Пляска смерти

«Раз ничего не нашли, так куда торопиться-то? Сделаем передышку, Потом поглядим».

«А чего глядеть-то?» — спрашиваю.

«Чего?»

Нелепо, конечно, спорить вот так, в потемках. Но поскольку мы волею судьбы оказались вместе, то спорим просто потому, что хочется поговорить, обменяться мнениями, все равно когда — днем ли, ночью ли.

И вот нас снова хлещут по лицу, царапают кусты. И снова мы ищем свою дорогу. А ночь все не отступает, идет по пятам, словно приклеилась к нам. Вдруг я чувствую, что кого-то среди нас нет.

«Куда он делся? — кричу. — Ну где он? Ведь он был здесь еще две минуты назад!»

Останавливаемся.

«Басел! Басел!» — зову.

Он отвечает откуда-то руганью:

«Ни черта не видно, темнее, чем у дьявола в заднице!»

Слим насмехается в ответ:

«А Немиш еще утверждает, что скоро рассвет!»

«Это я утверждаю?» — вопит Немиш.

«Здесь я! Здесь! — отвечает мне Басел. — Что стряслось?»

«Не очень-то ты спешишь! — говорю. — Дурак!»

Немиш не унимается:

«Когда ты слышал, что я говорил, что скоро рассвет?»

«Где тебя черти носят?» — спрашиваю я Басела.

«Да здесь я!»

Не поймешь ничего, далеко он или близко. В этом мраке и холоде все смешалось — и даль, и близь.

«Ты подойдешь сюда?» — кричу я ему.

Он снова сердится;

«Уж и выпустить из себя воду нельзя!»

Немиш заметил:

«Если бы он канул в бездну, это бы меня ничуть не удивило».

Я отдаю команду идти дальше — ведь я здесь для этого и нахожусь:

«Давай пошевеливайся! Нельзя терять ни минуты!»

Мертвая тишина отвечает эхом: «…ни минуты!»

И в это же самое время слышится прерывистый голос Басела:

«Ай-ай! А я что делаю, голубка? Только ведь каждый шаг для меня — словно шипы вбивают в ребра, такая боль. Ну и отделали они меня там, собаки!»

«Не кричи… Я помогу тебе».

Немиш ворчит:

«Лишь бы те минуты, которые мы выиграем, не погубили нас совсем. Так ведь и сдохнуть можно!»

«Кто это говорит, что сдохнуть можно?»

Басел прекрасно знает, кто это говорит, но подходит и спрашивает. Просто для того, чтобы поговорить, только для этого.

«Я».

«Слим, — сказала я, — давай пройдем с тобой немножко по французской дороге, она тут совсем ря…»

Басел прерывает меня:

«Тебя берут с собой? Ах ты, горе мое, злой вещун, ну и подыхай в одиночестве! Посмотрим, кто поможет тебе, когда приспичит спустить штаны!»

Лишь бы поговорить.

Я говорю громче:

«Мы пойдем по французской дороге, она полегче, там только надо суметь избежать встречи с часовым».

Басел останавливает меня:

«Подожди, ты сказала, что пойдете ты и Слим? Только ты и Слим?»

«Из-за ног Слима. Но там надо будет как-то обойти часовых».

«А мы?»

«А вы пойдете дальше, как шли».

«Ну, знаешь, ты просто дрянь! Для вас, видите ли, французская дорога, а для нас арабская тропа? Да ты просто настоящая дрянь!» — разошелся Басел.

«Но вы не рискуете заблудиться, теперь уже недалеко до цели, — говорю я, — и если до рассвета вы ничего не обнаружите, то двинетесь на Ларбу. При одном условии: чтобы ни один из вас не попался! Это будет…»

Тогда вмешивается Немиш:

«Ну а если не получится?»

«Днем надо укрыться. Понял? Укрыться».

Немиш опять за свое:

«Ну а если не получится?»

«Что, — я спрашиваю, — не получится?»

А он:

«Если ребята больше нас там не ждут? Если там уже никого не застанем? Где тогда мы все соберемся?»

«Тогда вы отправитесь в… сами знаете куда».

«Куда?» — спрашивает.

«Дурак! В Мизану, конечно!»

«В тюрьму, что ли?»

Я не могу удержаться от смеха, это сильнее меня.

Басел ему:

«А ты, однако, гадина. Ну и шуточки у тебя — кишки вывернет!»

Меня его слова не волнуют, мне на них наплевать.

Только вот Слим начинает расспрашивать:

«А это все не вранье — этот тайник, который мы ищем? Ведь который уж день ищем его в этих проклятых горах!»

«Да ведь и он больше не может идти со своими сломанными ребрами!» — кричит Немиш, и я понимаю, что это он о Баселе.

Басел говорит:

«Да я выдержу дорогу лучше, чем ты!»

Немиш взрывается — это его недостаток, он взрывается по пустякам, как сейчас:

«А если вас схватят? Если придется вернуться обратно? Тьфу, пакость! Ты что, этого хочешь? Тогда не рассчитывай на меня! Пусть и Басел отправляется с тобой и Слимом! Оставьте меня, слышишь! Катитесь вы все к черту! Я и без вас разберусь! Оставьте меня здесь! Я знаю, что такое дорога в Ларбу. Идти туда с этим?.. — Потом, немного успокоившись, добавляет: — Подожди немножко, давай поразмыслим, Арфия. Не торопи нас. За нами же нет хвоста».

Басел говорит:

«Я только хочу…»

«Арфия!» — прерывает Слим могильным голосом.

«Что-то случилось?» — спрашиваю.

Ведь это все из-за Слима, вечно из-за него какие-нибудь истории приключаются. И теперь вот снова.

Басел говорит мне:

«Да, не хотел бы я, чтобы мне досталась такая жена, как ты! А может, и хотел бы… Только не надо, чтобы мы попались им еще раз… Можешь себе представить, что там было…»

Я нащупываю ногой на земле Слима.

«Ты будешь поворачиваться? — спрашиваю, — Что ты тянешь?»

А он, не двинувшись с места:

«Чего тянуть-то?»

«Да ты же лежишь! Соображаешь?»

«Странно! Я действительно лежу!»

«Разлегся?»

«Пожалуй…»

«Ну так вставай! Поднимайся!»

«Зачем?»

«То есть как зачем?»

У меня просто руки чешутся от желания наподдать ему. Ну сколько же можно ломать эту комедию, и как ему только не надоело!

«Ты вволю наотдыхался. Давай теперь иди! Вы не для того вырвались из их лап, чтобы теперь заплесневеть здесь, среди камней!»

«Плевать мне на камни!» — говорит он.

«Ты сейчас встанешь и пойдешь!»

«Фиг тебе! Не тронусь с места».

«Поднимайся, идиотище!» — кричит ему Басел.

«Зачем? Ты можешь мне объяснить?»

«Ты что? Тронулся немного?»

«Я?» — Слим тихонько засмеялся.

Я наклоняюсь к нему. Его почти не видно на земле. Хватаю его за лохмотья. Трясу. Он больше не смеется, он сомневается:

«Ну как я пойду?»

И потихоньку повизгивает от боли.

Я рассказываю тебе все, как было. Лучше, чтобы ты знал правду.

«Только невозможно было вспомнить лицо того, кому принадлежал этот голос?.. Муж и жена уже, по совести говоря, больше не колебались, разве что для видимости, в выборе решения. Каждый из них знал, что делать дальше, и что предпримет в последнюю минуту, и на чью сторону встанет. В ожидании этой развязки как-то раз она решилась на откровенность.

— Положим, что ты этого не хотел, — сказала она, нарушив установившееся между ними по обоюдному согласию молчание по поводу того безумства, которым стала их жизнь, — положим, что это не входило в твои планы и превзошло твои ожидания, но разве это что-нибудь меняет?

— Нет, — отвечал он угрюмо. — Нет.

Но потом, поняв вдруг смысл ее слов, гневно взглянув на нее, сказал:

— Но если это и произошло, то только потому, что ты…

Она откровенно рассмеялась.

— А я-то думала, что и ты закричишь: „Не говори этого!“ Но ты, о господи, еще и язвишь! Язвишь и злишься! Однако было бы любопытно узнать, как ты собираешься исправить кое-что…

Он, пока слушал ее, весь просто дрожал от отчаяния. Не мог поначалу в ответ произнести ни единого звука, только шевелил губами, но потом все-таки, овладев собой, сказал:

— Вообрази, все это и тебя касается, ведь и ты тоже… Вообрази, что и тебе кое за что придется отвечать… Кара, между прочим, не минует и тебя… и ты прекрасно знаешь, что я имею в виду?

Чтобы подчеркнуть эти свои слова, он приблизил к ней лицо, угрожающе вытаращив глаза.

— А что? — Она удивленно вскинула брови.

— Не разыгрывай, пожалуйста, удивления. Все ты превосходно понимаешь, чем это для тебя может кончиться! Но… представь себе, что никто вдруг не потребует с тебя отчета… что тебе не помешают предаваться своим утехам… в тишине и покое… как будто ничего и не было…