Жара в Архангельске

– Ну всё, не иначе, как вещи наши жжёт, – молвил кто-то из пацанов.

– Салтыков жжот! – заржали все вместе.

– Надо закрыть палатку на всякий пожарный, – сказал Хром Вайт.

– Ну всё, щас он подожжёт нашу палатку и испечёт нас в мундире себе на завтрак, – сострил Гладиатор.

– Видимо, шашлыками не наелся, хочет из нас шашлык приготовить!

– Ктулху зохаваит всех!

– Интересно, чем он разжёг костёр? Дров-то нет!

– Наверно кипятком пописал…

Все заржали ещё громче. Аж палатка затряслась.

"Смеются… – думал Салтыков, расхаживая взад и вперёд около костра, – И эта мразь ржёт громче всех… Ну смейтесь, смейтесь. Посмотрю я, как ты завтра смеяться будешь… Посмотрю…" Он докурил сигарету и решительно направился к палатке.

– Лёха, – сказал он, обращаясь к Флудману, – Поедем утром на такси.

Олива так и обмерла. "Ну что, доигралась? – мысленно сказала она самой себе, – Что ж теперь будет-то…" – Ну всё, Лёха. Трындец тебе, – сказал Гладиатор, – Утром он тебя зохаваит.

– Ладно, ребят, мне надо с ним поговорить, – произнесла Олива и вылезла из палатки.

Салтыков стоял у костра и курил. Олива подошла к нему.

– Объясни мне пожалуйста, в чём дело? – спросила она.

– Я всё видел, – холодно ответил он.

– Что ты видел?

– Я видел, как Флудман схватил тебя за жопу. Ты позволяешь такие вещи… Мне неприятно. Зачем ты не попросила его убрать руку?

– Но ведь все знают, что я твоя девушка?

Он промолчал.

– Эта твоя ревность совершенно безосновательна, – сказала Олива, – Ты же сам знаешь, твои друзья – мои друзья. Я не хочу ни с кем портить отношения… И потом, как я должна себя с ними вести? Надеть паранджу и ни с кем не общаться?

Так, что ли?

– Нет, конечно, нет, – он обнял её.

Олива даже не ожидала этого. Слёзы подступили к её горлу; она низко опустила голову. Потом виновато посмотрела ему в глаза.

– Ты… ты прости меня, ладно? Я сама не поняла, как это могло случиться… Ну, хочешь, я к этому Флудману больше близко не подойду? Хочешь, я вообще ни с кем из них не буду даже разговаривать? Да, у меня больше нигде нет друзей, кроме как здесь, поэтому я не заметила как позволила им такую вольность… но если хочешь…

– Я люблю тебя, – сказал Салтыков, обнимая её.

– Ты сам знаешь, в Москве у меня нет никого…

– Бедная моя…

Они помолчали. Салтыкову уже стыдно было, что он мог так плохо думать об Оливе; и теперь, когда она, с виноватым лицом, дрожащая, жалкая, стояла перед ним, он, забывшись, принялся жадно целовать ей руки, лицо, волосы…

– Я дурак, – бормотал он, прижимая её к себе, – Господи, какой я дурак! Разве мог я усомниться в тебе?! Бедная моя, несчастная… Ты ведь столько страдала, любимая моя; но теперь больше этого не будет… Я сделаю всё, чтоб ты стала счастливой…

– Не надо так говорить, – Олива едва сдерживалась, чтоб не разреветься, – Я не люблю, когда так говорят…

Салтыков поцеловал её между глаз.

– Я часто думаю: отчего ты родилась в Москве? Отчего? Родись ты здесь, всё было бы иначе…

– Да, я тоже так думаю… – ответила Олива, – Пойдём в палатку.

– Иди, я щас.

Салтыков остался у костра, а Олива залезла в палатку.

– Ну чё? – спросили ребята, – Как ваши семейные разборки?

– Порядок, – ответила она.

Тем временем Флудман вылез из палатки и пошёл к Салтыкову.

– Андрюха… Я всё слышал, весь ваш разговор… Я больше так не буду…

– Ладно, – ответил Салтыков, – Только больше никогда так не делай.

А тем временем в палатке у Оливы был свой разговор с Гладом и Хромом.

– Значит, ты согласна за него замуж? – спросил Гладиатор.

– Да, согласна…

– Ты любишь его?

– Как сказать… То мне кажется, что люблю, то… я сама себя не понимаю иногда…

– Значит, не любишь, – сделал вывод Хром Вайт.

– Почему?

– Когда любят, не сомневаются.

– Просто мне уже срали в душу не один раз, и я боюсь опять так же наебнуться, – объяснила Олива, – Да и прошлые раны не зажили ещё… Всё не так просто…

Тут Салтыков залез в палатку и всем пришлось замолчать. А так как волнения улеглись, да и долго молчать было скучно, то вскоре все заснули.

Гладиатор спал беспокойно: дёргался во сне, кого-то там нокаутировал. Видимо ему снились гладиаторские бои.

Утром Олива проснулась – в палатке лежали только она и Хром Вайт. Хром спал без задних ног, а Олива выползла на природу поссать и обнаружила пацанов около кострища.

– Пора собираться, – сказал Гладиатор, – Где Хром Вайт?

– Он спит в палатке, – отвечала Олива.

– Хром!

– Хрооом!!!

– Спит как сурок, – констатировал Гладиатор, – Придётся его вытряхивать из палатки.

Вместе с Флудманом и Салтыковым он подошёл к палатке. Минута – и парни уже свернули её, отчаянно вытряхивая из брезентового мешка Хром Вайта.

– Ну что вы делаете?! – взвизгнула Олива, – Он же спит!

Не обращая на неё внимания, Салтыков и Гладиатор продолжали трясти уже свёрнутую палатку. Флудман стоял рядом и молча наблюдал, и когда из палатки вывалился Хром Вайт и покатился по земле, так же стоял как столб.

– Хром, а Хром! Давай двести рублей за шашлык! – сказал Салтыков, когда палатка уже была убрана, а Хром Вайт, сонно хлопая глазами, стоял перед остальными.

Хром молча протянул Салтыкову деньги, и Салтыков так же молча спрятал их в карман. Потом подошёл к Оливе и хозяйским жестом обнял её за талию.

Оливе стало противно; она сбросила с себя руку Салтыкова и побежала к воде. Он ринулся за ней.

– Что, что такое? Оля, что?

– Ничего. Оставь меня.

А со стороны Медозера на них уже надвигалась грозовая туча…