Двойник

— Это правильно, — одобрил Борщевский. — Это по-мужски. Да, нужно уметь проигрывать. Тебе бы отдохнуть, отвлечься. Махнуть куда-нибудь на Канары. С телкой. А лучше с двумя. Есть у меня на примете. Познакомить?

— Спасибо, в другой раз, — отказался Герман. — Ладно, давай займемся делами. Завтра созвонись с полковником Семенчуком. Контракт в основном готов, остались детали. Внимательно все посмотри. Возьми наших юристов, пусть они тоже посмотрят.

— Ты все-таки решил подписаться на это дело? — оживился Борщевский. — Очень правильно! Глупо упускать такой заказ. Никак я не мог понять, почему ты отказываешься. Да и сейчас, если честно, не понимаю.

— Были причины, — уклончиво отозвался Герман. — Больше их нет.

— Откат согласовали?

— Сам согласуешь.

— Но я должен знать, на какую цифру ориентироваться.

— Если бы я подписывал контракт, цифра была бы «нуль».

— То есть как? — удивился Борщевский.

— А вот так. Нуль, — повторил Герман. — Никакого отката. Ни цента.

— Ты хоть понимаешь, что говоришь? Никогда они на это не пойдут!

— Не пойдут, пусть ищут другого поставщика.

— Ничего не понимаю. А кто же будет подписывать контракт, если не ты?

— Чего тут непонятного? Я же тебе сказал, что Катя подала на раздел имущества. Она получит сорок шесть процентов акций «Терры». Кому она отдаст их в доверительное управление? Тот и будет подписывать контракт. Кому захочет, тому и отдаст. Может, другу детства. Или даже тебе.

— При чем тут я? — встревожился Борщевский.

— А почему не ты? Человек опытный, структуру «Терры» знаешь. Она тебе доверяет. Впрочем, это решать ей. Я даже думать об этом не хочу.

— Сорок шесть процентов — это не контрольный пакет, — напомнил Борщевский.

— Еще восемь купит у Тольца. Ее посредник уже договорился с Яном. Сорок шесть и восемь — пятьдесят четыре процента. Это больше контрольного пакета.

— А почему бы тебе самому не купить пакет Тольца?

— Слишком дорого. Он заломил три с половиной миллиона. Если быть точным, три четыреста.

— Сколько?! Да он что, совсем впал в маразм? — бурно возмутился Борщевский. — Три четыреста за восемь процентов?

— Каждая вещь стоит столько, сколько можно за нее получить. Эти восемь процентов акций решают, кто будет президентом «Терры». А это стоит денег.

— Так купи сам!

— Не хочу. Я же сказал — устал. Гори оно все огнем!

— Не узнаю тебя. Ты на себя не похож.

— Я и сам себя не узнаю, — сказал Герман. — Спасибо за коньяк. Поеду домой, спать.

Через четверть часа, запирая кабинет, он отметил, что дверь Борщевского закрыта. Звонит. Кому?

Герман знал, что ответ на этот вопрос получит очень быстро. Могла позвонить Катя и потребовать разблокировать их совместный счет в банке. Это означало бы, что он ошибся в расчетах.

Катя не позвонила.

Позвонил Тольц.

Борщевский прилетел в Торонто ейсом «Аэрофлота» в первый понедельник сентября на «Боинге-767», который почему-то имел название «Мусоргский». Августовские грозы отшумели, высветлили кроны кленов, промыли газоны и темную хвою сосен. Установилась та тихая, теплая пора, которую в России называют бабьим летом. На солнце блестели плоскости самолетов, ярко желтели, словно тоже тронутые осенью, заправщики и аэродромные тягачи. Герман стоял в зале прилета и смотрел, как подкатывается трап — рукав к двери первого салона «Мусоргского». Он был почему-то уверен, что Борщевский прилетел первым классом и выйдет из самолета одним из первых.

Он появился из носового салона в числе немногих VIP-пассажиров, которых любезной улыбкой провожала молоденькая бортпроводница.

Герман был уверен, что Борщевский задержится на выходе в коридор перед первичной проверкой паспортов канадскими иммиграционными властями и поболтает с ней. Он задержался, галантно поцеловал ей руку, со смехом потрепал за щечку. Потом надел солнцезащитные очки и достал документы.

Герман был уверен, что багажа у него не будет.

Багажа у него не было, лишь небольшой элегантный кейс, с какими путешествуют серьезные бизнесмены.

Но он был не похож на серьезного бизнесмена. С длинными белокурыми волосами, в коротком светлом плаще, в модных очках, он был похож на постаревшего, но все еще популярного рок-певца, путешествующего инкогнито. С видом человека, которому давно наскучили и трансатлантические перелеты, и международные аэропорты, вошел в здание терминала, снял очки и остановился, высматривая в толпе встречающих долговязую фигуру Тольца.

— Привет, Шурик, — сказал, подходя, Герман. — Как долетел?

— Ты? — неприятно удивился Борщевский. — А где…

— Ян? Ему не о чем с тобой говорить. А мне есть о чем. Поехали.

На площади Герман подозвал такси и назвал водителю адрес.

— Куда мы едем? — подозрительно спросил Борщевский.

— В одно тихое место.

— Извини, но я предпочел бы в отель. Перелет был довольно утомительный. Мне нужно привести себя в порядок и выспаться.

— У тебя будет время выспаться. Через три часа рейс на Москву. В самолете и выспишься.

— Что ты этим хочешь сказать?

— То, что сказал. Через три часа ты улетишь в Москву. Хочешь спросить, почему? Потерпи, объясню.

Такси миновало оживленные городские кварталы и остановилось возле ресторанчика «Сасафраз» на улице Йорквил. Герман велел водителю ждать и прошел в бар. Сезон уже кончился, но несколько белых пластмассовых столиков с такими же белыми стульями еще стояли под разноцветными зонтами. Легкий ветер, шевелил парусину зонтов. Ни одного посетителя в баре не было.

— Располагайся. Здесь мы можем спокойно поговорить. Секунду! — Герман подозвал официанта и сделал заказ. — Скажу сразу, чтобы к этому больше не возвращаться. Почему тебя встретил я, а не Тольц. Ты ведь прилетел, чтобы купить у него акции «Терры», верно? Можешь не отвечать, я и так знаю. Так вот, акции у него купил я. Так что к нашим делам он больше никакого отношения не имеет.

— Ты же не хотел! — возмущенно напомнил Борщевский. — Сам сказал, я тебя за язык не тянул!

— Это была минутная слабость. Я понял, что не имею права отдавать компанию в руки людей, которые разорят ее за полгода.