Беглец (СИ)

Когда с балкона потянуло вечерней прохладой, Она встала и привела себя в порядок. Спустилась вниз.

Взяв в баре коктейль, Она прошлась до бассейна.

– Что ты за мной ходишь? – Доместик взрогнул и развернулся. Она стояла перед ним. – Я спрашиваю, зачем ты так похож на него? И ходишь тут, как он! И дышишь тут! И всякие небылицы рассказываешь! Может, в номер поднимемся? Придумаем что-нибудь интереснее шторма или облачков на небе? А?

– Тебе надо поспать. Ты ведешь себя неадекватно, – твердо сказал Доместик.

– А ты? Ты адекватно себя ведешь? Я тебя больше не выдумываю! Исчезни с глаз моих! Сейчас же! И из этого отеля исчезни! А не то… Не то, – Она подбирала слова для более существенной угрозы. И, не найдя подходящих, бессильно выкрикнула: – Убирайся вон!

Она выплеснула остатки коктейля в траву и стремительно направилась в сторону открытого бара, где играла музыка. Доместик нервно зашагал по слабоосвещенной дорожке парка, потом развернулся и пошел обратно к бассейну.

Она оглянулась, поднимаясь на веранду. Доместик тут же приостановился, ловя Ее взгляд. Но Она сердито развернулась в сторону клуба, где начиналась ночная дискотека.

«Еще ходит тут, как Семеныч!» – Она со злостью послала проклятье в сторону оставшегося на улице Доместика и подошла к стойке бара.

Рядом тут же оказался араб…

Он сыпал комплиментами и не позволял Ее бокалам опустошаться. Она не помнила, как они покинули клуб. Араб тянул Ее все дальше и дальше от отеля, рассказывая по дороге шутливые истории. Она, смеясь, шла за ним босиком, держа в одной руке снятые босоножки, а в другой – бокал, стараясь не расплескать жидкость, и удивлялась, почему так темно, куда делись все лавочки, и отчего трава мокрая.

Когда они оказались в пустынном городском саду, расположенным за территорией отеля, араб остановился и снял очки. Безжизненные глаза смотрели на Нее.

– Ребенок! – ахнула Она, выронив бокал.

– Долго же ты меня узнавала. Я так изменился?

Она замерла от растерянности, не зная, что Ей сейчас надо делать: бежать, нападать или защищаться.

От страха закричала. Ребенок зажал Ей рот, но тут же отдернул руки. Послышался шорох бегущих по траве шагов.

Ребенок стремительно рванул в сторону, но вдруг остановился в десяти шагах от Нее, словно окаменел и прирос к земле. Она попятилась назад и наткнулась спиной на что-то теплое. Тотчас отпрянула и вновь закричала, пока, обернувшись, не узнала Доместика.

Он схватил Ее в охапку и руками закрыл Ей глаза. Она с силой пыталась опустить его ладони и убрать их от своего лица. Доместик крепко прижал Ее спиной к себе.

– Убери руки! Я ничего не вижу!

– Тише, – Доместик убрал свою ладонь от Ее лица, но объятий не ослабил, не выпуская Ее.

Нарастал гул поднимающегося ураганного ветра. Деревья гнулись к земле. Ребенок стоял на месте, а его тело шатало из стороны в сторону. Его ноги до колен казались вкопанными и затвердевшими.

Внезапно сверкнула молния, разрезав черное небо. Яркий свет озарил искаженное ужасом лицо Ребенка, темно-зеленые шевелящиеся деревья, приникшую траву.

Все погасло на миг.

Следом послышались раскаты грома. Вновь располосовала ночное пространство ослепляющая молния. Крупные тяжелые капли посыпались сверху.

Она видела, как скручивает Ребенка неведомая сила, как извивается его тело. Прижимаясь к Доместику, Она в панике смотрела, как от земли собирается свистящий ветер в восходящий вихрь воздуха. Темный столб располагался над Ребенком и засасывал его в себя. Но ноги Ребенка не двигались. Сквозь оглушительный гул, Она слышала, как кричит обезумевший Ребенок. Его туловище вытягивалось вверх и, того и гляди, могло быть разорвано пополам. Продольные вспышки молний стрелами вонзались в Ребенка.

Она в оцепенении подняла голову, чтобы увидеть лицо Доместика. Он одной рукой прижимал Ее к себе, а вторую, высвободив, плавно поднял ладонью вверх. Сжал пальцы в кулак и резко дернул вниз, на себя, как стаскивают одним движением простыню с постели. Дождь остановился, а небо открылось черной бездной, которая стала опускаться на Ребенка.

Мерзкая чернота продолжала снижаться и ощущалась, как липкий, вязкий воздух, который склеивает легкие.

– Почему он стоит? – с трудом пыталась Она дышать.

– Это страх, парализующий все на свете. Пространство окаменело. Испуг – короткий, временный, а страх может быть бесконечным.

Сошедшая с неба чернота сгустилась еще больше, приобретая еле видимые границы и очертания. Исступленный ветер не прекращался, и не имел единого направления, как обычный ветер. Потоки воздуха беспорядочно струились к центру и от центра, вылепливая из бездны конечную субстанцию.

Она вздрогнула: открывшееся небо стало падать вниз. Оно походило на невесомого огромного волка, который приближался к земле, норовя ухватить своей оскаленной пастью Ребенка. Подобие бестелесного волка занимало все пространство видимой части неба и иногда касалось и Ее своей склизкой шелковой воздушной материей.

Ей стало страшно: трясущийся в судорогах Ребенок с окаменелыми ногами, его рвущееся в агонии туловище, зияющая дыра в атмосфере, облепляющая плотность воздуха и огромной силы живой ветер…

– Не бойся, – шепнул Доместик. – Все хорошо, не бойся.

– Что это? – из-за порывов ветра Ее голоса почти не было слышно.

– Злость! Это его злость, вот она какая! Она сильнее страха. Она сильнее всего. Ведь ты видела это? Ты же помнишь волка? Свои руки, спину, помнишь? У человека огромная глубина чувств. Посмотри, как они оживают и материализуются, как они самостоятельно существуют в пространстве. У человека столько энергии, что она выходит из него и живет сама по себе, – Доместик кричал Ей на ухо.

Парящая чернота в виде огромного волка несколько раз опускалась почти до земли и вновь поднималась. И когда чернота вплотную легла на поверхность земли, Ребенка уже не было.

Она от неожиданности вскрикнула, и в ту же секунду черное облако стало вновь подниматься, взмахивая крыльями. Черной зловещей птицей оно стремительно взмыло вверх.

Доместик поднял руку и разжал ладонь, растопырив пальцы. Бездна закрылась небом, и оно тут же засветилось от сверкающих молний, походящих на хирургические нити, которыми зашивают рану.

Прерванный дождь вновь полился стеной. Ветер стих, точно упал на землю, затоптанный дождем. Появившиеся раскаты грома становились глуше и реже.

Доместик подхватил Ее на руки и понес обратно к отелю. Она молчала, держась руками его за шею.

– Не неси меня ко мне, – прошептала Она, когда они оказались в холле. – Я хочу остаться с тобой сегодня. Мне очень страшно.

Он принес Ее к себе в номер, стащил мокрую одежду, закутал в одеяло, почти не спуская Ее с рук. Прижался губами к Ее глазам, заставляя поцелуем закрыться веки, из-под которых струились слезы. Ее знобило от пережитого ужаса. Доместик стал укачивать Ее в такт неспешным словам:

– Почему люди грустят? Потому что они люди. Потому что они уже не животные, но еще и не новые существа, эволюционно стоящие выше людей. Потому что люди пока не научились управлять ни неподвластным им временем, ни собственными мыслями, ни своими чувствами. Вот когда они научатся управлять хотя бы чем-нибудь одним, тогда они и перестанут грустить. И людьми тоже быть перестанут…

– Он больше не вернется? Ребенок?

– Нет. Потому что его и не было. Спи…

Глава 6

Второй больше не откликался.

Первый отчаянно искал «след» Катенка. И нашел. Тончайшая «нить» привела…

…к Ней. Но Катенок на связь не выходила и присутствия своего не обнаруживала до тех пор, пока Первый не решился воззвать к Хозяину.

– К Хозяину? – взметнулась Катенок. – И не боишься?

– Мне нечего уже терять.

– Себя.

– Я часть себя потерял. Второго больше нет. – Первый искренне горевал. Он и не заметил, как привязался ко Второму. И потеряв его окончательно, Первому казалось, что он наполовину уменьшился.