Двойник

— Значит, пятьсот тысяч? — повторил Герман.

— Не меньше. Но ты пойми меня правильно: это не мне.

— Знаете, Василий Николаевич, если бы вам — я бы дал. Но ваших министерских или каких там вшей кормить не буду. За такие бабки я бригаду киллеров найму. Или бизнес в России закрою. А Хват пусть на свободе гуляет. Это меньшее зло.

— Тошно, Герман. Так тошно иногда, глаза б мои ни на что не смотрели! А что делать? Надо жить, надо дело делать. Не получается по-другому — значит, так. У тебя есть выбор. У меня нет.

Демин вернулся в управление, а Герман еще долго сидел в беседке, хмуро курил, глядя, как ветерок гоняет по детской площадке сухие листья кленов. И жалко было Демина, и глухое раздражение подступало. Больше всего Германа почему-то злило стремление Демина остаться чистым в грязном деле. Себе он ничего не берет. Да лучше бы брал.

Выбора у него нет. У человека всегда есть выбор!

Герман достал мобильник и позвонил полковнику Семенчуку:

— Подъеду через двадцать минут. Закажи пропуск.

Полковник Семенчук так обрадовался появлению Германа, что сам выскочил встретить его на вахте.

— Ну наконец-то! Я уж не знал, что думать. Шеф на каждой планерке собак на меня спускает: где «Терра», почему дело стоит? А что я могу сказать? Ты исчез, на фирме ничего не говорят. В отъезде. Где в отъезде? Почему в отъезде?

В кабинете Семенчук сразу полез в тумбу письменного стола, но Герман остановил его:

— Побереги «Луи Трамп». Выпьем, когда сделаем дело.

— Да все, считай, сделано! — весело возразил полковник. — Контракт практически согласован, все визы есть, остались мелочи. Юристам на три дня работы.

— Для кого мелочи, для кого не мелочи.

— Есть проблемы? — насторожился Семенчук.

— Есть.

— У тебя?

— У нас обоих. Фирма «Марина» — говорит тебе что-нибудь это название?

— «Марина»? Да, выходили на меня от этой фирмы. Очень хотели получить контракт. Но я и говорить не стал. Вопрос практически решен. В пользу «Терры». Так я им и сказал. А что, серьезная фирма?

— Очень серьезная, — подтвердил Герман. — Но не в том смысле, в каком ты думаешь. Послушай эту запись. Тебе все станет ясно.

По мере того, как крутилась пленка, лицо Семенчука тяжелело, наливалось кровью.

— Теперь ты понял, почему я не выходил на связь? — спросил Герман, когда полковник выключил диктофон.

— С кем ты говорил?

— Сергей Анатольевич Круглов. Он же — Хват. Призер московской Олимпиады по классической борьбе. Президент Фонда социальной справедливости. Кандидат в депутаты Государственной думы России.

— Почему ты раньше не пришел?

— С чем? Этот разговор был сегодня.

Семенчук еще раз внимательно прослушал запись, надолго задумался и заключил:

— Не проблема. Выкинь из головы. Разрулим. Оставишь мне пленку на пару дней? Покажу ее кое-кому.

— Могу подарить. Мне она ни к чему.

— Лады. А насчет смысла жизни ты правильно сказал. Мудро сказал. Уважаю. Выигрывает тот, кто приходит к финишу позже. Позже, а не раньше. А тот, кто спешит, всегда проигрывает. А мы и не будем спешить. Куда нам торопиться, правильно? Вот за это давай и выпьем! — не без торжественности закончил Семенчук и полез за бутылкой.

Все эти дни Герман допоздна засиживался в офисе, стараясь отдалить минуту, когда окажется один в пустой квартире. Включенный мобильник постоянно лежал на тумбочке у кровати. Во сне иногда казалось, что он звонит. Герман вскакивал, хватал трубку. Но телефон молчал. Катя не звонила.

Звонок раздался ночью, через три дня после разговора с полковником Семенчуком.

— Алло! — закричал Герман. — Катя, ты? Алло, алло!

— Какая к хренам Катя, я не Катя, — прозвучал в трубке голос Демина. — Оденься и спустись вниз. Я послал к тебе мою «Волгу». Садись и приезжай.

— Куда?

— Водитель знает.

Над Москвой занимался хмурый осенний рассвет. Низкие дождевые тучи затуманивали шпили высотки на Котельнической набережной. Покачивалась тяжелая, в маслянистых разводах, медленная вода Москвы-реки. Черная «Волга» Демина спустилась на Крутицкую набережную, и Герман вдруг понял, куда они едут.

Еще издали он увидел у ворот Фонда социальной справедливости мигалки патрульных машин. У него появилось странно-болезненное ощущение, что все это уже было: милицейское оцепление, пожарные машины, мелькание электрических фонарей, запах гари.

Площадка перед особняком была пуста, только у бокового входа стояли «ауди» Хвата и «лендровер» его охраны, а в стороне краснела какая-то «вольво». Особняк выглядел как всегда — с черными поблескивающими стеклами, с решетками на первом этаже. Лишь приглядевшись, Герман увидел черную зияющую дыру на втором этаже, на том месте, где были окна кабинета Хвата.

Окон не было.

Патрульные расступились, пропуская «Волгу». Возле крыльца Германа встретил Демин. Молча поздоровавшись, кивнул:

— Пошли.

В нижнем холле особняка и на мраморной лестнице с красным ковром не было ничего необычного, только на втором этаже появились следы разрушения: усыпанный стеклами и обломками мебели паркет, сорванные с петель двери приемной. От стены, разделяющей приемную и кабинет Хвата, остались лишь рваные зубья бетона.

— Дальше смотреть не на что, — сказал Демин. — А на то, что есть, смотреть не нужно.

— Что это было?

— Две ракеты в окно кабинета. Из гранатомета РПГ-16. Эксперты определили по осколкам.

— Хват?

— Сидел в кабинете. Заработался. Окна были освещены. И что интересно? Прицельная дальность РПГ-16 — двести пятьдесят метров. От ворот и с набережной стрелять не могли — охрана бы увидела. С той стороны Москвы-реки

— далеко. А стреляли прицельно. Две ракеты подряд — надо суметь. Это одна из двух самых непонятных вещей. Есть соображения?

— Есть.

Герман подвел Демина к разбитому окну приемной и показал на Москву-реку. По середине ее медленно шла ржавая баржа-самоходка с песком. От особняка до баржи было не больше двухсот метров.

— Твою мать, — сказал Демин.

— Ему очень нравилось, что негде пристроиться снайперу, — объяснил Герман. — А я еще тогда подумал, что есть где. На речном трамвайчике. Или на барже.