Дом на побережье (СИ)

Она осторожно ступила на первую ступеньку, мельком подумав, что все это бред, что лестница стояла и простоит еще не один год, но сердце все равно замирало при каждом шаге, а рука сжимала перила. И с каждым шагом ее все сильнее и сильнее охватывала уверенность в том, что ей обязательно надо идти туда — куда, она сама не знала, но шла, повинуясь этой уверенности. Поднявшись по лестнице, она, не колеблясь, свернула в правое крыло и остановилась перед одной из дверей. Рука ее сама легла на массивную ручку, украшенную изящной резьбой, почто не заметной под темным налетом. Мира лишь слегка нажала — и дверь отворилась, открыв перед ней просторную комнату, полумрак которой прорезали лучи солнца, льющиеся сквозь широкие щели в забитых окнах.

Это была комната женщины, и Мира поняла это так же ясно, как и то, что уже много лет здесь никого не было. Бархатное покрывало на широкой кровати выцвело, маленькие резные флакончики, стоящие на изящном туалетном столике, были покрыты слоем пыли. Подойдя к столику, Мира взяла один флакончик — он был пустым, но едва уловимый аромат, показавшийся Мире смутно знакомым, тут же растекся по комнате.

Задумчиво вертя флакон в руках, она огляделась. Красивая комната. Кем была ее хозяйка? И почему эта комната сохранила ощущение нетронутости, будто ее просто оставили, в то время как внизу не осталось ни мебели, ни вещей?

Продолжая раздумывать над этим, Мира покинула комнату и пошла дальше по темному коридору, дергая ручки дверей, но все они были закрыты. В другом крыле ее ждала та же картина. Поняв, что больше ей ничего не светит, Мира уже без особого энтузиазма подергала ручку последней двери, и та вдруг открылась — неохотно, со скрипом, открылась наполовину и застряла.

— Вот это уже кое-что, — вслух сказала Мира, чтобы подбодрить себя, и машинально поднесла к носу флакончик, который все это время сжимала в ладони. Проскользнув в комнату, она с любопытством огляделась. Вот здесь уже мебели не было, как не было и ни единой, даже самой испорченной и ненужной вещи. Две доски на окне были сорваны, и в комнате было почти светло. На стенах отчетливо выделялись прямоугольники — следы от висевших там когда-то картин.

«Здесь бы я жить не хотела», — неизвестно почему подумала Мира, разглядывая голые стены. Комната вызывала в ней легкое чувство неприязни… будто здесь жил ненавистный ей человек.

Она уже собралась было уходить, но что-то внизу на стене привлекло ее внимание. Позже, вспоминая этот момент, Мира так и не смогла разобраться, что заставило ее опуститься на колени перед абсолютно ровным, ничем не выделяющимся участком стены и, словно зная уже, что кроется за ним, с силой ударить по одной из досок, которыми была обшита стена. Но та вдруг как-то неожиданно легко повернулась, скользнув в сторону, и Мира, замирая от страха и предвкушения, сунула руку темный проем, зиявший в стене перед ней….

И сразу же нащупала что-то. Чихнув от поднявшейся пыли, она недоуменно уставилась на топку потрепанных, пожелтевших от времени конвертов, перехваченных грубой веревкой. «А почему не лента?» — пришла ей в голову абсолютно дурацкая мысль. Она повертела находку в руках, но адреса или указания на конвертах — во всяком случае, на верхних — не было. Мира ощущала себя маленькой девочкой, нашедшей клад. Ей и хотелось взять эти письма, развязать веревку, развернуть хрупкие листки…но это были чужие письма, они не принадлежали ей, и Мире стало стыдно за свое желание прочитать их. Она нерешительно мяла пальцами конец веревки. А если отнести их Клавдии Матвеевне? Это ведь настоящая находка для местной библиотеки. Но тогда их будут читать все, так почему же она сейчас не смеет даже развязать узел на веревке? Хотя бы посмотреть…

Зачем-то оглянувшись, Мира торопливо сунула письма в карман юбки и еще раз пошарила в тайнике, просто на всякий случай — вдруг там что-то осталось? — и внезапно ее пальцы наткнулись на что-то твердое, гладкое и холодное, и, достав это что-то, за которым тянулась, позвякивая, потускневшая цепочка, она увидела небольшой округлый кулон. «Золото?» — едва не ахнула Мира, потерев цепочку, отчего та засветилась желтоватым сиянием. Подцепив ногтем крышку медальона — конечно, это был медальон, просто с первого взгляда Мира не поняла этого — она с легким щелчком откинула ее.

— О, Боже, — потрясенно прошептала она, глядя на миниатюрный портрет. — Алекс…

Сжимая в руке медальон, она бежала по коридору, не глядя себе под ноги. Стены дома, еще минуту назад такого красивого и завораживающего, давили на нее, лишали воздуха, протягивали вслед цепкие руки. Лишь вырвавшись наружу, она замедлила шаг и, судорожно глотая воздух, попыталась взять себя в руки. С чего она так перепугалась? Нащупав в кармане медальон, Мира еще раз посмотрела на него. Красивая, старинная вещица.

Конечно, на портрете был не Алекс. Поразительное сходство, но… не он. У Алекса было настолько необычное лицо, состоящее будто из одних углов и острых граней, что вряд ли нашелся бы кто-то случайно на него похожий, и тем не менее… Тот, в медальоне, был чуть моложе, чуть мягче и… чуть счастливее. Принимая во внимание возраст медальона, это, наверное, кто-то из предков Алекса.

Но дом был заброшен, и, судя по нетронутой пыли, туда давным-давно никто не заходил. В том числе и сам Алекс. Может, он просто не знал об этом? Мира нахмурилась. А что она вообще о нем знала? Жил в Питере, затем перебрался сюда. Не имеет постоянной профессии. И все. Ни фамилии, ни возраста, ни увлечений. Ах да, у него умерла жена. Жена, очень похожая на нее, Миру.

Остается одно — просто спросить его об этом. Самый легкий способ. Пожав плечами, Мира прикоснулась рукой к карману юбки, в котором лежала связка писем. Их, наверное, тоже надо будет ему отдать. Наследство, как-никак. Она взглянула на часы и отметила, что уже почти восемь утра. Сколько же времени она провела в этом доме? А показалось, что всего несколько минут.

— Мира!

От неожиданности Мира подпрыгнула на месте.

— А вы, оказывается, ранняя пташка.

— Господи, Клавдия Матвеевна… — Мира непроизвольно прижала руку к груди, чувствуя, как бешено колотится сердце. — Как же вы меня испугали.

— Задумались о чем-то? — пожилая женщина дружелюбно улыбнулась, подходя ближе. — Вы уже завтракали, милочка?

— Еще нет.

— Тогда не составите ли мне компанию?

— С удовольствием, — Мира постаралась выкинуть из головы хаотичные мысли и сосредоточиться на собеседнице. — В том же кафе?

— Оно здесь единственное. Единственное приличное, я имею в виду. Остальные рассчитаны либо на тех, кому все равно, что есть, либо на тех, у кого много денег.

С этим Мира согласилась, поскольку ассортимент и цены местных закусочных изучить успела.

— Любите утренние прогулки? — поинтересовалась Клавдия Матвеевна, когда они пили кофе. Мира вполглаза разглядывала проходящих мимо кафе людей, пытаясь составить о них хотя бы минимальное представление по внешнему виду.

— Просто рано проснулась, захотелось погулять по пляжу. Обычно-то я встаю довольно поздно.

— Так вы сова?

— Нет, — хмыкнула Мира. — Я — соня.

Клавдия Матвеевна рассмеялась, отставив чашку в сторону.

— А я — чистейшей воды жаворонок. Никогда не смогу проснуться позже шести часов. Но это, в сущности, даже приятно.

Мира улыбнулась, но ее мысли вновь вернулись в старое русло.

— Клавдия Матвеевна, — осторожно начала она, — сегодня я гуляла по пляжу и увидела в роще… там, у берега… дом. Старый и, по-моему, заброшенный. Вы не знаете, кто там живет… или жил?

По лицу старушки пробежала легкая тень.

— Вы видели… Знаете, Мира, лучше бы вам туда не ходить. Этот дом — живая легенда, если так, конечно, о доме можно сказать.

— Я так поняла, что сейчас там никого нет.

— Он проклят, — неожиданно сказала Клавдия Матвеевна, и Мира вздрогнула. — Не смотрите на меня так, деточка. Я говорю только о том, что видела, а видела я достаточно, чтобы поверить и в проклятие, и во все остальное, что про него говорят. Уже больше века он стоит заброшенным, и никто — слышите, никто — не смог поселиться там. В тридцать девятом году его хотели отдать под библиотеку, но ни один человек просто не смог туда войти. Двери не открывались, а снять решетки с окон не удалось — те, кто пытался распилить их, не верили своим глазам. Тогда его решили взорвать, но ни одного взрыва не прозвучало — инженеры только руками разводили. В конце концов его оставили в покое, только окна забили досками.