Ковбои и индейцы

— Да, — хрипло выговорил Эдди. — У него нет носа.

— Верно, — кивнул мистер Патель, — так и есть. Он очень хорошо отзывался о вас, Эдди. И вообще, все очень сожалели, что вы не смогли приехать на церемонию.

— Вы правда встречались с ее отцом? — спросил Эдди.

— Да, — подтвердил мистер Патель. — Конечно, в прошлом у них с Марион были кой-какие трения, печально, но факт, однако ж в принципе он человек хороший, и сейчас отношения у них налаживаются. Оба стараются понять друг друга. Марион живет на той же улице, и скоро у нее будет ребенок.

Ноги у Эдди стали вдруг как ватные.

— До чего же красивая страна, Эдди. Я никогда в жизни не видел таких закатов. Никогда. А эти величественные горы…

На Эдди накатила дурнота. Он оперся о стойку растопыренными пальцами, стараясь удержаться на ногах.

Мистер Патель перестал рассказывать о низеньких каменных стенках, об уютных домиках, о глубоких синих озерах и об огромном дружелюбии простых людей. Он заметил, что Эдди неважно выглядит, и предложил ему выпить. Эдди не мог вымолвить ни слова. Одним глотком осушил стакан — виски обожгло горло, из глаз брызнули слезы. Мистер Патель вызвался спеть ирландскую песню, чтобы взбодрить его, и затянул, дирижируя сам себе:

Мистер Патель умолк, прекрасные глаза подернулись мечтательностью.

— Красивая страна, — вздохнул он, печально качая головой, — и так жаль… История. До чего же все печально.

Тишину вновь разорвал телефонный звонок.

— Вы не согласны, Эдди? Вам не кажется, что это очень печально? Все, что там происходит?

— О чем вы? — с трудом выдавил Эдди.

— Ну, обо всем, что вы причиняете друг другу, — пояснил мистер Патель.

— Ах, вот вы о чем.

Да, сказал Эдди, это вправду очень печально, но мистер Патель уже снял телефонную трубку и потому пропустил слова Эдди мимо ушей. Потом с удивленным выражением лица протянул трубку Эдди.

— Эдди Вираго! — послышалось сквозь треск помех. — Я уже который месяц пытаюсь связаться с тобой, старый хитрый пес! Это Киеран Кейси… По поводу студенческого займа. Мне придется завести на тебя дело, Эдди, хе-хе-хе! Будь осторожен, Эдди, иначе я выйду на тропу войны и сниму с твоей башки скальп вместе с этим петушьим гребнем!

Когда мать открыла Эдди дверь, в первую минуту он ее не узнал.

На ней были модные джинсы «Ливайз» и теплая белая кофта с черно-белой аппликацией — фигуркой ковбоя. Волосы были изящно подстрижены и выкрашены в непривычный золотисто-рыжий цвет, отчего она казалась моложе и красивее, чем запомнилось Эдди (если ирландцу пристало говорить так о матери). С виду этакая певица кантри из Теннесси, а не бывшая жена дублинского банковского служащего. Судя по всему, она тоже удивилась, увидев Эдди, и в первые мгновения не могла произнести ни слова, поскольку, открывая дверь, что-то жевала, — только широко распахнула глаза и радостно всплеснула руками. А едва Эдди переступил порог, она расплакалась.

— Дай мне на тебя посмотреть, — сквозь слезы твердила она.

Прихожая маленького домика была чистенькая и белая, вдоль лестницы на серой стене висели прямоугольнички акварелей. Из кухни наплывал запах теплого хлеба и чеснока. Мать обняла Эдди, и он тоже заплакал, крепко обнял ее и отпустил, только когда в прихожую неторопливо вышел широкоплечий здоровяк. На лице у него читалось обеспокоенное любопытство. Эддина мать босиком на полу, выложенном мелкой черно-белой плиткой; ногти у нее на ногах розовели светлым лаком.

— Реймонд, — сказала она, не глядя на вошедшего, — это мой сын Эдди.

Здоровяку Реймонду было лет шестьдесят, а то и чуть больше, загорелое лицо, крепкая мускулатура, счастливая улыбка. Судя по выговору, коренной лондонец. Напомаженная серебристая шевелюра зачесана назад. На нем была зеленая клетчатая рубашка без воротника и вельветовые брюки, живот свешивался поверх ремня. Он напоминал строительного рабочего или, к примеру, водопроводчика, но не был ни тем, ни другим. Он занимался джакузи. По крайней мере, так он сказал, когда мать Эдди попросила его рассказать что-нибудь о себе. Реймонд вытер руки о штаны, потом крепко пожал Эдди руку и долго ее не отпускал. Он пришел из сарая, где колол дрова, и от него сладко пахло древесными щепками. Он угостил Эдди жвачкой. Даже пальцы у него поросли волосами. Эдди улыбнулся.

— Значит, джакузи занимаетесь? — спросил он.

— Верно. — Реймонд рассмеялся. — Все анекдоты на эту тему я уже слышал, и, если вы посмеетесь надо мной, Эдди, я не обижусь.

Эдди снова улыбнулся.

— Вы прямо копия своей матери, — сказал Реймонд. От улыбки его красное лицо собиралось в морщинки. Говорил он мягко и вежливо. — Мы так рады, что вы приехали, правда, Мэй?

— Нет, — сказала она. — Он весь в отца. Когда открыла дверь, я было подумала, что это он, честное слово.

Реймонд посмотрел на Эдди так, словно знал, как выглядит Фрэнк.

— Правда? — Он опять улыбнулся. — В самом деле? Вот забавно!

Над крышей дома пролетел самолет. Пол задрожал, стекла в окнах задребезжали. На улице в притворном ужасе завопили дети.

— Приготовь нам чайку, Реймонд, — сказала мать, взяла Эдди за руку и провела в гостиную. — Господи, если бы я знала, что ты придешь.

— Это уж точно, босс! — Реймонд деланно вздохнул и поправил картину на стене.

В углу маленькой комнаты стояло пианино, накрытое белой кружевной скатертью, на которой выстроились фарфоровые безделушки и хрустальная ваза. В гостиной было холодно, и мебель оттенка морской волны еще усиливала это ощущение. Узор на столешнице кофейного столика изображал карту мира. На стеллаже аккуратными стопками лежали журналы.

— Значит, это и есть Реймонд, — сказал Эдди, чтобы не молчать.

— Да, это он.

Мать долго смотрела в пустой камин, словно там пылал огонь.

— Мы вместе строим жизнь, — внезапно сказала она, прикуривая сигарету. Эдди барабанил пальцами по подлокотнику.

— Ясно, — обронил он. И опять настала тишина.

— Я теперь курю, — радостно сообщила она.

— Да, — кивнул Эдди, — я тоже.

— А еще немного рисую.

— Молодец! — с легким удивлением воскликнул Эдди. — Вот здорово.

— Умеренно, — угощая Эдди сигаретой, сказала она. — Не слишком увлекаюсь.

Эдди жевал жвачку.

— Я имею в виду сигареты, — пояснила мать. — А не рисование. — Она нервно засмеялась.

Эдди промолчал. Мать кивнула и выдохнула облачко дыма, медленно поплывшее по комнате.

— Вчера вечером я звонила твоему отцу, — серьезно сообщила она. — Реймонд по пятницам покупает мне «Айриш пресс». Мы так встревожились, когда прочли в газете эту страшную новость. Встревожились за тебя.

— Да, — кивнул Эдди, — я хотел туда съездить, но времени не было.

— Все-таки надо было поехать. На похороны.

Нет, сказал Эдди, похороны состоятся в Штатах. Все уже улажено. Родители Дина Боба прилетают на днях, чтобы забрать его.

— Ну, ты понимаешь, — прибавил он, — забрать его дурацкое тело, и все такое… — В глаза ему попал дым, Эдди сощурился и заморгал. — Его останки, кажется, так это называется.

— Н-да, — сказала мать с нервным смешком. — Странно, я так привыкла к бедняге Дину, он для меня стал почти как родной. Словно из нашего, ирландского племени.

Эдди ничего не сказал.

Ужасно, опять повторила мать, просто ужасно. Эдди согласно кивнул, мечтая, чтобы она переменила тему.

— Он часто о тебе спрашивал, — сказал Эдди. — Думаю, ты ему очень нравилась.

У матери дрогнули губы, казалось, она вот-вот опять заплачет. Приятно слышать, сказала она, Дин всегда был таким милым, таким красивым мальчиком; ах, какая потеря, поневоле задумаешься…