Памирские рассказы

– Едем в Вамар, – крикнул своим беззубым ртом Саидбек. – Гургбачча, Шикамба, – позвал он двух мужиков с ружьями в руках. – Останетесь здесь на полчаса на случай, если будет погоня за нами. Затем возвращайтесь в Вамар. Мы будем в доме у Мирзобека, у речки.

И вся свора воров-налётчиков направилась вниз, погоняя коров и коз вместе с бедными, горько плачущими пленницами. Громче всех рыдала рыжеволосая женщина.

– У меня остались маленькие дети, пожалуйста, отпустите меня, – умоляла она. Но вместо сожаления получила лишь удар плетью по спине.

Группа всё дальше и дальше удалялась от кишлака. Плач утихал. Погони не было.

С вашего позволения, дорогие мои читатели, я остановлюсь на этом месте, и мы вернёмся в опустошённый кишлак Хуф.

У старика высохли слёзы, хотя он продолжал беззвучно всхлипывать. Недоструганные ложки были разбросаны вокруг. Плачущие старушки и маленькие детки столпились вокруг него, как цыплята возле курицы, когда возникает опасность. Старик пытался всех утешить, понимая, какое ужасное горе настигло его односельчан.

– Зафар биц, – подозвал он к себе белобрысого мальчишку лет восьми, – беги наверх, позови мужиков.

Косцы добрались до кишлака только к вечеру и некоторые из них, издали заметив следы набега, побежали к своим разграбленным жилищам.

Я не буду описывать, что происходило в их сердцах. Видеть безутешно плачущих мужчин – это очень печальная картина…

Среди них особенно выделялся молодой крепкий парень с огненно-рыжими волосами. Его звали Садриддин. Оказалось, та рыжеволосая женщина, которую увёз за собою сам Саидбек, была его матерью, а седая старушка, перебиравшая тутовник на крыше дома, была его бабушкой.

– Моди! – ворвался он в дом и застал там трёх плакавших младших сестричек, самой старшей из которых было лишь пять лет. Они, онемевшие от страха, не могли выдавить и слова, а лишь указывали своими маленькими ручонками в сторону дороги, ведущей вниз. И только старшая из них приговаривала: «Моди, моди…».

Старушка безучастно сидела у кицора (очаг в доме-чиде) и что-то шептала себе под нос. Разум её помутнел от случившегося.

Садриддин тоже присел к кицору и горько заплакал. Сестрёнки, с мокрыми от слез лицами и растрёпанными белокурыми волосами, прижались к нему. Парень не знал как их утешить. Девочки всегда верили, что их брат – самый сильный и смелый человек на свете. Они с мольбой заглядывали ему в глаза, как бы прося: «Ты ведь сильный, пожалуйста, верни маму». Сердце Садриддина сжималось от жалости и отчаяния, но вдруг, лицо его изменилось, глаза засверкали, и он вскочил на ноги.

– Гулчин, присмотри за сестрёнками, – обратился он к старшей и, резко встав, выбежал из дому.

Узнав, что налётчики ушли в сторону Вамара, он, не слушая никого, побежал по дороге вниз. Он бежал долго. Поздней ночью Садриддин наконец-то добрался до селения и разыскал дом Мирзобека у речки. Это было легко, так как ещё издали было слышно, что там идёт пир горой. До него доносились крики и песни под удары бубна.

У ворот дома стояли два наукара с саблями и ружьями.

– Пустите меня внутрь, – обратился он к ним.

– Мальчишка, да ты хоть знаешь, кто в этом доме отдыхает сейчас? Сам Саидбек из Султан-Ишкашима – гроза округи! Если тебе дорога твоя голова, убирайся отсюда да побыстрее.

– Именно он мне и нужен, его я и ищу, – смело ответил парень.

– Кто там так шумит? – послышался голос со двора. Из темноты появился хозяин дома, Мирзобек.

Охранники, завидев его, вытянулись по струнке и доложили о странном парне, требующем самого Саидбека. Мирзобек, предвкушая, как Саидбек расправится с этим жалким выскочкой, приказал его пропустить. Садриддин шагнул во двор.

– Ну что же, пойдем, смельчак, – хрипло произнёс толстый Мирзобек, с удивлением разглядывая хуфиджа. Они вошли в дом.

– Саидбек Сохиб, к тебе гость, – вежливо доложил хозяин.

– Этот дом твой, Мирзобек, и гости приходят к тебе, – пьяно произнёс главарь налётчиков, пережёвывая жирный кусок баранины.

– Извини, Сохиб, но он просит встречи именно с тобой, – продолжал Мирзобек.

Саидбек перестал жевать, приоткрыл свой беззубый рот и уставился на хозяина дома.

– Веди его ко мне, – рявкнул он.

После положенных приветствий Саидбек уставился на Садриддина и произнёс:

– Что тебя привело ко мне, о безумный юноша?

– Если я оказался перед тобой, Саидбек, значит на то была сильная нужда. Ты сегодня увёл много пленниц из моего кишлака, и среди них была моя мать. Я пришёл обменять себя на неё. Я – молодой и сильный парень и принесу тебе больше пользы, чем женщина.

Саидбек не поверил своим ушам, услышав дерзкие слова хуфиджа. Он привык, что люди его боялись, не осмеливаясь произносить вызывающие речи. От удивления он чуть не проглотил свой язык. Никогда прежде он не испытывал такого ощущения. Саидбек долго и молча разглядывал Садриддина, и что творилось у него в голове было для всех загадкой. Но иногда именно такие свирепые люди на какой-то миг прозревают, и в эти моменты жизни они могут совершить непредсказуемые поступки.

Вокруг наступила тишина. Все замолчали и перестали жевать, ожидая, что скажет их предводитель. Большинство с радостью предвкушали казнь.

– Нет, ты мне не нужен живым. Я отпущу твою мать, но только при одном условии – отрубив тебе голову, – медленно произнёс афганский бай.

– Если сдержишь слово, как мужчина, то я согласен, – спокойно добавил Садриддин, вспомнив глаза своих сестрёнок.

Тут произошло неожиданное.

– Как зовут твою мать? – удивлённым голосом спросил Саидбек. Садриддин назвал имя.

– Приведите её сюда, – повелел он своим слугам. Её привели довольно быстро.

– Пуцик (сынок – шугн.), – бросилась она на грудь сына, и её плечи затряслись от беззвучного плача. Садриддин нежно гладил её рыжие волосы, но ничего кроме «моди, моди…». произнести не мог.

– Бери свою мать, смелый юноша, и отправляйся вместе с нею домой.

Вот так закончилась эта история, которая давным-давно произошла в кишлаке Хуф. Парень вернулся в селение с матерью, и люди потом долго пересказывали этот случай, передавая его из поколения в поколение…

Я оторвал взгляд от дороги и взглянул на Мехриддина, мирно посапывающего под смородиной. Будить его не хотелось. Я снова взглянул на старую горную дорогу. Именно по ней и вернулся домой Садриддин со своей матерью.

Через полчаса Мехриддин проснулся. Мы продолжили свой путь в кишлак. По дороге нам встретилось двое молодых парней, спускавшихся вниз. Они оказались знакомыми Мехриддина. Мы поздоровались, поговорили о том о сём и пошли дальше.

Когда подъём закончился и прямо у входа в кишлак началась ровная пологая дорога, нам повстречались мальчик с девочкой лет десяти-одиннадцати. У них были огненно-рыжие волосы, и я подумал: «А ведь они могут быть прямыми потомками того самого Садриддина». Во всяком случае, в этом кишлаке уж точно проживают самые близкие родственники того смелого парня.

«Красива Хуфская долина…».

23 декабря 2009 года

Ирбис

Снег густо завалил выход из пещеры, и молодому Барсу (Ирбису) пришлось проползти на животе, чтобы выбраться наружу. Солнце только что взошло, и вокруг была сверкающая белизна. Мириады выпавших за ночь снежинок отражали лучи утренней зари с красноватым отливом. Вершины высоченных пиков, покрытые вечными ледниками, тоже отражали лучи солнца, как мощные прожекторы. Барс потянулся всем телом, дугой выгнув красивую спину, и изящно присел на задние лапы. Его бело-дымчатая длинная шерсть была покрыта крупными кольцевидными пятнами, а голова – разукрашена мелкими чёрными точками. Брюшная шерсть была совершенно белой.

Большие зрачки его глаз отражали цвет синеющего утреннего неба. Он зорко начал оглядывать окрестности. Вытянув шею, взглянул вниз, в глубокую расселину, затем, подняв голову, бросил взгляд на противоположный склон, покрытый белоснежной шапкой. Его зоркие глаза внимательно выискивали следы, но их не было. Обычно Барс охотился ночью и очень редко рано утром. Сегодня был один из тех редких случаев. Он встал на свои невысокие лапы, осторожно ступил на девственный снег и, повинуясь инстинкту, повернул вправо, в сторону отвесной скалы.