Слой 3

На кухне у Максимова хозяйничала остроносая очкастая девица, тушила мясо в гранатовом соусе – Лузгин догадался по запаху, и насчет девицы тоже догадался, о чем и намекнул потом Максимову, и получил под зад коленом. Квартира была панельная, трехкомнатная – такие в Нижневартовске именовались «московскими» и были пределом мечтаний лет двадцать назад для любого нефтяника.

– Скромновато живешь, – подвел Лузгин итог обозреванию квартиры.

– Скоро переселимся, – уверенно сказал Максимов.

– Спасибо Кириенке: теперь доллар попрет, а рублевые цены отстанут. Думаю, к весне я эту хату на центр поменяю, и доплата в зеленых будет не больше тысяч десяти-пятнадцати, мы это потянем. Я уже присмотрел кое-что.

– И сколько будет стоить доллар?

– Да уж за двадцатник точно улетит. Так, старичок, разделимся: я режу, ты таскаешь...

Минут через пятнадцать раздался первый «блям» звонка, потянулись участники мероприятия: упомянутый ранее Владислав с чертежною тубой, одетый затрапезно, потом скромная пара в вечернем, бурный мужчина в годах, с порога начавший лупить по-французски, рыжая изломанная дама с хваткими омами – уж не она ли на спину борцовски? – кремлевским солнцем утомленный Лонгинов (слишком быстро узнал, не выявил положенного удивления); Леонтьев из «На самом деле» – тог не узнал, а ведь встречались на каком-то нефтяном конгрессе, Лузгин тогда прилетел снимать (на камеру, естественно, не с должности) министра топлива и энергетики Шафраника, и Леонтьев выказывал попечительскую близость к свежему министру. Последними заявились два ухоженных приятных джентльмена, один из которых представился коротко: «Панов», а второй весь расплылся в улыбке, и теперь уже Лузгин сделал вид, что знал и ожидал именно его, Геннадия Аркадьевича из бородато-юриной команды. Да, тесен мир, или так хорошо управляем?

За общий стол здесь не садились, каждый устраивался, где хотел, с посудою в руках и на коленях. Лонгинов сразу оккупировал в углу большое кресло, и Максимов поднес ему стакан с бурбоном и кубиком льда. Тарелками с закуской была уставлена вся комнатная мебель; Леонтьев совершал обход и шмыгал носом над едой. Геннадий Аркадьевич плеснул бурбона в два стакана и один предложил Лузгину.

– По моим сведениям, – произнес он поощряющим голосом, – господин Слесаренко был встречен сегодня... изрядно, м-м, изрядно... Поздравляю.

– Нашли себе новую куклу? – через плечо швырнул реплику Леонтьев.

– Ну все, размещаемся! – сказал Максимов, появляясь в дверях с тарелкой пышного салата, поозирался и приткнул ее на пианино меж двух аляпистых подсвечников. Стоявший рядышком Лузгин положил себе в тарелочку резаной зелени с вкрапленьями чего-то коричневого, квадратненького, подцепил из тарелочки вилкой, жевнул и с грохотом разгрыз слегка промайонезенный сухарь и решил, что дальше эту громкую гадость он кушать не будет.

Из кухни явилась девица и заняла последнее свободное сиденье. Леонтьев ругнулся и сел прямо на пол, спиной к буфету, поставив свой стакан на лохматый ковер, а Лузгин так и остался стоять, только сунул тарелку на ворох салфеток за дальним подсвечником. Владислав из «Коммерсанта» уже достал из тубы и цеплял на угол дверцы шкапа большую цветастую карту Москвы. Максимов, присевший на поручень кресла, занятого кухонной девицей, выдвинул свой стакан на всю длину руки и сказал:

– Поехали.

Все выпили, а дама с хваткими очами, сидевшая напротив нога на ногу, поддернула край юбочки к себе и опустила донышко бокала на заголившееся белое бедро.

Итак, господа, – произнес Владислав, стуча по карте ручкой вилки с барабанными звуком, – перед вами московский рынок нефтепродуктов. Самая крупная переделка сфер влияния с так называемой зачисткой произошла здесь четыре года назад, когда «солнцевские» ребята отстреляли почти три десятка авторитетов из разряда «диких» и «отмороженных», и на столичном рынке гэсээм наступил некий порядок. Москва была поделена на четыре зоны влияния, – черенок вилки описал на карте четыре овала, – а сами «солнцевские» к тому же стали играть роль третейских судей. Крупных убийств с той поры не случалось, если не считать ликвидацию гендиректора фирмы «АЗС-сервис» господина Журкина...

– Прятал деньги от «кунцевских», – сказал Леонтьев, и Владислав согласно кивнул.

– ...И директора городского комбината автотехобслуживания Монахова, не пожелавшего делиться своей сетью заправочных станций. Таким образом, к настоящему моменту практически все из более чем пяти сотен азээс на территории Москвы оказались под контролем бандформирований.

Владислав отхлебнул из стакана и сказал:

Дайте кто-нибудь сигарету... Спасибо, продолжим. Основным объектом криминального внимания стал Московский нефтеперерабатывающий завод; здесь хозяйничает гак называемая «мазуткинекая группа», от слова «мазут», – единственная профильная, а не территориальная преступная группа – и так называемые «подольские». Они регулируют доступ клиентов к заводскому «крану», а через гаишников с московской кольцевой контролируют маршруты движения бензовозов и дисциплину водителей. В последнее время интерес к заводу проявляет азербайджанская группировка, но азеры в «сбыт» и лезут, а через своих людей в «Нефтехимбанке» пытаются оседлать заводские финансовые потоки.

Вилка проехала выше по карте.

– В северных районах делами ведают «химкинские», «долгопруднинские» и «коптевские», они держат под контролем все автозаправки и, главное, Павельцовскую нефтебазу. Заметим, однако, что трейдерскую фирму «Чистые пруды», имеющую лицензию на экспорт нефтепродуктов, они оставили на попечении «солнцевских». Так, далее: северо-запад и запад Москвы принадлежат «митинским» и «кунцевским», юго-западом командуют «солнцевские», югом и юго-востоком – «ореховские». Восточную часть Москвы делят меж собой «люберецкие» и «балашихинские». Все группы договорились о единой ставке «налога» на каждую автозаправочную станцию, чтобы не провоцировать конфликты и желание поменять «крышу». Налог берут до двадцати процентов, но не более – братва живет по понятиям и по-своему любит и уважает порядок. Для завершения картины следует упомянуть о силовых и чиновничьих «крышах», без которых не обходится ни одна из группировок. Так, например, охрану Павельцовской нефтебазы осуществляет' частная фирма, возглавляемая бывшим сотрудником ОБХСС, чья жена, в свою очередь, является сестрой начальника окружного УВД. Сбытовая же фирма «Капотня», созданная лично директором Московского энпэзэ и контролируемая «подольской» группировкой (лидер – Сергей Лалакин, кличка «Лучок»), официально прикрыта «Ассоциацией поддержки независимых АЗС», весьма влиятельной и близкой к московскому правительству структурой. Следует вообще отметить тенденцию вытеснения чисто криминальных элементов на периферию нефтебизнеса – в розничную торговлю, тогда как переработка и оптовая торговля постепенно перешли в руки вполне респектабельных «теневиков» с опорой на органы власти...

«Ведь молодцы же, ничего не скажешь, – подумал Лузгин, допивая свой бурбон. – Умеют копать ребята, умеют выстроить цепочку и тянуть, пока не вытянут. А кто в Тюмени из журналистов может похвастать, что вот так, досконально, раскопал и изучил наш собственный бензиновый рынок? Ленимся и бздим, а еще корчим что-то из себя...».

– Теперь об основных приемах и хитростях, – продолжил рассказ Влад, слав, – с помощью которых – ну, естественно, помимо прямого воровства, прибыльного, но опасного – группировки получают и реализуют сотни тысяч тонн левых нефтепродуктов. Самой распространенной формой воровства является залив в цистерны горячего топлива сразу после переработки: горячий продукт, как известно, занимает больший объем, таким образом на каждой якобы залитой под завязку цистерне экономится несколько тонн. К тому же погрешность шкалы мерной рейки в цистерне составляет не менее тонны. Таким образом, с одного железнодорожного состава можно сравнительно безопасно получить до сотни тонн нефтепродуктов. Добавим к этому подделку паспортов о калибровке автоцистерн и регулярное списание якобы разлитого горючего при отгрузке на нефтебазах и заводских терминалах.