Мозаика судьбы (СИ)

  - Да, брось ты! Ты - одна? У тебя Катька! У тебя - Сенька! У тебя мама с папой!

  - У меня - работа, работа, работа! Я полдня улыбалась приклеенной улыбкой, слушала бред о том какая я замечательно-исключительная. Слушала слова, в которых не было ни одного звука искреннего.

  Поздравляли потому, что надо поздравить! Начальство, заказчики, подрядчики, подчиненные. А праздник? Где праздник? Почему каждый год ждешь чуда? А чуда нет! От детства осталось? Это безумное ожидание чуда?

  - Сашка звонил?

  - Нет. Сашка не звонил. И почему он должен позвонить? В память о том, чего нет, и не может быть? Знаешь, как хочется чуда? Хочется, чтобы в дверь позвонили и сказали: "Это Вам!" - и протянули...

  - Извините, пожалуйста, у вас открыто, а звонок не работает, наверное, я звонил, - обе подруги повернулись на звук голоса. На пороге кухни стоял паренек и держал в руках корзину белых роз.

  - Ты кто?

  - Я вот цветы привез для Ольги Викторовны Васниной. Кто из вас - Ольга Викторовна?

  - Я. От кого цветы?

  - Я не знаю. Я только развожу. Вот, возьмите... и распишитесь, пожалуйста.

  - Пожалуйста. Спасибо, - Ольга быстро черкнула в протянутой бумажке, - калитку захлопни.

  - Аббалдеть! - протянула Надька, - так что там тебе должны были протянуть? - улыбаясь, проговорила Надюшка.

  - Надь, твоя работа? Протянуть должны были корзину белых роз...

  - Не моя. Точно - не моя. Я бы с собой приволокла, если б знала ,что ты об этом мечтаешь.

  - Да не мечтаю я. Просто пришло в голову. У меня ощущение нереальности. Бред какой-то! Помнишь "Тутси", когда Дастин Хоффман с ней впервые заговорил. Героиня, стояла и говорила о том, как она устала от постоянных игр, как ей хочется, чтобы к ней подошел парень и просто сказал то, что он от нее хочет... А когда он подошел и сказал ей те слова, она... она выплеснула на него вино. Вот и у меня сейчас такое же чувство. Только не знаю я кому в лицо плеснуть холодной водой. Разве, что себе. Ладно-пустое. Куда бы теперь эту погребальную красотишшу пристроить?

  - А давай из нее цветов надергаем и в вазы расставим. И знаешь, я, пожалуй, поеду.

  - С ума сошла? Никуда ты не поедешь. Иди, приляг. Что Федор? Так и молчит?

  - Молчит. Сказал, что ребенка признает, но меня не простит. Я его потеряла, Оль.

  - Ну, что ты, дорогая, он любит тебя. Он просто очень сильно рассердился. Это пройдет, точно, поверь мне. Простит. И все у вас будет хорошо... Честное слово, я знаю.

  - Знаешь, Оль, мне его так не хватает. Прежнего. Позвонит, спросит, как я себя чувствую, и трубку кладет, и голос отстраненный какой-то. Пустой. Без красок. А мне так хочется, чтобы он, как раньше - обнял, взял за подбородок и в глаза посмотрел. Давай, что ли, правда спать? Что-то мне сегодня тяжко.

  - Давай, давай, солнышко. Пойдем. Ты у Катьки ляжешь или со мной?

  - У Катьки. Мне теперь все время тесно. Буду вертеться и тебе мешать.

  - Это я буду вертеться и тебе мешать, Надюш...

  Телефон зазвонил, как всегда именно в тот момент, когда сон, мягким кошачьим боком прилег рядом и начал свое тихое урчание.

  - Да, слушаю, - слегка хриплым от сна шепотом ответила Ольга.

  - Оль, с днем рождения тебя.

  - Спасибо, Саш, но он был вчера.

  - Сегодня, Оль. Еще 10 минут - сегодня... Оля, выйди , пожалуйста. Я хочу тебя поздравить.

  - Саш, я не приму подарка.

  - Я знаю. Выйди. Поговорить надо о Надьке и Федоре.

  - Хорошо. Жди.

  "Да что ж за день такой!" - проворчала Ольга, натягивая джинсы. Тихонько, чтобы не разбудить Надюшку, она спустилась вниз и вышла на крыльцо. Рука скользила по стене в поисках выключателя, когда ее накрыла другая, горячая и чужая рука, вторая скользнула под футболку, и в ухо выдохнул Сашкин голос:

  - С днем рождения, желанная.

  - Отпусти.

  - Нет, - его лицо зарылось в ее взлохмаченные волосы, - нет. Я скучаю по тебе. Мне тебя так не хватает.

  Сашка развернул Ольгу и прижал к стене.

  - Не отпущу. Больше никогда. Ты нужна мне... Скажи: "Да".

  - Я пожалею об этом уже утром.

  - Хорошо. Но сейчас скажи: "Да". А утро вечера мудренее...

  - Да, - и ее руки сомкнулись на его шее. Сашка довольно заурчал, подхватил ее подмышки, и сделал движение в сторону улицы. Оля замотала головой, не отрываясь от его губ, и потянула за воротник по направлению к двери.

  Поднявшись в Ольгину спальню и тихонько притворив дверь ногой, Саша осторожно уложил Ольгу поверх одеяла и стянул футболку. В дверь осторожно поскреблись и она распахнулась.

  - Ребята, извините меня, но у меня воды отошли. Позвоните Феде. Мне страшно...

  Надежда.

  - ...Федор, привет! У Нади воды отошли. Она сейчас у Ольги. Оля помогает ей одеться. Ты, давай, собирайся. Она очень боится.

  - А ты - как там? В смысле, ты-то, что там делаешь?

  - У Ольги день рождения. Приехал поздравить. Мы выезжаем.

  - Куда?

  - Черт, да ты проснешься или нет? Надя рожает! Мы - в перинатальный.

  - Уже? Что-то, я, брат... Я быстро. Вы поаккуратнее...

  Сашка сунул телефон в задний карман брюк и снова вошел в дом. Дом звенел тишиной, изредка нарушаемой какой-то возней за дверью Катиной комнаты и редкими то ли вздохами, то ли стонами Надюшки.

  - Оль, вы готовы?

  - Да, Саш, помоги, - Ольга вышла за дверь Катькиной комнаты, в которой она одевала Надьку, - Саш, мне не нравится она, что-то. Какая-то она вялая. Ты, может быть, отнесешь ее в машину?

  - Конечно, Надюш, - Саша, широко улыбаясь, решительно открыл дверь, - поехали? Держись за мою шею, не бойся, я - сильный...

  И осторожно понес Надю вниз по лестнице.

  - Оля, ты там все найдешь, дома. Я приготовила все, - тарахтела Надя, выворачивая голову из-за Сашкиного плеча и, не отрываясь, глядя на подругу, - сумка в детской стоит. Это, в чем из роддома забирать...

  - Конечно, дорогая, я все найду. Ты только не волнуйся, все будет хорошо.

  - Оль, ты же тоже рожала ночью? Знаешь, я вот думаю, а почему дети почти всегда ночью на белый свет просятся? Саш, постой минутку, я хочу на небо посмотреть.

  - Надюш, ну, какое небо? Нам торопиться надо. Спорим, Сашка не сумеет роды принять?

  - Ничего-ничего, Надюшка, смотри на небо, я постою пока, а ты, давай, машину подгони. Я ее за углом оставил. Не в ваших же игрушках ехать? Наде лечь надо.

  - Спасибо, Саш. Яркие какие. И почему мы так редко смотрим на звезды?

  - Спим мы, Надь, когда звезды яркие.

  - Саш, только ты ее не бросай больше, пожалуйста, - зашептала Надюшка Маге на ухо, - она тебя любит. Я знаю. Я ее всю жизнь знаю. И я знаю, когда она любит. Она Сеньку любила очень. Всю жизнь любила, он всегда рядом был с ней. И когда она замуж выходила и детей рожала, и жила с отцами детей, и когда убеждала всех, что любит их. Но держалась только за память о Сене. Это он ей не дал с ума сойти от горя. А сейчас он ушел. Память о нем - нет, а он ушел. И ты же ее любишь. Я вижу. Она ведь - единственная, да? Единственная и желанная, да? Не потеряй ее. Она гордая очень. Она не скажет...

  - Да, Надюш, она - единственная. Я тоже это понял. Я ведь развелся, Надь...

  - Я знаю. Федя сказал. Но она не знает. Я хотела, чтобы ты сам ей сказал.

  - Сегодня хотел.

  - Ты ей скажи. Скажи. Не о том, что развелся. Ты о любви ей скажи. Ей очень нужна любовь.

  - Ты дыши, Надь, дыши глубже. Больно, наверное?

  - Я потерплю, Саш. Немного осталось терпеть.

  Оля затормозила у калитки, и Саша бережно переложил Надюшку на заднее сиденье. Закрыл дверцу и обернулся к Оле. Та топталась у закрытой двери и смотрела на Надежду сквозь стекло.