Грезы о Вавилоне. Частно–сыскной роман 1942 года

Я взял биту и направился к «дому». Чувствовал я себя очень уверенно.

Питчер Сэм занял место в кругу. Как питчер он не производил никакого впечатления. Лет двадцати пяти и щупленького телосложения, неловко болтавшегося на шестифутовом каркасе. Не думаю, что он весил больше ста тридцати фунтов даже насквозь мокрым и с кегельным шаром в охапке.

— А получше у вас никого нет? — крикнул я тренеру.

— Сэм! — заорал тренер. — Засвети пареньку, чтоб задымилось!

Сэм улыбнулся.

В кино сниматься ему не грозит. Пара передних зубов у него торчала так, что он напоминал двоюродного брата моржа.

На пробу я несколько раз замахнулся. Затем Сэм очень медленно свернулся в пружину. На это ему потребовалось неимоверно долгое время. Как будто змея разматывалась. Улыбка не сходила с его лица.

Это последнее, что я помнил перед тем, как оказаться в Вавилоне.

18. Президент Рузвельт

В Вавилоне было поистине прекрасно. Я отправился гулять вдоль реки Евфрат. Со мною была девушка. Очень красивая, в такой мантии, сквозь которую видно тело. И в изумрудном ожерелье.

Мы беседовали о президенте Рузвельте. Она тоже оказалась демократом. Крупные и тугие груди, к тому же — демократ: идеальная женщина для меня.

— Хорошо бы президент Рузвельт был моим отцом, — сказала она хрипловатым, как мед, голосом. — Если бы президент Рузвельт был моим папой, я бы каждое утро готовила ему завтрак. Я делаю очень хорошие вафли.

Будто песня заиграла по радио у меня в голове.

19. Вавилонские песочные часики

— Как же ты делаешь свои вафли? — спросил я.

— Беру два яйца, — сказала она и вдруг посмотрела на свои часики. Вавилонские песочные часики. В них было двенадцать песочных часов, и время они показывали песком.

— Уже почти двенадцать, — сказала она. — Пора на поле. Игра начинается в час.

— Спасибо, — сказал я. — Я совсем забыл о времени. Когда ты заговорила о президенте Рузвельте и вафлях, мой разум не мог ни о чем больше думать. Два яйца. Вафли, должно быть, замечательные. Когда-нибудь обязательно сделай мне такие.

— Сегодня вечером, герой, — ответила она. — Сегодня вечером.

Хорошо бы «сегодня вечером» настало тут прямо сейчас.

Мне хотелось вафель и чтобы она еще поговорила о президенте Рузвельте.

20. Навуходоносор

Когда мы пришли на стадион, меня там уже поджидали пятьдесят тысяч человек. Все они встали и радостно закричали, когда я вступил на поле.

Навуходоносор разместил на стадионе три дополнительных подразделения кавалерии, чтобы держать болельщиков под контролем. Днем раньше там чуть не вспыхнул бунт и кого-то ранило, поэтому старик «Нав» решил в сегодняшней игре судьбу не испытывать.

Кавалерия смотрелась очень ловко в своих доспехах.

По-моему, они радовались, что оказались на стадионе и смотрят, как я выбиваю хоум-раны. По-любому лучше, чем идти на войну.

Я двинулся в раздевалку, и девушка двинулась со мной. Ее звали Нана-дират. Я вошел, и все игроки замолчали и посмотрели, как я направляюсь в свою личную гардеробную. Повисла мертвая тишина. Никто не знал, что сказать. Я их не виню. В конце концов, что вообще можно сказать человеку, выбившему двадцать три хоум-рана из двадцати трех последних раз, когда брал в руки биту?

Мы со всей командой давно не нуждались в пустой болтовне.

Я был для них как бог.

Они молились в храме моей биты.

21. Бейсбольный сезон 596 г. до р. x

Стены моей гардеробной были увешаны гобеленами с изображением моих бейсбольных подвигов, вытканных золотом и усеянных драгоценными камнями.

Вот гобелен, на котором я обезглавливаю питчера ударом в линию. На другом гобелене показана команда противника, сгрудившаяся вокруг дыры в ин-филде между второй и третьей базами. Мяч в тот раз так и не нашли. Еще один изображает, как я принимаю чашу драгоценных камней от Навуходоносора за удачное завершение сезона 596 года до Р. X. со средним результатом 0,890 очков.

Нана-дират сняла с меня одежды, и я возлег на стол из чистого золота, а она сделала мне предматчевый массаж, умастив меня редкими и экзотическими маслами. Руки у нее были такие нежные, что казалось — это лебеди любят друг дружку в ночь полнолуния.

После массажа Нана-дират облачила меня в бейсбольную форму. У нее это заняло пять минут. Она делала все очень чувственно. А когда закончила надевать на меня форму, у меня встал, и когда добралась до обуви, я едва не кончил. Завершила она тем, что нежно и любовно огладила мои шипы.

Ах, Эдем! Рай может быть и на земле, если вы — звезда вавилонского бейсбола.

22. Отель первой базы

Ладно, пентюх, подымайся! — Мой слух высверлило таким голосом, будто кто-то нарочно давил каблуком очки почтенной старушки. — Выспался и хватит! Просыпайся! Это тебе не отель! Это бейсбольное поле! — продолжал елозить голос.

На мою голову словно уронили сейф.

Я открыл глаза — надо мной стояли тренер с Сэмом и смотрели на меня сверху вниз. Тренер явно очень злился. Сэм по-щенячьи улыбался, и оскал его тянули за собой передние зубы. Я лежал на травке возле первой базы.

Команда отрабатывала бэттинг. Игроки все время поглядывали на меня и отпускали шуточки. Всем было хорошо, кроме тренера и меня.

— Я знал, что ты никакой не бейсболист, — сказал он. — Ты не похож на бейсболиста. Я думаю, ты и бейсбольного мяча никогда раньше не видел.

— Что произошло? — спросил я.

— Ты только послушай его, Сэм, — сказал тренер. — Нет, ты понял? Этот щегол у меня спрашивает, что произошло. А что, еб твою мать, могло, по-твоему, произойти? Попробуй все варианты и сам скажи мне, что могло произойти. Что, в самом деле, могло произойти? — Тут он снова принялся орать: — Тебя шарахнуло по башке! Ты просто торчал на поле, как придурок какой-то, и тебя шарахнуло по башке! Ты даже не шевельнулся! Мне кажется, ты даже мяча не заметил! Стоял там, будто на остановке автобуса ждал!

И он нагнулся ко мне, схватил меня за воротник и поволок по траве на улицу.

— Эй, перестаньте! — сказал я. — Прекратите! У меня голова раскалывается! Что вы делаете?

Слова мои не возымели на него никакого действия. Он лишь тащил меня дальше. А потом оставил лежать на тротуаре. Я долго там пролежал — сначала думал, что, наверное, не приспособлен быть профессиональным бейсболистом. Потом я подумал о своих вавилонских грезах и о том, как это было приятно.

Вавилон… Какое милое место.

Так все и началось.

С тех пор я туда возвращаюсь все время.

23. Ковбой в Вавилоне

Удар бейсбольным мячом по голове стал моим билетом в Вавилон 20 июня 1933 года. Как бы там ни было, теперь у меня оставалось несколько часов до встречи со своим первым за три с лишним месяца клиентом, поэтому я от морга дошел до Портсмут-сквера на краю Чайнатауна, сел на лавочку и стал рассматривать, как по парку туда-сюда бродят китайцы.

Потом я решил немного погрезить о Вавилоне. Все у меня было под контролем: заряженный револьвер, немного свободного времени, — поэтому я отправился в Вавилон.

Мои последние приключения в Вавилоне касались крупного детективного агентства, которое я там завел. Я был самым знаменитым частным сыщиком Вавилона. Моя роскошная контора находилась у самых Висячих Садов. На меня работали три очень искусных оперативника, а секретаршей служила потрясающая красотка, глаз не оторвешь: Нана-дират. Она стала постоянной героиней моих приключений в Вавилоне. Идеальная партнерша во всем, что я там делал.