядить обстановку. — Проблем и так хватает.

— Я видела, как ты выскользнула ночью из подвала, — говорит Фрейзер Молли. — Я принимала ванну внизу, чтобы не мешать Найлзу, который уже спал. Я полагаю, вы с Лео у него в спальне обсуждали необходимость экономических реформ в Шри-Ланке?

— Я спустилась разогреть себе молока в микроволновке. — Ложь Молли звучит крайне неубедительно. — Никак не могла уснуть.

— От тебя пахло сексом, а не молоком. На мой нюх, по крайней мере.

Комната затихает. Я ни разу не слышал подобных слов из уст Фрейзер и не поверил бы, что она их может произнести, расскажи мне кто-то об этом. Но собственным ушам пришлось поверить. Фрейзер, судя по ее лицу, и сама поражена.

— Итак, семейство Ратлидж дружно смыкает ряды, — говорит Молли. — Малыш Чэд может гулять направо и налево, а Молли должна держать язык за зубами и улыбку перед камерой, когда дом горит.

— Извинись перед Молли, — обращается Найлз к Фрейзер, сверкнув глазами.

— Мне не за что извиняться, — отвечает Фрейзер. — Нужно быть слепым, чтобы не видеть, чем они с Лео занимаются тут. А я поехала сюда не для того, чтобы потакать им и оставить сиротами своих детей.

— Что ты имеешь против сирот? — спрашивает Найлз у жены.

Возникает впечатление, что силы притяжения перестали действовать и наш мирок сейчас взорвется, разлетится на молекулы.

— Ничего не имею, дорогой. — Фрейзер удается совладать с собой. — Просто мне не хотелось бы такой судьбы для наших детей, даже если она, как ты считаешь, закаляет характер.

— Я никогда не считал ничего подобного, — отвечает Найлз. — Нет ничего ужасней сиротства. Каждый день я просыпался в страхе. В страхе шел в школу. И моя сестра тоже. Это сломало ей всю жизнь. Ты своей любовью спасла меня, Фрейзер. А моя сестра была ранена так сильно, что даже любовь Лео оказалась бессильна. Лео испортил себе жизнь, полюбив человека, которого нельзя удержать. Но даже мой страх и страх Старлы, я думаю, ничто по сравнению с тем страхом, который испытывали Шеба и Тревор. У меня, в общем-то, не было отца, и это очень плохо. А у них был отец, который издевался над ними много лет. Неизвестно, что хуже. Я не знаю всей твоей жизни, Шеба, только какие-то моменты. Но я знаю, что порой жизнь у тебя была страшная, по-настоящему страшная.

Айк встает, голос у него властный, но спокойный.

— Вот план, который нам с Бетти показался неплохим. Мы обещали «Открытой руке», что будем доставлять обеды до воскресенья. Но мы внесем кое-какие изменения. Мы с Бетти больше не будем заниматься доставкой. Займемся своими прямыми обязанностями. Вы будете перемещаться из гостиницы в гостиницу всегда вместе, на группы не разбиваться. Местные полицейские охраняют наш дом днем и ночью. Мы доведем свое дело до конца. Жаба, ты закажешь нам обед на сегодня?

— С удовольствием.

— Обедать будем дома, при закрытых ставнях и опущенных занавесках. Ни бассейнов, ни горячих ванн.

— А как же наш с Лео медовый месяц? — спрашивает Молли.

— Прекрати, Молли, — приказывает Айк.

— Я очень испугалась, — говорит Фрейзер. — Вот и наболтала лишнего с перепугу.

— Впервые в жизни в твоих словах была злость. — Найлз смотрит на жену, а та отводит глаза в сторону. — Если бы не знал тебя как облупленную, подумал бы, что это говорит опустившаяся приютская девка.

— Ты несправедлив, Найлз. Ты слишком строг, — замечает Молли, удивляя нас всех. — Она же сказала, что испугалась. Мы все испугались, это вполне простительно.

Шеба, которая сидит, обхватив колени, в дальнем углу комнаты, неожиданно выступает в поддержку Молли.

— Мой папочка запросто может укокошить нас всех, — говорит она. — Я заварила эту кашу. Мне и расхлебывать. И я расхлебаю, клянусь.

— Сначала нужно довести дело до конца, — напоминает Бетти. — Мы взялись доставлять еду этим беднягам. Они нуждаются в нас.

— Мне не хочется сейчас даже пальцем пошевелить, — говорит Шеба. — Я бы лучше осталась в постели, напилась и пересмотрела свои старые фильмы. Может, хоть тогда забуду про своего предка. Я его считала мертвецом, а этот псих и убийца цел и невредим и даже знает мой адрес.

— Лео, дружище, уж ты позаботься, чтоб обед удался на славу. А мы должны навести между собой полную ясность. Соберись с духом, Шеба, детка. Сегодня вечером все мы, присутствующие в этой комнате, должны услышать твою историю, будь она неладна, от А до Я. Двадцать лет тому назад вы появились в нашем городе, как чертики из коробочки. Никто не знает, где вы родились, откуда приехали, почему поселились в доме напротив Лео. Мы ничего не знаем о вашей матери, кроме того, что ей на роду написано попадать в неприятности. Мы должны знать все. Ты не вправе что-то скрывать от нас, потому что этот тип всем нам когда-либо угрожал. Твой отец — он для нас все равно что граф Дракула, Циклоп, Франкенштейн и Чарльз Мэнсон. И при всем при том вряд ли кто-нибудь из нас узнает его, войди он сейчас в эту комнату. Я не знаю его имени. Подумать только, я не знаю даже имени твоего отца!

— Я же говорила тебе, Айк. Я тоже не знаю. И Тревор не знает, — заявляет Шеба, чем очень нас удивляет.