Ван Вэй Тикет (СИ)

-- А купить? -- взмолился Килька. -- Рекомендуется включать в рацион детей огородную и дикорастущую зелень. Есть тут магазин какой?

"Дурак, -- подумал я. -- Деньги засвечивает, идиот непуганый. Ночью украдут, к гадалке не ходи".

-- Магазинов на территории лагеря не предусмотрено, -- улыбнулся Сан Саныч.

Он так гордо стоял у нашего стола, словно на посту номер один. Рядом с ним уже высился такой же молодцеватый субчик, будто являлся воспитанником того же кадетского корпуса, который выпускает бравых Сан Санычей.

-- Виталь Андреич, его звать, -- просипел в моё ухо Гоха. -- Старшим отрядом заведует.

-- А знаешь, почему мы не беспокоимся? -- спросил Саныч притихшего Кильку и тут же ответил сам. -- Потому что к утру ты проголодаешься и станешь есть всё, что появится в тарелке.

-- Не стану, -- проворчал Килька.

Вожатые переглянулись и рассмеялись, словно слышали эту фразу сто тысяч раз. И сто тысяч раз выходило так, как предсказывали они. После они уселись за свой стол и принялись смачно отхлёбывать душистый чай из огромных жестяных кружек.

-- Делай так, -- усмехнулся наш громила и указательным пальцем долбанул по краю килькиной миски.

Та перевернулась, описала в воздухе большую дугу и звонко шлёпнулась на пол. Не разбилась, нет: алюминий не бьётся. Каша выплеснулась бесформенной кляксой. Прямо у сандалий из кожи вишнёвого цвета. Разговоры в столовой разом приутихли и превратились в шепотки: "Палыч явился, сам Палыч на проверку пожаловал".

Начальник как-то хитро кивнул головой, и кабанчик поднялся. Медленно, нехотя, но поднялся. Без слов, приказов и распоряжений. Будто ему прямо в мозг телепатировали подчиниться.

-- Назовись, -- приказал Палыч.

-- Артём Чикаловец, -- холодно ответил Кабан.

-- Кабанец, -- громко прошептал кто-то сзади, и народ безудержно заржал.

Громила резко обернулся, и смех сразу будто бритвой порезали. Кто-то невидимый ещё хрюкнул два раза, и всё смолкло.

Но я знал, уже поздно. Как бы ни побаивались эту гору мяса и мускулов, за глаза его до конца смены будут обозначать исключительно Кабанцом. Прозвища прилипают моментально. Отделаться от них сложно. Порой это и вовсе не получается.

-- Надо убрать, -- сказало начальство и вперило грозный взор в нарушителя. -- Тебе.

-- А не уберу если? -- нарушитель не горел желанием поработать. -- Чё, убьёте?

Вот не нравился мне Большой Башка, а тут я словно на его стороне оказался. В сравнении с ним суровый Палыч выглядел для меня не другом, а чужаком. Гостем с иной планеты. А Кабанец вроде как свой, только упёртый малость. А сейчас с ними фильм намечался "Чужой против Хищника". Ведь интересно же, как заставить Голову-дыню шуршать. Да ещё на глазах у всех. На мой взгляд, это провернуть абсолютно невозможно. Такой помрёт, а руки поганить уборкой ни за что не станет. Я смело записал начальника в проигравшие, но невероятно хотелось увидеть, как тот даст отступную.

Однако Палыч лишь холодно кивнул. Словно робот.

-- Да не, -- Кабанец внезапно приободрился, будто уяснил правила ранее неведомой игры. -- Не сможете. Вам отвечать. И всё такое. Не дай бог с дитём хоть одним чо случится. Прикроют лагерь. А кой-кого и под суд могут. Вон, по телеку, вчера...

-- Да не, -- громко и почему-то скрипуче перебил его Палыч. -- Не прикроют.

Он фигурой плавного танца шагнул сбоку к Кабанцу и чуть за него, а потом вытолкнул руку. И как-то резко повёл ногой.

Кабанец опрокинулся, будто шкаф, в который врезался бизон. Затылок его ударил по дощатому полу с каким-то странным деревянным стуком. Штанина проехалась по пятну из каши, собрав его большую часть на себя.

"Подсечка", -- ухнуло во мне при виде приёма, не раз виденного в боевиках, но ещё ни разу не замеченного тут, в реальной жизни, в двух шагах от собственной персоны.

А Палыч просто пошёл к выходу. Спокойно, не оборачиваясь. Будто нормально вот так, без предупреждения, вдарить. Взрослый. Ребёнка. Конечно, Кабанца дитём не назвал бы никто. Ну и выступал он тоже не по-детски. Но не бить же за это!

И какое там битьё! Тут, если что, прямиком сотрясение мозга заработать можно. А то и вовсе черепушку пробить. Благо, что пол ровный. А вот лежи на нём какой-нибудь кирпидон...

Кабанец сел. Он морщился, потирая ушибленный затылок.

-- Во дела! -- только и сказал он.

Килька метнулся к сидящему, протянул руку, помог встать. Кабанец рассеяно кивнул в знак благодарности, но смотрел в спину уходящему Палычу. Словно посылал ему невидимую и неслышимую телеграмму об объявлении войны. Потом нагнулся и начал счищать кашу со штанины. Килька топтался рядом. Потом вытащил из кармана аккуратно сложенную салфетку и протянул громиле. В стёклах его очков блестели дрожащие отражения огоньков свечей.

"Услужливый пацан, -- подумалось мне. -- Это он сам по себе такой? Или ему просто телефон ещё не вернули?"

А Килька внезапно распрямился и вызывающе поглядел на нас. Из глубин памяти внезапно всплыло стихотворение, которое я накропал в начале июня, заглядевшись на картинку в детской книжке.

Семейство птиц вело беседу мирно.

Вдруг ком пушистый с облаков на землю бряк!

"А ну всем быстро встать по стойке "Смирно".

Теперь я главный, -- громко прокричал хомяк.

-- Любому вырву глаз и надеру я хвост и уши!

Кто на меня?! Порву и на воде всех, и на суше!"

Лениво выполз пёс из конуры щелястой:

"Вот я -- Полкан. Двор этот подо мной.

От вида моего дрожит даже хорёк блохастый.

Видать к концу идёт твой путь земной".

Хомяк тогда прогнулся гибким станом:

"Эй, мелкота, ну, кто на нас с Полканом?!"

Кабанец обвёл столовую взором, не смеётся ли кто. Никто не рисковал. Тогда Большой Башка рухнул на стул, возвратившись к нашему столику. Опасность получить ни за что ни про что неимоверно возрастала. Я торопливо проглотил обжигающий чай, хотя знал, что от такой скорости добра не будет. Понятное дело, сжёг язык, и тот пощипывал и зверски свербел ещё дня три. Но задерживаться в столовой мне очень, очень не хотелось. Особенно, рядом с пострадавшим. В его нутре вскипал вулкан ярости, и следовало находиться как можно дальше от района потенциального извержения. Хотя и перспектива остаток вечера тоскливо сидеть в тёмной комнатухе, пялясь на тающую свечу, тоже привлекательной не казалась.

Выбравшись на свежий воздух, я тут же наткнулся на Гоху, вопросительно взирающего на вожатого.

-- А как позвонить отсюда? -- Гоха настойчиво тыкал под нос Сан Санычу исцарапанную мобилу. -- Сигнала нет здеся. Где сигнал, не подскажете?

-- Не подскажу, -- мотнул кудрявой головой Сан Саныч. -- Нет сигнала поблизости.

-- Но если срочно позвонить понадобится, а? -- возмутился Гоха.

-- Нет таких срочных дел, -- холодно улыбнулся Сан Саныч. -- Не надо отсюда звонить. Некому. И незачем.

-- Мне велели сразу... -- начал Гоха и осёкся.

Слушать его не захотели.

Сан Саныч развернулся и зашагал прочь. Широко зашагал. Как уходят от симпатичного, но надоедливого щенка, которого по ходу небрежно потреплешь за ухом, а он возьми да увяжись следом. Вот и надо шагнуть широко, чтобы семенящие лапки не успели. Так широко, чтобы и до хозяина лапок дошло, что он по-прежнему никому не нужен.

Глава 3