Скажи «Goodbye»

— Арнон, а вы знаете, у нас ведь есть общий друг, — ласково сказала Саша.

— Кто?

— Мура. Помните ее?

— Как же я ее не буду помнить. Она мне очень дорогой человек.

— И мне, — задушевно сказала Саша. — Она — моя самая лучшая подруга. Мы с ней каждый день пишем друг другу.

И Сашка подробно рассказала о годах их дружбы, и о том, как она к Муре специально ездила, и как Мура ее радушно принимала, и Мура теперь счастлива, у нее недавно родился сын, только она очень тоскует по израильским друзьям. После того, как они некоторое время предавались самым трогательным воспоминаниям, и почувствовали себя друг другу совсем близкими под сенью памяти общей обожаемой Муры, Сашка приступила к рассказу о своих здешних трудностях. И постепенно описала Арнону свои невозможные мытарства в Москве в самых мрачных красках. Даже всплакнула, когда рассказывала, как она за годы, проведенные в Израиле, превратилась в совершенную «сабру» в душе, и могла бы служить мостом между двумя культурами, пропагандировать израильское искусство, а вместо этого ее мучает ностальгия и тяготы бесцельной жизни за границей, и собственная внезапная никчемность и беспомощность. И Арнон, который смутно помнил Сашку по каким-то ее израильским рекламам и знал, что она не кто угодно, и действительно попала в отчаянное положение из-за того, что муж беззаветно служит родине, был явно тронут, и обещал, что непременно задействует свои знакомства и попытается прощупать через своих друзей какие-нибудь полезные связи с людьми в России, которые могут помочь в мире русского шоу-бизнеса. Александра откровенно объяснила ему, что ей надо получить какую-нибудь роль на первом канале, где сейчас начали делать продвинутые блокбастеры в стиле русского фэнтези, и для этого необходимо быть продвинутой кем-нибудь из продюсеров. И даже сама вписала ему в записную книжку ивритскими буквами имя «Константин Эрнст» и номер своего мобильника. А на следующий день не поленилась, встала и поехала провожать Арнона в Шереметьево, наплевать, что это сгубило весь день, и ужасно трогательно с ним прощалась, и обещала передавать от него сердечные приветы Муре. И вообще, при ближайшем приезде в Израиль обязательно связаться, и знакомство продолжить. И Арнон уехал, окончательно очарованный стройной несчастной женщиной с мягкими светлыми волосами и милыми ямочками на щеках.

Спустя несколько дней Максим сообщил, что Вадим приехал в отпуск из Дюбая и приглашает их в ресторан. Посреди ужина Максиму позвонили, он вышел в гардеробную, и Александра осталась наедине с Вадимом. Вадим смотрел на нее своими ласковыми глазами, взмахивал неприлично девичьими ресницами и улыбался чему-то. Сашка, в поисках темы для разговора, упомянула, что будучи в Америке, заезжала к Муре.

Вадим совершенно равнодушно (Саша обратила внимание!) спросил:

— Ну и как она?

Сашке захотелось съехидничать, и она нарочно ответила:

— Очень счастлива. У нее чудесный муж, ей страшно повезло.

А Вадиму, по-видимому, стало обидно, и он гнусно так усмехнулся и сказал:

— Это не ей повезло. Это ему повезло.

— Ну допустим, — не стала спорить Александра, но тот, как прорвало его, продолжал:

— Мура — самая настоящая женщина, которую я встречал.

Тут уж Сашка возмутилась, и только, чтобы поставить его на место, заметила:

— Мало же ты, наверное, настоящих женщин встречал.

И вдруг глаза его потеряли свою мягкость, и что-то в них промелькнуло такое злое, что Сашка даже отпрянула, а Вадим выпил залпом водку, поставил рюмку и медленно сказал:

— Ну и падла ты, Александра.

У Сашки прямо дух перехватило. И от этой вдруг вылезшей блатной грубости, и от несправедливости. И она только хотела вскочить из-за столика, как он одной рукой поймал ее запястье, и цепко удерживая, сказал так, что она не осмелилась ослушаться:

— Ну ладно, на фиг! Пойдем, Сашка, танцевать!

Саша поняла, что он вдрызг пьян, это напугало ее, но она решила, что лучше не спорить. Он подхватил ее, прижал к себе, и даже тот обычно льстящий факт, что у него на нее явно стояло, на этот раз не придал Саше уверенности в себе. Что-то в нем такое было, что не позволяло ей овладеть ситуацией.

— Вот уж не знала, что она тебе так нравилась, — с вынужденным смешком сказала она.

— А мне все подружки Арнона нравятся… — и еще крепче прижал к себе Александру. Сашка мудро решила, что с пьяным связываться и спорить ни к чему.

Но спустя минуту вдруг совершенно трезвым тоном он прошептал ей в ухо:

— Саш, а то помнишь, что ты обещала меня с ним познакомить?

Сашка пыталась потихоньку высвободиться, но Вадим так крепко ее прижимал, что оставалось только надеяться, что коротенькое черное мини не задралось выше трусов.

— Мало ли что, ты меня тоже обещал познакомить с продюсером с первого канала, — ответила Александра, поняв, наконец, чего он от нее хочет.

— Ну что ж, настало время нам обоим исполнить свои обещания, правда? — И Вадим чуть-чуть отстранился и так ласково взглянул ей в лицо и улыбнулся, что Сашка невольно подумала, что вот кому быть актером, так это ему! — Сашенька, мимо меня не проедешь, — гадко сказал он и закружил Александру так, что она едва не упала.

А зима все шла, надоев до чертиков. Беспечальная Мурка писала о своих рождественских покупках: «На Рождество здесь все друг другу, невзирая на вероисповедание и меру взаимной симпатии, дарят подарки. Начиная со Дня Благодарения, с конца ноября, магазины открываются аж в 5–6 утра, и народ мобилизуется. Я за покупками езжу в такие снежные бураны, в какие в Израиле самый преданный муж жену в роддом бы не повез. На твой вопрос, ради чего рискую собой — предлагаю краткий список последнего захода:

Итого, за восемь-девять часов напряженного шоппинга — 3 тысячи с гаком! И все самое насущное.

А Сережа накупил вина, пива и водки на сумму мне неизвестную, но судя по количеству бутылок, устрашающую.

Не я одна такая. Народ по магазинам таскается с таким энтузиазмом, что на безбрежных паркингах невозможно найти стоянку, как будто этим китайским барахлом торгуют не в Соединенных Штатах Америки, а в Пхеньяне.

Чтобы не презирать себя за то, что занята такой ерундой в жизни, решила утешиться тем, что моя задача — максимально благоустроить нашу жизнь, и если для этого мне нужны красивые вещи, то я их покупаю, и точка.

Зато с болью заметила, что я вообще очень эгоистичный, скупой и черствый человек. Это не шутка. Ни за что, например, не встану ранешенько, и не пойду в какой-нибудь детский дом помыть полы и поиграть с сиротами, и не пожертвую деньги ни на афганских беженцев, ни на устройство дома отдыха для полицейских. На нью-йоркских пострадавших одиннадцатого сентября, правда, пожертвовала 6 (шесть!) долларов. От этого мне стыдно, ибо в теории хотелось бы творить добро и незнакомым людям, поскольку своим родным — дело не хитрое, эдак каждый может! Так что есть необходимость в самоусовершенствовании, и хоть по-прежнему слишком занята собственным благоустройством, но совесть порой грызет».

По мнению Сашки, Муру денно и нощно должна была терзать совесть за то, что она пальцем о палец не ударила ради своей лучшей подруги, которая, сидя в Москве, не только сервизов и Дед Морозов себе не позволяет, но даже в парикмахерскую лишний раз сходить не решается. Хоть Мурка и упрекала ее порой за привычку перекладывать ответственность за себя на дорогих и близких, ну что ж, может, это и так, но по ее Сашкиному мнению, нет ничего в жизни более раздражающего, чем такое вот сытое самодовольство, из которого произрастают эти пустые самоукоры. И поскольку какая-то досада на Муру поселилась в последнее время в ее душе, она решила не передавать ей пьяной болтовни Вадима, тем более, что о нем вообще хотелось вспоминать как можно меньше. Она только исполнит свое обещание — познакомит его с Арноном, конечно, при условии, что и он исполнит свое, и больше она этого типа знать не желает.